Dissonance

Слэш
NC-17
Завершён
1023
автор
LadyQueen бета
Размер:
27 страниц, 3 части
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
1023 Нравится 22 Отзывы 158 В сборник Скачать

Бонусная глава II

Настройки текста
      Стоя перед двухэтажным загородным домом Глускина, Вейлон чувствует себя как-то нелепо и неловко одновременно. Он обводит пальцами прутья кованой решетки, поросшие хитросплетенной вязью виноградной лозы. Матовые мясистые листья, насыщенного темно-зеленого цвета, бликуют в белом электрическом свете фонарей, они кажутся почти черными, какими-то неживыми, такими же стальными, как и решетка входа. Дом Эдди болезненно-белый на фоне глубоко-синего цвета ночи. Дом Эдди спит, закрыв все свои «глаза» - ни в одном окне нет света, лишь где-то на втором этаже, в самом крайнем окне виден слабый отсвет, но Вейлон не может сказать точно, свет ли это вообще или игра его воображения. Программист нервно поправляет сползающую лямку рюкзака камуфляжной расцветки и думает о том, что неделя отпуска – не самая лучшая его идея. Неделя отпуска в загородном доме Глускина видится ему не такой симпатичной, как раньше. Дом Эдди выглядит гротескным, угрожающим монолитом белого камня, совсем не таким гостеприимным, каким расписывал его сам хозяин. Вейлон топчется на месте и под подошвами его ботинок хрустит насыпь искусственного мелкого гравия. Обсаженная по краям низкими кустарниками дорога до дома – она вся в этом хрустящем гравии, так что без шума не подберешься. Программист вновь поправляет лямку рюкзака, и думает о том, что еще не поздно вызвать такси и вернуться в свою скромную двушку в городской черте, а потом он видит нарисовавшийся в одном из темных окон чернильный силуэт, он чувствует взгляд этого бесформенного пятна, чувствует насмешку. Если в этом доме и живут призраки, то они слишком похожи на Эдди, и Вейлон не знает, что хуже – реальное приведение или приведение Глускина. Мобильный в его кармане беззвучно вибрирует. На белом экране его мобильного:       «Чего ты ждешь? Заходи, не бойся, я не держу больших и злых собак на своем участке».       Вейлон почти слышит издевательскую интонацию, с которой Эдди проговаривает эту фразу. Задетый за живое, он отталкивает от себя кованую решетку калитки и нерешительно подступается к мрачному монолиту дома. Гравий хрустит под его ногами так, будто он идет по стеклу, будто шагает по костям. Небо над его головой темное и низкое, подернутое молочно-белой дымкой облаков, сквозь тонкую шаль которых виден блеск особенно ярких звезд. Воздух тут свежий и чистый, пьяняще сладкий, и совершенно не такой, как в черте Денвера. Воздух на территории дома Эдди сладко пахнет флоксами и липким соком пионов. Вейлон оторопело замирает на месте, когда сквозь матовое, «затуманенное» стекло входной двери проступает пятно включившегося мягко-золотистого света, чернильный силуэт уже поджидает его у самого порога. Щелчок задвижки в окружающей «живой» тишине звучит оглушающе громко, подобно хрусту сломанной ветки. Вейлон подходит к двери и тянет ее на себя, открывает, и жмурится на золотистый свет ламп, в которых тлеют вольфрамовые нити. Прихожая залита светом, прихожая Эдди и весь его дом, та его часть, которую видит Вейлон в данный момент – куда более приветлива в отличие от фасада, даже та часть, что погружена в мягкий ночной сумрак не пугает Вейлона. Главное – преодолеть себя, а все остальное приложится само собой.       - Семь минут потраченного впустую времени. Ты неэкономичный, Вейлон, - оттянув уголок губ в сторону так, что непонятно улыбается он или усмехается, говорит Эдди. Он подпирает плечом косяк арочного полукруглого проема и пристально наблюдает за разувающимся Парком, сложив руки на груди. На Эдди только мешковатые, растянутые в области колен, спальные штаны светло-серого цвета, висящие настолько низко, что Вейлон видит едва выпирающие тазовые костяшки, видит гладкий скат мышц нижнего пресса и оттененные линии паховой связки. Одетый даже в эту домашнюю, потасканную одежду Глускин выглядит слишком представительно, слишком хорошо. И это как-то неестественно, как-то сказочно. Возможно, просто наверняка, вы когда-нибудь видели поразительную разницу между своим знакомым, которого встречаете на улице: одетого по последней моде, в стильной кожаной куртке и фирменных очках от RayBan; и которого видите дома: в растянутой, покрытой сальными пятнами футболке, которая, кажется, пережила времена Американской Революции и нелепых штанах, купленных в ближайшем «Сэконд Хэнде». Смотря на Эдди Вейлон не чувствовал этой разницы, он не видел ее даже пристально присматриваясь. Скинув с плеча рюкзак и поставив его в угол неподалеку от входной двери, ровно около подставки для зонтов, Вейлон делает пару шагов навстречу Эдди. Парк вероломно нарушает зону его личного комфорта, в которой со всеми удобствами обосновался еще месяца два-три тому назад и прикрывает глаза, глубоко вдыхая в себя запах сандалового масла, которым пропахла кожа Эдди, вдыхает запах миндаля и корицы запутавшиеся в его волосах, дышит специфическим, землянистым запахом пачули, которым тянет от его широких, теплых ладоней.       - У нас есть семь дней, так что я просто смаковал момент. Хотя, честно сказать, снаружи домик у тебя стремный, - усмехается Вейлон и вздергивает верхнюю губу, скалясь, когда Эдди сжимает и оттягивает волосы у него на затылке. Глускин не любит, когда кто-то, что-то говорит про его дом, когда кто-то критикует его дом и личное пространство, критиковать зону его комфорта хуже, чем вторгаться в нее – во втором случае вы еще, возможно, даже успеете убежать, главное потом прячьтесь получше и молитесь. Вейлон хрипло смеется и, отстранившись от любовника, следует в гостиную залу, объединенную с кухней, и отделенную от последней только вмонтированным в стену столом, который больше похож на барную стойку. Дом Эдди эстетически красивый, с приятной глазу комфортной обстановкой. Вейлон замирает на месте, озирается по сторонам и взгляд его скачет от одной детали к другой, от одного искусственно состаренного бра к другому. В доме Глускина мягкий винтаж и тусклая старина сочетаются с рубленными, четкими линиями хай-тека, и современности. В доме Эдди – натуральный камень, ткани и светлые породы дерева переплетаются с холодной сталью, и гибким пластиком. Поглаживая кончиками пальцев мягкую, как шкурка каракульского ягненка, чем-то отдаленно напоминающую велюр, обивку дивана, Вейлон осматривается по сторонам, и мягко улыбается. Нет, он забирает свои слова назад, провести тут неделю уже не кажется такой плохой идеей. Эдди мягко, тихо подходит к нему со спины и, обняв, кладет тяжелую голову на плечо.       - Ты вроде обещал мне какой-то сюрприз, - говорит Вейлон и прикрывает глаза, чуть склоняя голову к плечу, чувствуя легкие поцелуи, касающиеся его виска и щеки. Теплое дыхание Эдди, скользящее по изгибу его ушной раковины, свежо пахнет мятой и мелиссой. Вейлон улыбается, когда губы Эдди прикасаются к его шее, накрывают лилово-алую, уже начавшую желтеть по краям гематому, которая уже болит не так сильно как пару дней назад. Отпечаток излившейся под кожей крови это то, что называют «меткой», то о чем говорят: «Прошлой ночью, кое-кто перестарался».       - Не «вроде», а обещал. Я всегда сдерживаю свои обещания, - говорит Эдди и, отстранившись, обнимает пальцами узкую ладонь программиста, и тянет его за собой в сторону лестницы, ведущей на второй этаж этого двуликого дома. Он тянет его по коридору и Вейлон все сильнее, и явственнее слышит свежие цитрусовые ноты, смешивающиеся, и ослабляющие приторно-сладкий, возбуждающий запах иланг-иланг, парень улавливает в воздухе запах корицы, и чуть горчащий, терпкий запах гвоздики, будто кто-то разлил совсем рядом только-только сваренный глинтвейн. А потом Эдди мягко подталкивая в спину, заводит его в дальнюю комнату этажа, в комнату, залитую приятным глазу и расслабляющим, естественным ало-золотым светом гильзовых свечей от горения которых в комнате тепло, и уютно. Вейлон замирает на месте и осматривается по сторонам, рассматривает обстановку: рассматривает аромалампы, изображающие улыбчивых людей, держащих на своих керамических головах сосуды, наполненные теплой водой, и эфирным маслом; рассматривает индийские «лодочки» из красного дерева украшенные стеклом и костью в желобках которых курятся тибетские благовония; рассматривает атласную, переливающуюся десятком оттенков пурпура простынь, укрывающую широкую кровать. Все это помещение состоит из света, тепла и мягкой смеси сладковато-терпких запахов: белый мускус, сандал, и иланг-иланг ослабленные нотами лимона, горького грейпфрута, и дикой орхидеи.       Вейлон не мешает Эдди расстегнуть и стянуть с плеч толстовку, помогает ему избавить себя от футболки, и выдыхает ртом, чувствуя скользящее прикосновение пальцев к поджарому, напряженному животу. Опустившись на край кровати, и сдергивая с себя штаны вместе с носками, закидывая вещи куда-то под кровать, Вейлон вспоминает о том, как Эдди в свое время рассказывал ему, что со скуки записался на курсы ароматерапии, и рефлексологии. Еще тогда Вейлон сказал ему, что все это – чушь собачья. Тогда Вейлон забыл про то, что память у Эдди очень хорошая. Вот он какой, этот сюрприз. Растягиваясь по атласной простыни и прикрывая глаза, глубоко вдыхая расслабляющее, и успокаивающее смешение запахов, Парк думает о том, что он совсем не прочь принимать такие подарки как можно чаще. Он улыбается, чувствуя опустившийся на бедра вес чужого тела, поводит плечами назад, чувствуя стекающее по ложбинке позвоночника согретое эфирное масло. Вейлон думает о том, что сейчас слова неуместны, что сейчас ему даже не надо говорить, чтобы выразить свой восторг, за него все скажет язык его тела. Тишина и безмолвие звучат упоительно, и естественно – привыкшие жить в городском шуме вы удивитесь тому, насколько приятно вам станет тогда, когда вам посчастливится оказаться в природной тишине за городской чертой, насколько необычной, и чарующей покажется вам реальная тишина.       - Мы вернулись к тому, с чего начинали, это… забавно, - говорит Вейлон и прикрывает глаза, дышит белым ароматным дымом курящихся благовоний. Перед его внутренним взором: глубокий вечер субботы переходящий в ночь, небольшая роща молодых деревьев и плещущаяся неподалеку озерная вода едва пахнущая тиной. Перед его взором: жаркий огонь костра. Он почти чувствует жар огня на своей коже, почти слышит плеск воды. Эдди растирает его кожу своими теплыми, широкими ладонями, втирает в его бледное тело смесь из масел лаванды и чабреца. Он массирует его кожу с обеих сторон позвоночника, переминает идущие параллельно позвоночнику мышцы подушечками больших пальцев. Это почти больно и Вейлон хмурит брови, и поджимает губы, он расслабленно выдыхает только тогда, когда промяв мышцы с обоих сторон, Эдди проводит раскрытыми ладонями вдоль его спины – от плеч до поясницы, едва царапая кожу ногтями так, что Вейлона потряхивает, и передергивает в плечах, а его кожа покрывается мурашками. Глускин тянет усмешку по своим губам и тихо хмыкает откуда-то сверху.       - В механизмах воздействия при ароматерапии различают три возможных влияния на организм, - говорит Эдди и смазывает виски Парка смесью мятного, и эвкалиптового эфирных масел, и прочерчивает пальцем полоску вдоль его лба. Мята и эвкалипт – расслабляют, помогают избавиться от головных болей, снимают усталость, по крайней мере, именно так им говорили на курсах ароматерапии, когда наглядно показывали, как правильно смешивать, и наносить эфирные масла. Даже процесс смешивания можно превратить в таинственный ритуал, главное, чтобы вы сами этого хотели. Вейлон глубоко вдыхает в себя этот свежий, с островатыми нотками запах трав и расслабляется. Монотонный, мягкий голос Эдди накладывается на картинку перед его внутренним взором – он все там же, в нескольких километрах от Денвера сидит перед костром на живописном береге необъятного озера.       - Один из этих механизмов – психологический. Запахи могут влиять на нашу психику, но в этом нет ничего удивительного. Нам рассказывали, что в результате вдыхания запаха эфирных масел у человека возникает индивидуальный ответ организма на запах, который может быть сознательным или подсознательным. Человек может что-то вспоминать, может проявлять самые разные эмоции, выдавать самые разные реакции, - говорит Глускин, заполняя своим голосом «тишину в эфире», и растирает его плечи широкими круговыми движениями, обхватывает плечи, постепенно разминает жесткие мышцы, пытаясь не причинять лишней, неуместной тут боли. Эдди как обычно уверен в себе, он как обычно знает, что делает, и Вейлону нестрашно ему довериться.       - Все новое – это хорошо забытое старое, - говорит Глускин, как бы отвечая на самую первую реплику Парка, и распределяет масло по его рукам, массирует его предплечья, перебирает пальцами связки мышц. Специфическая смесь запахов белого мускуса и сандала заполняет комнату перебивая даже запах иланг-иланг – три сильнейших ароматических возбудителя. Парк дышит глубже и чаще, впитывая в себя звучание запахов, их переливающуюся структуру, он облизывает свои губы, и ему кажется, что на кончике языка скапливается сладкий привкус. Перед внутренним взором Вейлона: он сам, смущенный и сбитый с толку тогда, когда почувствовал, что Эдди отнесся к нему весьма неоднозначно. Кто бы мог подумать, что все закончится так, как закончилось. Парк мягко улыбается и пурпурный атлас простыни скользит по его узким губам. Эдди растирает его ладони, уделяет внимание каким-то конкретным точкам. Вейлон все еще считает, что рефлексология – это чушь собачья, придуманная идиотами для идиотов. Вейлон считает, что нельзя лечить людям сердце делая им точечный массаж ступней, для этого есть кардиологи. Вейлон относится к той группе людей, которая презирает альтернативную и народную медицину, Парк говорит: «если у тебя отказывает печень – обратись к гастроэнтерологу, а не заливайся настоями зверобоя и корней одуванчика». Сандал пропитывает его насквозь, и Вейлон елозит на атласной, скользкой простыне, чувствуя напряжение в теле, в нижней его части. Запах кружит голову, запах прикасается и сплетается с его нервами.       - Благовония могут возбуждать. Благовония – это древнейший афродизиак, известный еще с тех времен, когда у мужчин не было тадалафила или виагры для того, чтобы поставить свой член в стойку «смирно», - говорит Эдди своим шелковым голосом растирая его голени, - ты удивишься сколько в древности было импотентов, - говорит Эдди и в его голосе слышна насмешка. Вейлон вздрагивает, чувствуя губы Глускина на своей лодыжке, чувствуя то, как он прикусывает тонкую кожу на выступающей круглой косточке. Парк выдыхает как-то судорожно и резко, собирает пальцами складки простыни, и вновь их разглаживает, на его губах – напряженная улыбка человека, который знает, чем может закончиться все это. Парк думает о том, что Эдди не вписался бы в реалии прошлого, он думает об этом и чувствует пальцы Глускина на своих ступнях, Эдди уверенными движениями массирует подъем его стопы, разминает определенные точки о которых им просто наверняка рассказывали на курсах рефлексологии. Эдди сквозь кожу целует узкую связку его сухожилий. Вейлон приподнимается на локте и поворачивает голову к плечу, краем глаза наблюдая за Эдди, который наблюдает за ним. Глускин улыбается ему.       - Благовония возбуждают человека за счет содержания в них эфирных масел: запах через обоняние передается в мозг и уже там действует непосредственно на гипофиз. Гипофиз – это такая маленькая штучка в нашем затылке, которая отвечает за выработку гормонов, влияющих на рост, обмен веществ и репродуктивную функцию. Эта маленькая штучка, повинуясь импульсу, она выбрасывает в твою кровь убойную дозу эндорфинов, что в свою очередь погружает тебя в эйфорию и усиливает сексуальное желание, - неспешно объясняет Эдди то, что он слышал на своих долбанных курсах чуши, что просто наверняка синими чернилами записано в одном из его бесчисленных блокнотов и ежедневников, - это, конечно, еще не гарантирует того, что твой член зашевелится, но надышавшись пачули тебе гарантированно захочется секса. Некоторые масла и благовония – это возбуждающие средства, к помощи которых прибегали еще в Древнем Египте, - говорит Эдди, и наблюдает за тем, как Вейлон выгибает спину отзываясь на каждое новое его прикосновение. Некоторые свечи потухли, захлебнувшись талым воском, и теперь в комнате заметно темнее. В окружающем полумраке Глускин с мечтательной улыбкой на губах смотрит на блестящее от масла, покрытое бликами золота и меди тело Парка, на его напряженные руки, и абрис скуластого лица. Звучание благовоний постепенно угасает и развеивается, оставляя после себя только едва уловимый шлейф сладковатого, цветочного аромата.       - Бред, все это полный бред, я не верю в альтернативные практики, - говорит Вейлон и переворачивается на спину, опирается на локти, и наблюдает за Эдди, который подается выше, нависает над ним, и замирает в сантиметрах его лица. Глускин прикасается к его напряженному животу, размазывает по скату мышц оставшееся на пальцах масло, прикасается к его члену сквозь ткань нижнего белья, тихо фыркает, усмехается и качает головой. Конечно, Вейлон не верит ни в инопланетян, ни в призраков, и тем более он не верит в методы альтернативной медицины. Вейлон – нет, но его тело, это другой вопрос, его тело, судя по всему, оно верит, в альтернативную медицину точно. Парк зубоскалит и проводит языком по своим деснам, выжидает, уже готовый к болезненному поцелую-укусу, уже готовый сорвать голос, и разодрать глотку стонами, готовый шептать бессвязные, типичные фразы, и облизывать сухие губы свои, и чужие.       - Конечно, я все понимаю, это твое дело. Каждый верит в то, во что ему хочется верить, - насмешливо говорит Эдди, и подцепляет пальцами резинку его нижнего белья, медлит, оттягивает момент, сцеловывает сладкое масло с его плеч, усмехается в изгиб шеи, чувствуя трепет в чужом теле. Если бы не самоконтроль, то Парк уже цеплялся бы за него, как утопающий, но он слишком самовлюблен и уперт, не любит потешать чужую самооценку, это тоже нормально, даже привычно.       - Чтобы трахнуть человека не нужно быть египетской царицей или дипломированным мастером ароматерапии, - говорит Вейлон не препятствуя и наблюдая за тем, как Эдди стягивает последний элемент одежды с его бедер, оставляя полностью обнаженным, и избавляет от одежды себя самого. Рассматривает и без того знакомую структуру чужого тела, проступающие мышцы, оттененные светом свечей, которые все еще горят. Вейлон принимает его тело в свои объятия, а после принимает в себя и запрокидывает голову назад, выгибается в спине, и сдавливает согнутыми в коленях ногами талию Глускина. Атласная ткань под его спиной – скользкая и теплая, согретая теплом их тел. Парк кусает губы, впивается в чужой рот, проминает пальцами кожу на чужой спине и улыбается через силу, контролирует мимику остатками здравого сознания. Старая, массивная кровать натужно скрипит и этот скрип слишком громок для окружающей их звенящей, пропитанной запахом белого мускуса, и дикой орхидеи, темноты. Они улыбаются друг другу, оба чувствуют себя актерами какого-нибудь дешевого эротического фильма, это почти нормально, это даже не смущает. Эдди целует лилово-алую отметину на шее Парка, обдает дыханием его ключицы и прикусывает тонкие, выступающие кости, сдавливает в зубах тонкую, натянутую кожу, срывая с чужих губ очередной полустон.

* * *

      Вейлон не знает, как долго это продолжалось, опьяненный сладким запахом, сладким вкусом, он даже не помнит и половины того, что делал с ним Эдди, он помнит только страсть, и желание, смешанные с болью, помнит прикосновение широких рук, и мягкие укусы. Лежа на груди Эдди, чувствуя его руку, рассеянно перебирающую пряди взмокших волос, Вейлон стягивает с тумбочки светлую палочку благовония, задумчиво крутит ее в руках, рассматривает со всех сторон с интересом и недоверием. Он думает о том, что тоже хочет прикупить себе пару таких штучек, потому что пахнут они действительно потрясно, лучше всяких химических освежителей воздуха и прочей бытовой дряни.       - Ты действительно в это веришь? – спрашивает Вейлон и косится в сторону Эдди. В какой-то момент рука, гладящая его по голове замирает, Глускин хмыкает и задумчиво цокает языком, после чего движение продолжается.       - Верю. Если ты хочешь убедить человека в чем-либо, поверь в это «что-либо» сам, иначе рискуешь выглядеть неубедительно. Судя по твоей реакции я был более чем убедительным, - усмехается Эдди, видя вопросительное выражение на лице Парка, качает головой и продолжает говорить, - наше сознание вещь куда более странная, чем наш мозг. Сила внушения – это весьма эффективный инструмент в нужных руках, если ты умеешь говорить красиво, то можешь убедить человека в чем угодно: можешь убедить спортсмена в том, что он инвалид. Можешь убедить скептика в том, что пара ароматических палочек и прикосновения в нужных местах – возбуждают сильнее, чем сиалис. Всего лишь пара красивых слов и – вуа-аля! – он уже твой. Главное, чтобы он действительно тебя слушал, - в голосе Глускина слышен смех и беззлобная насмешка. Вейлону хочется затолкать чертову ароматическую палочку этому ублюдку в глаз, ну так, в целях эксперимента.       - Сволочь ты все-таки, Эдди, - говорит Вейлон и слышит, как тот хмыкает на это его заявление даже не пытаясь переубедить. Повернувшись на бок, лицом к Глускину, Парк обнимает любовника поперек живота, кладет голову ему на грудь и чувствуя, как Эдди легко, практически невесомо поглаживает его по спине, прикрывает глаза. Перед его взором: темная ночь на берегу озера, разбавленная всполохами огня, которая теперь еще долго будет ассоциироваться у Вейлона с запахом лимона и белого мускуса, потому что Эдди действительно слишком убедительный.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.