Отчаянная

      На улице холодно, отчего я слегка съёживаюсь, теснее кутаясь в безразмерный свитер. Зубы непроизвольно начинают постукивать. Была бы моя воля, я тут же убежала бы домой, греться у свечи, но нет, не могу развернуться и уйти. Сейчас я иду за новой порцией еды, и в то же время иду на верное унижение. Я ведь должна, сама подписалась на это. Рональд уже ждет меня. Не сомневаюсь. Он не раз говорил мне, что всегда с нетерпением ждет очередного четверга. А мне всегда кажется, что в один несчастный момент меня вырвет прямо под этим мерзким миротворцем. Быстро отмахиваюсь от всех этих мыслей. Нужно просто закрыть глаза и не думать о том, что происходит со мной. Но это так сложно…       Сырая земля под ногами приглушенно хлюпает. Прислушиваюсь и замечаю, что эти звуки меня слегка успокаивают. На моих губах глупая улыбка. И чему я радуюсь? Через несколько минут меня снова накроет волна отвращения, а я улыбаюсь каким-то глупым мелочам.       Ускоряю шаг. До машины хозяина осталось пара метров, и я уже чувствую подходящую дурноту. Нужно поскорее покончить с этим на сегодня и уйти домой, кормить свою семью. Прим думает, что я подрабатываю в Котле. Мама поддержала эту легенду. Так даже лучше. Не хочу обманывать Прим, но сейчас это необходимо.       Я около своего ада. Стоит сделать шаг, как я снова окажусь в грязных лапах Рональда. Делаю глубокий вдох. Холодный воздух неприятно окутывает горло. Невольно кашляю. Зажмуриваюсь и стучу. Закусываю губу. Невыносимое ожидание. Начинаю несчастный счет в уме.       - О, Китнисс, - первым делом вижу ослепительную улыбку на смуглом лице моего хозяина. – Я очень ждал тебя.       Парень приглашает меня войти, стараясь прикоснуться к моему плечу, отчего я отшатываюсь. Прохожу внутрь, в тесную каморку, избегая взглянуть на злосчастную койку.       - Что сегодня? – через силу хриплю я. Не пытаюсь даже взглянуть на своего хозяина. Страх сводит мышцы, пальцы намертво вцепились в хрупкую вязку старого свитера. Жутко.       Краем глаза замечаю, что Рональд наблюдает за мной и что-то неуклюже теребит в руках. Когда я наконец четко рассматриваю вещицу и понимаю, что это, мои глаза непроизвольно округляются. Плетка. Снова боль и невыносимая пытка. На лице Рональда довольная ухмылка. Ему нравится моя реакция. Когда он только начинал мучить меня, с его лица не сползало это выражение лица. Ему нравится, когда я корчусь от боли, ему нравится, когда я умоляю его остановиться, ему нравится, когда я теряю сознание от его издевательств. Приходится терпеть, у меня нет выбора. Я его личная кукла, у которой нет голоса, нет жизни.       - Ну что, раздевайся, - улыбается миротворец.       - Сначала покажи плату.       Рональд довольно поджимает губы и положив плетку на край койки, проходит мимо меня к столу. Он достает из тумбочки массивный мешок и ставит его возле меня. Немедля, я проверяю содержимое: немного крупы, овощей и пара коробок спичек. Хорошо. Значит сейчас мне нужно отплатить хозяину за его «щедрость».       Я отступаю от стола и прохожу к койке. Одним рывком стягиваю с себя свитер, дрожащими руками снимаю с себя штаны и ботинки. Тело содрогается от холода, кожа покрывается мурашками. Я уже тянусь к застёжке бюстгальтера, как за спиной слышу сиплый голос:       - Не снимай. Я сам.       Через секунду я чувствую касание ледяных пальцев на своей талии. Они проходятся от живота до груди, нетерпеливо смыкаясь на дрожащих холмиках. Мое дыхание становится шумным. Одна рука Рональда скользит под белье, грубо лаская меня и пронзая пальцами. Я с силой прикусываю губу, чтобы из моего рта не вырвался крик протеста. Я стою, стараясь не сделать лишнего движения, – только мой хозяин сейчас руководит моим телом, я не смею ему противостоять, если он сам меня не попросит о каких-либо действиях.       - Повернись, - командует хозяин. Повинуюсь. Не смотрю на него. Боюсь.       Пытаюсь выровнять дыхание. Не получается. Утыкаюсь взглядом в его воротник. Рассматриваю бьющуюся жилку на его шее. Только не в глаза. Не смотреть. Слышу короткий щелчок за спиной. Одна деталь нижнего белья летит на пол. Тело охватывает сильная дрожь.       Смуглые руки охватывают мою грудь, больно сжимают. Я прикрываю глаза. Надо успокоится, иначе я сделаю только себе хуже. Нужно осмелиться и посмотреть на него. Поднимаю глаза. Он пристально изучает мою грудь, продолжая грубо касаться ее. В черных глазах только похоть. Я никогда не видела в них что-то другое. Мне иногда кажется, что в нем ничего нет, абсолютная пустота. Шумно выдыхаю, и это привлекает внимание Рональда.       - Ложись, - властный голос. Быстро укладываюсь на койку. Закрываю глаза, потому что знаю, что сейчас делает мой хозяин: снимает с себя свою форму. Начинает тошнить, но я сглатываю противный комок. – Встань на колени.       Этого я боялась больше всего. Сейчас начнется самое страшное.       Я встаю в указанную мне позицию и со слезами на глазах ожидаю своего унижения. Чувствую твердую плоть Рональда на своих ягодицах. Жмурюсь от отвращения. Делаю глубокий прерывистый вдох и получаю удар в поясницу. С горла срывается сдавленный крик. На месте удара сразу чувствую прохладное поглаживание. Мне не нужна его жалость. Игнорирую слезы и больно сжимаю губы.       Рональд хватает меня за волосы и одним рывком оттягивает их назад. Становится трудно дышать. Снова удар в то же место. Кричу. Его горячая плоть плотно прижимается ко мне и интенсивно трется. Он заводится. Он хочет поскорее унизить меня, превратить в грязь. Хотя, о чем я? Я и так ничто, с самого первого дня, как зашла сюда.       Не мешкая больше ни секунды, Рональд больно толкает меня вперед, оказываясь внутри моего истерзанного тела. С губ срывается гортанный рык. Терплю, сколько есть сил. Его действия становится более резкими, быстрыми. Ничего не чувствую. Кажется, боль стала частью меня. Наблюдаю, как покачиваются мои спутанные волосы, как пальцы до белых костяшек сжали простыни. Различаю звуки голых бьющихся тел, его шумное частое дыхание, скрип кожаной ткани плетки от сильного сжатия в крупной руке моего хозяина.       На мгновение вокруг меня будто все замедляется. Я не чувствую грязных касаний Рональда, не различаю боли на своем теле, будто вообще нахожусь в другом месте. Мне удается хотя бы мысленно унестись из этого ада. Я рисую у себя в голове, будто мы с отцом снова в лесу: собираю яркие одуванчики и примулы, которые всегда нравились маме, слушаю голос своего отца, когда он напевает старинную песню, различаю пролетающих мимо соек-пересмешниц, держу в руках маленькую сестренку, которая забавно играется с моей косой. Лучшее время, которое мне удалось прожить, мне нравится вспоминать это. На губах появляется улыбка, а на глазах слезы. Это больше никогда не повторится. Папы больше нет. Той жизни больше нет.       Новый зверский удар в спину возвращает меня в жестокую реальность. Утыкаюсь лицом в подушку, чтобы заглушить свой очередной крик. Боже, когда же закончится этот кошмар?!       Его движения во мне не прекращаются еще несколько минут, изредка он бьет меня по спине этой проклятой штуковиной, его стоны заглушают мои всхлипы. Я снова начинаю свой безмолвный отсчет.       Один. Новый удар плеткой. Хозяин переворачивает меня на израненную спину. Давлюсь своим криком.       Два. Его стоны становятся громче. Он ускоряется во мне. Его дыхание обжигает мою шею.       Три. Он с силой сжимает мою талию. Последний толчок. Он обрушивается на меня всем телом.       Все кончено. На сегодня. Ноет спина. Под телом хозяина трудно дышать, но я не шевелюсь. Рональд выравнивает дыхание. Его рука слегка поглаживает мою талию. Чем же, интересно, я заслужила такую нежность? Упорно смотрю в черный потолок. Выжидаю. Наконец, хозяин приподнимается и смотрит в мои глаза. Я стараюсь не идти с ним на зрительный контакт.       - Китнисс, почему ты такая тихая? – задумчиво перебирая мои волосы, спрашивает Рональд. Мне приходится посмотреть на него, и меня удивляет то, что я вижу на его лице. Грусть – это первая на моей памяти эмоция, которую показывает мне Рональд, не считая похоти.       - Что мне надо делать?       - М-м, - вновь знакомая улыбка. – Просто, показывай мне, как тебе хорошо со мной. Мне хочется это видеть.       Смотрю на него в упор. Его просьба вполне ожидаема.       - Хорошо. В следующий раз я это учту, - сдержанно отвечаю я.       - Зачем же откладывать это на следующий раз? – не успеваю я до конца понять его слова, как хозяин тут же врезается в меня своим членом одной рукой сжимая мою шею. Я упираюсь всеми силами, пытаюсь оттолкнуть, но как я могу это сделать с огромным миротворцем?       Дыхания не хватает, меня покидают все остатки сил. Я пытаюсь снова бороться, но не выходит. Рональд продолжает меня насиловать с новым напором, одаривая мое лицо своим дыханием, но я ощущаю, что его хватка слабеет. Я с жутким звуком хватаю воздух. Рональд не останавливается. Громко стонет, крепко зажмурившись. Ему хорошо, а мне так больно, что иногда кажется, я просто сломаюсь в один момент, и не смогу снова собрать себя обратно.       Когда хозяин, наконец, завершает свое деяние, я, с практически чистой душой, но грязным телом, ухожу домой со своей долей.       Мама меня ни о чем не спрашивает. Мы с ней почти не разговариваем. Так даже лучше: я не хочу говорить о том, что со мной происходит по этим проклятым четвергам. Прим ничего не подозревает. Это хорошо. Не будет глупых оправданий и нелепых отговорок.       С Эвелин мы продолжаем встречаться почти каждый день. Ничего нового я от нее не узнаю, потому что со мной происходит практически тоже самое. Свои синяки я скрываю под бесформенной серой одеждой. Стараюсь, чтобы мама не увидела их. Ни к чему мне видеть ее слезы. Не хочу жалости и упрека.       Блуждая по Шлаку, я не могу без слез смотреть на нищих жителей. Как бы я хотела помочь им. Но как? Как я могу это сделать, если сама выбрала самый мерзкий, недопустимый способ выживания?! Каждый борется с голодом как может, но что делать бедным детям, старикам, которые не способны на какой-либо труд? Мне сложно жить с мыслью, что я могу нормально есть, что моя семья живет в относительном достатке, а другим это не свойственно, только потому что они больны, слишком молоды или стары. Мне хочется как-то помочь людям. Поэтому на следующий день, взяв из дома две буханки хлеба, заработанные мной на прошлой неделе, я иду по родной улице, и отщипывая по куску подаю его нищим людям, моим соседям, сидящим на крыльцах своих домов. Они осыпают меня благодарностями, отчего становится не по себе. Я не могу сказать, что сама заработала на этот хлеб, мне кажется, что он ворованный. Проглатываю слезы, отщипывая очередной кусок хлеба для рыжеволосой девчушки. Она быстро выхватывает его у меня из рук, торопясь поскорее попробовать этот желанный подарок. Я со слабой улыбкой наблюдаю за ней. Девочка очень напоминает меня: в свое время я тоже была бы безмерно счастлива кусочку хлеба.       - Китнисс, что ты делаешь? – слышу тихий голос прямо у своего уха. Эвелин обеспокоенно смотрит на меня.       - Что?       - Ты не должна этого делать.       - Что? – я совсем не понимаю, о чем она говорит.       - Пойдем, - девушка быстро хватает мое запястье и уводит в сторону наших домов. Я ничего не понимаю. Что так расстроило Эвелин? Она пугает меня.       Когда мы оказываемся в прихожей ее дома, я молча ожидаю ответа.       - Что ты там делала? – строго спрашивает подруга.       - Кормила голодающих.       - Кормила голодающих? Ты что свихнулась?! – стараясь не перейти в истерический крик, отвечает Эв. – Ты не должна показывать людям, что у тебя есть такая еда. Они могут что-нибудь заподозрить, и тогда нам конец!       - В каком смысле?       - Ни у кого в Шлаке не может быть такого богатства, понимаешь? Никто не знает, что некоторые из нас сотрудничают с миротворцами. Это запрещено.       - Я это знаю.       - Поэтому ты не должна светиться своей едой, и кормить других, это не по правилам!       Я удивленно смотрю на девушку. Она напугана и рассержена. Я впервые вижу ее такой. Значит это действительно опасно.       - Я просто хотела помочь людям, - оправдываюсь я.       Эвелин подходит ко мне и обнимает.       - Я понимаю. Я все прекрасно понимаю, Китнисс, - печально отвечает девушка. Ее тело чуть ли не дрожит. На языке вертится вопрос, на который я знаю ответ, но мне необходимо это услышать:       - Что они с нами сделают, если узнают? - кажется, Эвелин затаила дыхание. Страх сковывает меня, не пропуская воздух из моих легких.       - Они убьют нас, Китнисс. И их тоже.

***

      Я боюсь думать об этом. О смерти. Не хочу даже представлять в мыслях, что это может случится со мной. Приходится вновь и вновь наступать себе на горло и молчать, сидеть на одном месте. Я никому не могу помочь. Это запрещено. Я никому ничего не могу сказать. Я в клетке со своим хищником, который в любой момент может убить меня. Мне страшно. Кутаюсь в одеяло, будто оно хоть как-то способно спасти меня. Закрываю глаза, и передо мной сразу всплывают картинки моего ужаса, унижения, моего страдания. Я не хочу туда возвращаться, я не хочу этого! Боже, я не хочу… Но разве у меня есть выбор? Если я отступлюсь, моя семья погибнет, если я пойду дальше – скоро погибну.       Под одеялом трудно дышать. Приходится его распахнуть и пустить холодный воздух.       Завтра снова ад. Я должна бы уже привыкнуть, но как бы не старалась превратить это в своеобразный образ жизни, не выходит. Я слабая. Не такой меня воспитывал отец. Он хотел сделать меня сильной, защитницей, но этого во мне совсем нет. Или, может быть когда-то было, но с уходом отца все исчезло.       Как только я пробуждаюсь, первая мысль, которая посещает мою голову, что я ужасно боюсь. Да, я проходила через это много раз, но каждый поход к хозяину будто первый. Я не научилась мириться с этим, и, вероятно, никогда не смогу принять свое положение. Быть игрушкой своего хозяина – самое мерзкое, что только можно представить.       Сегодня я хочу покончить с Рональдом раньше обычного. Он никогда не уточнял время, в которое мне можно ему наведываться, так что, думаю, если я приду к нему в восемь утра, он не разозлится. Заглядываю в крохотную комнатку мамы: она спит. Прим в школе. Я уйду незамеченной. Это хорошо.       На удивление, до трейлера Рональда я дохожу быстрее обычного. Беспокойство раздражает душу. Когда вижу лицо моего хозяина, я прихожу в замешательство. Нет привычной улыбки, блеска в его темных глазах. Это странно. Меня настораживает такая резкая перемена на его лице.       - Проходи, Китнисс, - напряженно говорит Рональд.       С замиранием сердца прохожу внутрь его жилища, не отрывая взгляда от смуглого лица. Но когда я оказываюсь в каморке, мной овладевает паника: прямо передо мной, за маленьким столом, расположился еще один миротворец. Он смотрит на меня примерно также, как и Рональд в нашу первую встречу – с нескрываемым любопытством, смешанным с ничем незаменимым желанием. Жутко. Мне кажется, еще немного, и я просто свалюсь в обморок. Но к счастью, или к сожалению, этого не происходит, потому что мой хозяин начинает говорить то, что приводит меня в окончательный ужас:       - Не бойся, Китнисс, это мой друг.       - Китнисс, - растягивает мое имя незнакомец, будто пробуя его на вкус. Его лицо озаряет довольная улыбка. Его глаза пристально следят за мной, и этот взгляд заставляет меня сжаться. Их цвет меня поражает: они слишком чистые, но смотрят на меня с ужасающей страстью, и это пугает меня сильнее, чем тысячи зарядов тока. Я тоже смотрю, хоть и смертельно боюсь.       - Китнисс, у меня очень плохие новости, - с грустью, настоящей или притворной, говорит Рональд. – К сожалению, ты больше не принадлежишь мне.       После этих слов я сразу же окидываю хозяина шокирующим взглядом.       - Что? – мой голос слишком тихий. Рональд обменивается с незнакомцем долгими взглядами, словно в противостоянии, и только после этого он отвечает мне:       - Прости, дорогая, но я тебя проиграл.       Я будто приросла к своему месту. Вот значит какие еще игры ведут миротворцы между собой. Незнакомец довольно фыркает и снова смотрит на меня. Голубые глаза словно сжигают мою кожу. Я будто проживаю все заново, словно, не было встречи с Рональдом и всех моих унижений. Неужели все начинается заново? Этого не может быть. Нет… Господи…       Незнакомец встает со своего места и подходит ко мне чуть ли не вплотную. У меня даже нет сил отойти от него. Я не могу поверить. Это выше меня, выше моего понимания.       - Китнисс, - из уст этого миротворца мое имя звучит еще хуже, еще отвратительнее. – Я Пит.       Он протягивает руку и легко касается моей ладони. Он подносит ее к губам, и я чувствую раскаленное дыхание на своей холодной коже. Он медленно целует мою руку, отчего я покрываюсь мурашками. Он снова поднимает на меня свой заинтересованный взгляд, от которого мне становится плохо, и он пользуется моей мгновенной слабостью, подходит совсем близко, и еле слышно шепчет мне:       - Теперь я твой хозяин.