Мой личный Вьетнам в северных широтах

Джонни. Это имя можно катать по языку и наслаждаться его мятным привкусом. Джон-ни. Это как подогретое молоко, которое наливают в почти прозрачный фарфор к пятичасовому английскому чаю. Джонни. Это – волосы цвета кукурузы и глаза, вобравшие всю синеву Великих озер. Шерлок сам не знает, почему подобрал голосовавшего паренька на выезде из Чикаго. Может, это все музыка – The Beach Boys крайне уверенно напевали, что ты вот-вот станешь знаменитым и это радостное событие никак нельзя встречать в одиночку. Или же Холмс вспомнил, что по Трассе 66 нельзя ездить в одиночку – к тебе обязательно подсядет девушка-призрак: приятного мало. Шерлок сам не понимает, почему этот парень показался ему знакомым. Чертовски знакомым. Когда Джон запрыгивает в новенький Мустанг Форд, то присвистывает – он еще не встречал машин, у которых могло бы регулироваться сиденье. Шерлок замечает, что у парня почти полностью выгорели ресницы и весь нос в веснушках. - Хотя бы до Пеории, - просит он и закидывает свой обшарпанный рюкзак на заднее сиденье. Холмс ухмыляется – этот малый так вертит головой, словно оказался во дворце. На щеке пара порезов – совсем не умеет бриться. Шерлок прилетел в Штаты как раз ко Дню независимости. Каждый придурок в Чикаго посчитал своим долгом запустить в небо гребаный фейерверк и прогорланить если уж не «Знамя, усыпанное звездами», то хотя бы «Звезды и полосы навечно». Холмс же, истинный англичанин, спокойно попивал теплое местное пиво и бродил до самой ночи среди ликующей толпы, праздновавшей освобождение от его, на секундочку, родины. В 11 вечера, когда стемнело, запустили салют – молодые парни и девчонки завороженно позадирали носы, и в их глазах падали звезды: без разницы, с неба они валились или с флага. Кеннеди уже убит, но Вьетнам еще не случился. Короткий вздох, похожий на жизнь. Это было жаркое лето 64-ого. Шерлоку Холмсу стукнуло 32 года. В кудрявой шевелюре появились первые седые волосы. Он просто вышел утром из своей квартиры, купил билет на самолет (какое счастье, что нужные документы в его семье всегда наготове) и прибыл в Чикаго. Здесь он купил машину, встретил День независимости и решил отправиться по знаменитой трассе, проверить, остались ли еще ангелы в Америке. Первый час поездки Джон молчал и сидел, словно солдат. Типичный мальчишка из Богом забытого городка – обкусанные ногти, перешитые матерью джинсы от отца или старшего брата, пшеничные волосы. Только что окончил школу, может, даже поступил куда-нибудь. Впереди его ждет брак с какой-нибудь Мери или Сарой, двое детей, тяжелая работа, хреновое пиво по выходным и фейерверки на 4 Июля. Но сейчас он хочет путешествовать. Его жизнь – два летних месяца. Нет никаких до и после. И если звезды и сияют на флаге, то только в его честь. - А куда вы едете, сэр? - наконец подает голос Джонни. - В Лос-Анджелес, хочу взглянуть на Тихий океан. Джон опять присвистнул. Кажется, этот парень выиграл первенство родного штата по всем видам свиста. - А ты куда? И откуда? На парня из Чикаго не похож, - Шерлок тянется к бардачку и достается пачку Мальборо. Вытягивает сигарету, зажимает ее губами, щелкает зажигалкой и может жить. Он стряхивает пепел на трассу через полностью открытое окно – и если бы трасса могла раскалиться еще больше, то обязательно бы вспыхнула. - Я ездил к отцу, - через секундную паузу отвечает Джон. – Он поздравил с окончанием школы. И вот… Теперь у меня есть немного свободного времени. Шерлок замечает, что Джон пялится на него, хоть и пытается скрыть это. - У меня тоже есть немного свободного времени, - и Холмс надевает очки-авиаторы, которые стали безумно популярны в Америке после Второй Мировой. - Это славно, сэр, - у Джона округлый акцент южных штатов. Сочетание невинности и порока. Этим ртом надо просить стать твоим «любовником с черного входа». Говори, говори, Джонни. Пеорию они пролетают, даже не притормозив. Джон вытаскивает всю мелочь из карманов и звонко высыпает ее на стойку рядом с апельсиновой шипучкой и кучкой мятной жвачки. Шерлок вздыхает и заказывает у симпатичной девушки за стойкой молочный коктейль для молодого человека, две порции пюре с отбивной и один кофе. - И вот это, - он неопределенно взмахивает над кучкой жвачек, - тоже за мой счет, пожалуйста. - Не стоит, сэр, я могу заплатить, - Джон пытается нахмуриться, но Холмс лишь смеется и подходит к автомату с пластинками. Он ставит Дина Мартина, и небольшая придорожная кафешка наполняется мечтами о любви. - Посмотри на ее губы и ногти – они все обкусаны, потому что она нервничает, - Шерлок склоняется к уху своего попутчика, когда официантка ставит еду прямо на стойку. Живот Джона урчит. – И она смотрит в окна. Она ждет своего возлюбленного. Каждому приходит время любить, Каждый окунется в любовь однажды, И твой поцелуй говорит мне – Пришел и мой черед. Шерлок элегантным жестом приглашает девушку на танец. Та смущается и отказывается, но в итоге сдается. Он кружит ее по залу – в его частной школе балетные классы были обязательны – и все приходит в движение. Пышная юбка униформы шуршит о джинсы Холмса, ладошка девушки потеет на его кожаной куртке, грудь ее то поднимается, то опускается от быстрого дыхания. Шерлок вдыхает аромат пшеничных волос и улыбается. И каждый находит любовь где-то, И никто не скажет, где это может произойти. Но что-то в моем сердце шепчет – Я нашел ее прямо здесь. Девушка кладет голову на плечо Шерлока. Где-то далеко-далеко президент Джонсон вещает о своей политике мира и о том, что война во Вьетнаме должна быть прекращена. Но сейчас они танцуют, и Шерлок с удивлением отмечает, что девушка ждет не возлюбленного, а просто любви. Она кусает губы совсем как Джон. Шерлок понимает, что пригласил девушку на танец, только чтобы Джон посмотрел на него. Вот так, раскрыв рот и застыв с вилкой, полной пюре. Паренек с обнаженным сердцем. Еще не случилось событий на Тонкинском заливе, еще все возможно. Холмс прижимает девушку ближе, широкой ладонью поглаживая ее талию, когда понимает, что хочет понравиться Джону. И ожидание стоит того, Чтобы быть любимым тобой. Музыка прекращается. Шерлок опрокидывает свой кофе и отдает свою порцию Джону. Они едут на запад. Джон говорит, что много раз спал в поле. Джон говорит, что у него есть сестра, которая хорошо рисует. Джон говорит, что его отец шотландец, но они с матерью развелись много-много лет назад. Джон говорит, что играл в школе в бейсбол. Он показывает на левую руку (то, что он левша, Шерлок понял сразу), рисует на ней перчатку бэттера, сжимает двумя руками биту и с усмешкой поправляет воображаемый шлем бэттера. Он увлеченно рассказывает про позиции полевых игроков, про шорт-стоп, про кетчера, про питчера. Но когда доходит до баз, то начинает краснеть. Шерлок знает сленг. «Джонни, доходил ли ты с кем-нибудь до третьей базы?» Но зачем спрашивать, если и так ясно, что нет. Он сам не знает, зачем приехал в Америку. Высокий бледный англичанин. Два года назад он остриг кудри, так что волосы теперь лежали волной. Вырядился как гребаный байкер и ездит с малолеткой по матери всех дорог. Так спасаются от кризиса среднего возраста? Так пытаются найти хоть какой-то смысл в жизни? Все стекла опущены до предела. Дорога воров и убийц, дорога отчаянных романтиков. Вокруг до противного правильный американский пейзаж: пустыни, горы, редкие деревья. И все это под раскаленным трескучим солнцем. Заправки, мотели, красивые девушки, которые ждут кого-угодно-лишь-бы-увез-отсюда, кока-кола, молочные коктейли, жвачки всех цветов и вкусов, автоматы с пластинками, усталые работяги, ирландцы, поляки, шотландцы, индейцы, зазывалы на фронт. Шерлок готов купить Джону любую ерунду, которую тот только попросит. Очки, открытки, марки, шипучки, байк, весь гребаный Канзас. Но Джон не просит. Он ничего не просит, вечно бубнит, что вернет каждый потраченный на него цент. Его клетчатая кофта выцвела и растянулась, но он отказывается от любого предложения по ее замене. Когда он смеется и откидывает голову, подставляя лицо ветру, Шерлок готов умереть. Шерлоку было семь, когда началась Вторая Мировая. Он с матерью и старшим братом уже были в старушке Англии. Его отец был в Германии, он попал в концлагерь еще в 38-ом за пособничество евреям. Сводный 23-летний брат учился в Польше, он считается пропавшим без вести. Джон родился в 47-ом, когда была выдвинута Доктрина Трумена. Шерлок не видел войны, но она стала частью его самого, была историей его самого, его самым сильным детским впечатлением, его отправной точкой. Джон не видел войны, он выскочил из нее прямо в поля с кукурузой и бесконечные автострады. Джон говорит, что каждое воскресенье ходит в церковь. Шерлок специально заруливает в какую-то церквушку (несколько из ее помещений сдаются для собраний женского клуба и игр в бинго). Пока Джон внутри, Шерлок курит, прислонившись задницей к вишневому капоту своего Мустанга. Они так близко к югу, они так близко к югу. - Простите, но у нас из свободных только номера для пар, - старушка на рецепции поправляет очки. – У них сдвинуты кровати. Шерлок в замешательстве. Он ищет глазами Джона и находит его на четвереньках: он гладит золотистого ретривера. Собака радостно виляет хвостом и пытается лизнуть Джона в щеку. - Думаю, ничего предосудительного не будет, если мы возьмем такой номер. Старушка что-то недовольно бормочет, но все-таки протягивает ключ. Так близко к югу, так близко к югу. - Мистер Холмс, это цельная кровать, ее не раздвинуть, - Джон чешет затылок и оглядывает постельное белье, которое они скинули вместе с матрасом. - Ну что ж, ты говорил, что спал в открытом поле, надеюсь, и с этим справишься, - Шерлок улыбается и начинает быстро застилать кровать. В мотелях всегда душно. Соседи слушают радио. На парковке заводят автомобиль. - Чем вы занимаетесь, мистер Холмс? – Джон лежит как можно дальше. Шерлоку не хватает духу сказать, чтобы тот начал называть его по имени. - Я преподаю в университете. Химия, философия и история искусств. За стенкой слышится протяжный голос Бобби Винтона. Я люблю тебя, и нечего тут скрывать, Это лучше, чем сгореть изнутри. - Странное сочетание, - наконец произносит Джон. – Вы хорошо ладите со студентами? «Иногда даже слишком», - проносится в голове Шерлока. Он вспоминает Виктора, лучшего студента на четвертом курсе философского отделения. Кажется, их диалоги о Платоне зашли слишком далеко. Упрямый, безукоризненный и несколько высокомерный в обычной жизни, он оказался невероятно чувственным любовником, способным отдавать и отдаваться с такой силой, словно мир вот-вот рухнет. - Я проспорил брату, что не буду занозой в заднице. Пока что держусь, - Шерлок тянется к тумбочке, чтобы закурить в кровати. – Ты когда-нибудь курил? - Конечно, странный вопрос, - в голосе Джона слышится обида. Верь мне, нет другого пути. - Тогда хочешь? – Шерлок протягивает сигарету. Джон затягивается и начинает кашлять – слишком крепкие сигареты. Шерлок улыбается. - Раньше я был другим, - начинает он. – Какое-то время даже лежал в больнице. У меня были серьезные проблемы с общением и всякая такая хрень. Небо штата Миссури такое темное. - Оу, - голос Джона стал почти хриплым. – И что же вам помогло? Ну, избавиться от этого. «Ничего. Просто научился это скрывать». - Не знаю. Может, за меня как следует помолился один юный американец? Утром Шерлок просыпается первым и обнаруживает светлую макушку Джона у себя на груди. Милый, милый ребенок. Шерлок пытается научить Джона водить, но это плохая идея – тот находит единственное на тысячи миль дерево и чуть не врезается в него. Джон пьет молочные коктейли, с неприятным звуком вытягивая через трубочку все до последней капли. Он облизывает рот и весь Арканзас вздрагивает от сдавленного стона Шерлока. Джон прыгает на кроватях в мотелях, потому что мама всегда запрещала так делать дома. Джон облизывает пальцы после вкусного сэндвича. У Джона щиплет в носу после колы, так что он чихает. Джон носится без рубашки за бродячими собаками, так что на него ругаются старики в кафешках. Джон крайне неумело бреется, а еще мажет редкие прыщики зубной пастой, пока чистит зубы. Шерлок знает способ, как избавиться прыщей. Обычной дрочкой тут не помочь. Холмс плавится, воспламеняется, стонет и умирает. Джон смеется, кружится, щурится и читает вслух все вывески, которые встречаются им по пути. Джон постоянно рассказывает про школу: в его жизни просто больше ничего не случалось. На выпускной он танцевал с главной девчонкой в школе, от нее пахло мармеладом. Миссис Смит всегда всем занижала оценки. Однажды он сбежал с уроков, чтобы посмотреть фильм про индейцев. Девочка из его класса была на концерте Битлов. Такой невинный. Они съезжают на обочину и выходят из машины. Пустынный бесконечный пейзаж по обе стороны от дороги. Но небо… Они точно не знают, где они. Шерлок сидит на капоте и курит. Джон садится рядом и трет свои плечи – ночью холодно. Джонни задирает нос и смотрит на звезды. Они отражаются в его глазах. - Знаешь, мне кажется, что они движутся. Падают на меня. Миллионы звезд. Когда я думаю о них, то у меня перехватывает дыхание, - Джон поворачивается к Шерлоку и выглядит так, словно не может сдержать слез. Он смотрит на небо, и через его маленькое тельце проходит Вселенная. Холмс хочет рассказать про теорию Большого взрыва, про расширение Вселенной и звездную пыль. Но вместо этого он вспоминает, что видел Джона на 4 Июля – тот так же смотрел на тысячи огоньков фейерверка и пытался вместить в себя весь мир. Случайный парень, которого выловил усталый взгляд Шерлока. Фейерверк и гимн. Все это – в его честь. Шерлок тянется и целует Джона в губы. Обкусанные до крови губы. Тот теряется, но отвечает на поцелуй. Говорят, что если едешь по Трассе 66, то обязательно встретишь призрака. Но Шерлок ничего не боится. Говорят, что если едешь по Трассе 66, то обязательно встретишь мага, способного изменить твою судьбу. Но Шерлок не хочет ничего менять. Они целуются в машине, на заправках, в мотелях, в любом укромном месте. Шерлок водит ладонями по бедрам Джона, кусает его за мочку уха, оставляет влажные следы на шее и груди. Джон дрожит, когда Холмс спускается к ширинке его джинс и проводит языком по напряженному члену. Так много ткани, так много ткани. Джон бурчит что-то про мораль и Бога. Шерлок обещает взять все грехи на себя. Джон целует Шерлока неумело, гладит его слишком грубо, но тот стонет от любого прикосновения. Америка раскалена до предела. По радио поют Битлы, но Шерлок не слышит их. Он прикусывает разбухший сосок Джона и водит языком по нему вверх-вниз, вверх-вниз. Джон вспотел: капельки пота на бровях, лбу, волосах подмышек. Джон дрожит, когда Шерлок расстегивает его ширинку. Такой горячий, такой горячий. Холмс освобождает Джонни от одежды, закидывает его на сиденье, берет член в рот и начинает проводить языком по уздечке, рукой надавливая на основание и большим пальцем поглаживая промежность. Он чувствует кисловатую смазку. Его любовник закрывает лицо руками, мышцы его живота напряжены. - Мне прекратить? - Господи, нет. Джон кончает, срываясь на крик. Мимо проезжает машина, и водитель бибикает. Аризона – прекрасный штат. Они останавливаются в мотеле «Зачарованные странники». Смазку хрен найдешь, поэтому Шерлок очень долго плюет себе на ладонь. Джон боится. Он даже не знал, что это на самом деле можно делать. В школе предупреждали, чтобы мальчики держались подальше от людей с наклонностями. Однако сейчас Джон лежал полностью открытый перед другим мужчиной и не чувствовал себя погано. Что бы сказали в воскресенье в церкви? Холмс поворачивает Джона на живот и начинает целовать веснушчатую спину, спускается до копчика и чуть разводит ягодицы. Джон смущен, но не смеет протестовать. Шерлок проводит языком по узкой дырке, стараясь, чтоб там осталось как можно больше слюны. Он чувствует, как дрожит под ним Джон, он слышит, как тот сминает простыни. Ему чуть щекотно. Шерлок растягивает его долго и мучительно, осторожно добавляя пальцы. Они оба потные и скользкие. Шерлок вздрагивает, когда членом ощущает узость своего любовника. Он ускоряется, чуть меняет наклон и начинает долбиться в простату. Джон шипит, хнычет, но потом начинает стонать. У них сводит ноги, в комнате нечем дышать. Они кричат. Они не скрываются. Пусть весь этот штат и все соседние штаты слышат их. Звезды падают с небес. Они вылизывают друг друга как собаки. Они трахаются как животные. Они не разделимы. В этом мире нет ничего, кроме них, дороги и жары. Колени Джона стерты, Шерлок весь покусан. Они долго проветривают машину, потому что она пропиталась спермой. Они наги под солнцем. Так близко к западу, так близко к Калифорнии. Шерлок отправляет матери открытку в Норфолк. На ней изображено озеро Мичиган. «Цвета твоих глаз, Джонни». Джон зачем-то запоминает ее адрес, словно это сближает его с Шерлоком еще ближе. Невозможно ближе. Они заезжают в кинотеатр под открытым небом, чтобы посмотреть фильм. «Зло Франкенштейна» или что-то такое. Худший фильм, который только мог быть снят про Франкенштейна. Но Шерлок забывает, как дышать, когда Джон обнимает его и кладет голову ему на плечо. Весь день крутился, как волчок, Но я вижу тебя – и все хорошо. Совсем близко Лос-Анджелес. Они знают, что это значит. Они знают, что не должны значить друг для друга так много. Это всего лишь дорожное приключение, Штаты видели и не такие истории. Я не могу расстаться с тобой, Но если я выгляжу разбитым и грустным, Просто иди прочь, не останавливайся. Лето 64-ого – вдох, жизнь, заключенная в несколько жарких недель. Шерлок встретил посреди безлюдных пустошей настоящего ангела. Боже, благослови Америку!

***

Рядовой Джон Хэмиш Уотсон погиб 7 февраля 1965 года во время атаки партизан в Плейку, Вьетнам. Шерлок Холмс не помнил, откуда у него жетон с именем какого-то Джона Хэмиша Уотсона. Он не помнил, как его матери пришла посылка с коротким письмом – сын миссис Уотсон, призванный в сентябре 64-ого верил, что вернется, но попросил отправить жетоны, если… Он хотел вернуться, чтобы никогда не напоминать о себе Шерлоку Холмсу. Это желание должно было его спасти. Шерлок Холмс не помнил, как женился, не помнил, как родился его старший сын. Но он помнил, как подарил младшей дочери золотистого ретривера. Он помнил, как грустно было ему на похоронах бывшей жены, хотя к моменту ее смерти они были в разводе лет 15. Он не помнил, что в 1985 году Трасса 66 была навсегда закрыта. Ничего больше не напоминало о ней. Ему было 79, и он страдал провалами в памяти. Дочь рассказала, что он всегда носил эти жетоны. - Это так странно, да? Никто не знал, что в последний момент Джон Хэмиш Уостон подумал, что разлетающиеся снаряды похожи на фейерверк. Совсем как тот, который он увидел прошлым летом. Прошлым летом. Шерлоку Холмсу был 81 год, когда он умер. Он перестал узнавать родных. На последнем вздохе он почувствовал сухой воздух автомагистрали, услышал заливистый смех и кинулся в миллиард разлетающихся звезд. Боже, благослови Америку!