(Не)нормальная

      Быть особенным — штука несложная. Вляпаться в это дело проще пареной репы. Например, достаточно всегда следовать правилам и наставлениям. Или любить читать книги. С выбивающимся из ряда вон именем вы обречены быть особенным — по крайней мере, окружающие будут ждать от вас чего-нибудь сверхъестественного и необычного. А уж если у ваших родителей страшная профессия, то вам определенно никуда не деться. И ладно бы ваш папа (или мама) был полицейским или директором школы - но стоматологом! А если оба? На вас будут смотреть со священным ужасом в глазах и стараться тихонечко улизнуть,пока вы не вытащили из кармана портативную бор-машинку и не засверлили несчастного обывателя насмерть.       Как вы могли понять из вышесказанного, мисс Гермиона Грейнджер была обречена стать особенной еще даже до рождения. Родители могли смягчить злосчастное влияние своей профессии на жизнь отпрыска среднестатистическим именем, и, возможно, будь мисс Грейнджер Лизой или Кэти, её особенность не выросла бы до таких размеров — но мама и папа Гермионы недооценили весь масштаб последствий этого имени. И пусть тонкие ценители вспоминали про Шекспира и говорили о редкой мелодичности и сочетаемости имени и фамилии, Гермиона была вынуждена все детство отзываться на Гельмиону Глейндзел — число ценителей Шекспира с правильной артикуляцией среди ровесников стремилось даже не к нулю, а к минус бесконечности.       Род деятельности родителей оставил на личности Гермионы неизгладимый след. Будучи представителями интеллигенции в третьем поколении, они стремились привить подобающие качества и дочери, в чем несомненно преуспели. Юной мисс Грейнджер никогда ничего не запрещали посредством давления родительским авторитетом — только объясняя, чем грозит нарушение правил. По здравом рассуждении, вы, конечно, согласитесь, что есть мороженое на морозе - идея крайне неудачная, тем более в начале каникул, которые вы хотели провести в гостях у бабушки с дедушкой, а не в постели с ангиной и температурой под сорок.       Книги также вошли в жизнь Гермионы с легкой подачи мамы и папы, а если быть точнее, с их личной библиотеки. Приключения Золушки или спящей красавицы — вещь, конечно, жутко интересная, но не каждый же вечер. Когда своих книг стало недостаточно, мисс Грейнджер был открыт священный Грааль — родительская библиотека. Возможно, кому-то научная писанина о премолярах и резцах покажется жутко нудной и скучной, но Гермиона уже знала от родителей о важности зубов, и поэтому отважно продиралась сквозь ряды научной терминологии. Тем более, найди еще эту Золушку с её тридевятым царством, а рот - вот он, прямо-таки под носом. Эффект новых знаний был подобен разорвавшейся бомбе: родители гордо светились, знакомые взрослые смешно пучили глазки и ненадолго теряли дар речи — с открытым ртом особо не поговоришь. К сожалению, на сверстников чудо не распространилось: ребята постарше называли задавакой и заучкой, гордо отходя на другой край детской площадки, ровесники молча подражали старшим, а мелочь в превентивных мерах сразу ударялась в рёв, ибо о страшных стоматологах знали все. Но Гермиона не отчаивалась, она твердо знала, что знание — сила, и верила, что уж в школе-то и остальные придут к этой важной истине.       Школа действительно открыла для мисс Грейнджер новые горизонты — и в первую очередь это была школьная библиотека. В силу возраста и занятости родителей городская библиотека для Гермионы была еще недоступна, библиотека личная же пополнялась темпами, совершенно не удовлетворяющими всевозрастающие запросы. Грааль был открыт вторично. Нет, это была целая Америка! Она не была ограничена рамками личных и профессиональных интересов родителей, в ней можно было найти книгу на любую тему. Гермиону переполняло счастье, и, чтобы оно не разорвало её на тысячу маленьких Гермион, им следовало поделиться. Преподавательский состав отнесся к счастью, идущему в руки, неоднозначно: некоторые с энтузиазмом поддержали мисс Грейнджер и советовали подходящие книги, другие относились как к само собой разумеющемуся прилежанию, находились и те, кто удрученно полез на дальние полки за специализированной литературой, так как попасть впросак перед юной ученицей не было желания от слова «совсем», — но в общем и целом рвение Гермионы учителя восприняли положительно. Чего, увы, нельзя было сказать о соучениках, и вы наверняка их поймете: мало кому будет приятно, если ему день за днем будут ставить в пример жутко правильного, жутко умного — особенного человека.       Но как бы ни страдали одноклассники от регулярного орошения центральной нервной системы путем капельного полива, Гермиона на одиночество не жаловалась — всегда находились желающие воспользоваться её тетрадкой с домашним заданием, а ближе к итоговым контрольным лихорадка «достать конспект Грейнджер» охватывала всю параллель. И продолжалось бы все так и дальше, не заведи Гермиона разговор об этом дома. Родители помощь одноклассникам не оценили и назвали её «медвежьей услугой». В погоне за оценками все забыли о первоначальной цели — знании. А скатывая домашку из чужой тетради, ничему так и не научишься.       Но одноклассники заботы о реальных ценностях образования не оценили. Звать с собой Гермиону стали все реже, шепотки за спиной все чаще превращались в хихиканье, Гермиона могла поклясться, что иногда слышит слова «всезнайка» или «дура». В открытую ей никто ничего не говорил, но в один ужасный день, возвращаясь в класс из библиотеки, мисс Грейнджер услышала страшное. За дверью, как заезженная пластинка, повторялись слова «Герррррмиона — книжный черррррвь», «Ненорррмальная Грррейнджерр» - и взрывы хохота аккомпанементом.       Гермиону пробил холодный пот. Первым желанием было спрятаться, убежать и больше никогда не возвращаться в этот класс. Её охватил страх, но, осознав это, Гермиона немного успокоилась. Ведь если есть страх, значит, с ним нужно бороться — иначе он будет преследовать тебя до самой смерти. До начала урока оставалось всего ничего, зайти вместе с учителем будет вдвойне унизительно, поэтому Гермиона решительно взялась за ручку двери, глубоко вдохнула и открыла дверь.       Раскатистый хохот стих, но на смену ему пришли перешептывания. Одноклассники смотрели с интересом, чуточку насмешливо, с вызовом в блеске глаз. Словно стая львов — один неосторожный шаг, и тебя обглодают до костей, да и те потом будут долго грызть, обтачивая зубы. Гермиона осмотрела класс, не позволяя себе опустить взгляд. На третьей парте центрального ряда красовалась клетка с оливково-серой кореллой, которая продолжала вопить о личных качествах Гермионы и никак не хотела затыкаться. За этой партой обычно сидела Элис Бьютхорн, редкая красавица и, как следствие, редкая зазнайка. Элис никогда не просила у Гермионы тетрадей «сверить ответы», но, учитывая, как скатились её оценки в последнее время, сомнений в том, что ответы до нее доходили, не оставалось. Сейчас мисс Бьютхорн, щуря глаза от улыбки, как мартовский кот, греющийся на солнышке, внимательно ждала реакции Грейнджер, которая внезапным переосмыслением гуманитарной помощи нуждающимся существенно попортила ей годовой табель.       Гермиона в притворном удивлении подняла брови:        — Элис, разве ты не знаешь, что правилами школы запрещено проносить животных на территорию?       Гермиона перевела взгляд на птичку, внезапно сменившую пластинку. «Сюзи хорррошая, Сюзи кушать». Попугайчик стремительно лысел и никак не мог взять в толк, что же с ним происходит. Хотя, скорее, понимал - но высказать этого не мог. Элис с ужасом смотрела на питомца.       Гермиона меж тем продолжала вещать менторским голосом:        — Я сомневаюсь в его здоровье. Хотя частичная алопеция возможна и при резкой смене обстановки, но давно ли ты возила его к ветеринару? Возможно, у него трихоз или кожный клещ. Надеюсь, его руками никто не трогал?       Половина класса хлынула к туалетам мыть руки с мылом, едва не сбив при этом миссис Кроувуд. Грозно сдвинув очки на кончик носа, миссис Кроувуд обвела тяжелым взглядом оставшихся и потребовала объяснений. Мисс Бьютхорн применила единственное известное ей оружие в безвыходных ситуациях — горько, безутешно заплакала. К её несчастью, Изабелла Кроувуд в юности блистала красотой не меньшей, а потому знала о многих уловках и на сантименты не разменивалась. Разбирательств Элис избежать не удалось, в сопровождении миссис Кроувуд она отправилась к директору с клеткой в руках, оставляя за собой темные оливково-серые перышки. Контрольная была сорвана, что Гермиону искренне расстроило.       Жизнь вернулась в свое русло, экзамены были успешно сданы, а одноклассники, получив достойный отпор, успокоились. И возможно, Гермиона так бы и осталась особенной девочкой, которую ставят в пример другим, а потом стала бы не менее особенной женщиной, сделав научный прорыв в области физики или химии, и вышла бы замуж за такого же особенного мужчину. Но само слово «особенный» уже набило оскомину, одноклассники, назвав её ненормальной, были жестоки, но в то же время ужасающе правы. Эта горькая правда отличия от рядового сверстника дала возможность осознать мисс Грейнджер одну непростую вещь — быть особенным иногда просто невыносимо.       И впервые за свои одиннадцать лет Гермионе не хотелось читать. Она грустно смотрела в окно и думала о вечном вопросе «что делать?», пока не увидела вопиющую по своей алогичности сцену. На заборе перед домом сидела сова. Живая, ухающая сова. Вскоре сова улетела, но странности на этом не закончились, потому что мама принесла ей письмо. Гермиона написала кучу сочинений, рассуждений, конспектов — но никогда она не писала писем. И вдруг ей письмо. Причем жутко необычное: конверт из желтоватого пергамента без марки, а адрес написан изумрудными чернилами вплоть до комнаты. Но еще больше Гермиона удивилась, когда его распечатала — её приняли не просто в школу, а в Школу Чародейства и Волшебства! Целая школа волшебников! Конечно, это могло быть розыгрышем, ошибкой, но, несясь на всех парах к родителям с потрясающей новостью, Гермиона знала, что это правда и что она самая обычная, нормальная девочка в самом обычном, волшебном мире.