***
Денни появляется через несколько дней: в крови, рваной одежде; купленный некогда за бешеные деньги спиннинг был сломан пополам — к концу более толстого обломка был изолентой и верёвкой примотан нож. Эндрю одобрительно кивает и крепко обнимает брата. — Отец погиб, — сразу признаётся он. Глаза Денни блеснули, редкие брови изогнулись, придавая его лицу самое несчастное выражение лица, которое только можно было представить. — Мы защитим наш дом, — говорит он, крепче сжимая древко самодельного копья. Всё, что оставалось Эндрю, — согласно кивнуть.***
Бренда сидит в кладовке, перебирая казавшиеся некогда бесконечными банки. В голове у неё стоял один звук: звук шуршащих плотных комков земли, присыпающих тело. И ещё глухой стук дерева: Денни со злости вдарил лопатой по качелям. Острая лопасть (теперь всё, что вообще можно было сделать опасным и смертоносным, было осмотрено, поправлено и заточено) легко разрезала и так хлипкую веревку. Годами служившая дощечка качелей повисла в воздухе, ударив перед этим Эндрю по колену. Мать семейства завела блокнот, куда записала все имеющиеся запасы еды: крупы, консервы, семена овощей и фруктов… Она понимает, что рано или поздно припасы закончится, и с одной единственной коровой они не прокормятся. Но какой теперь у них был выход?***
Эндрю всегда был рукастым. Именно он, после очередной бессонной ночи дозора, предложил укрепить изгородь. Денни же догадался использовать электричество, чтобы зажарить ублюдков. Работа была кропотливой, долгой и опасной. Пока Эндрю устанавливал дополнительные столбы, Денни зорко всматривался и вслушивался, готовый защитить брата. Немало раз ему пришлось стрелять. Снова, снова и снова вставали они рано по утрам и шли монтировать изгородь. Снова, снова и снова возводил на ходячего дуло один из них. День за днём, день за днём… Когда была натянута последняя проволока, на их глаза навернулись слёзы облегчения.***
— Я сыт, спасибо, мам, — уверяет Денни, съевший лишь половину положенной порции, и вываливает остатки в кастрюлю. На потом. — Ты у нас такая молодец. Бренда слабо улыбается, доскребая серебряной ложкой варёный рис. Тот почти не имеет вкуса: специи расходуются очень осторожно. — Соли почти не осталось, простите, — говорит она, сжимая ладони в кулаки. — Это неважно, — бормочет Эндрю, бережно обгладывая куриное крылышко. Больше ничего мясного на этот день не полагается. Он осматривает чистейшие кости грустным взглядом. Хочется настоящего мяса, целый кусок; он готов съесть и килограмм. — Мейбелл нам нужна для молока, — просящим понимания тоном произносит Бренда. И сыновья понимают.***
Порой к ним днями не приходят ни ходячие, ни живые люди. Такие простои встречаются напряжённой радостью. Они сидят на входных ступенях, еле умещаясь, и смотрят вдаль, в тёмно-зелёный лес. Зрение у них всех не очень хорошее, так что проволоки изгороди не видно, и кажется, что её там и нет. Будто сон. — Мы выживем, мальчики, — шепчет она. — Я из Джорджии. Я умею выживать. — Нам так повезло с тобой. — Наперебой отвечают Денни и Эндрю. — Жаль, отец не видит, на что ты способна. Бренда ласково улыбается. Она уверена, что Терри наблюдает за ними с небес, наблюдал всё это время. Но она уверена, что ещё не дошла до предела своих возможностей.***
В один день Денни убивает первого ещё не ходячего. Девушка, укушенная так, что буквально хлестает кровь, едва ли не ползёт до их калитки, умоляя помочь. — Мы поможем, — обещает Бренда. — Эндрю, милый, принеси ведро воды и тряпку. Денни… ты знаешь. Те почти синхронно кивают. Женщина приседает на корточки перед умирающей блондинкой и гладит ту по чистым, на удивление, волосам. — У вас такая красивая ферма, — хрипит та. Кожа лба, до которой случайно дотронулась мать Сэнт-Джонсов, горит; очевидно, что у девушки лихорадка. — Спасибо, — искренне радуется Бренда. — Но вы мне поможете, правда? .. — Конечно. Мои сыновья уже возвращаются, — ласково-ласково уверяет женщина, встаёт и отходит чуть поодаль. Она забирает у Эндрю ведро и посеревшее полотенце и отпускает его. Слышится выстрел. Бренда разворачивается и треплет Денни по щеке. — Ты молодец. Иди. Идите. Я уберусь, мальчики. Она очень не любит, когда пачкают её дом.***
Этой же ночью Эндрю просыпается от чавкающих звуков. Он, хватая топор, спешит на улицу: ходячий, которому как-то удалось пробраться, пирует, обсасывая голень блондинки. Её не успели закопать, и тот пришел на запах. Мужчина ловко сносит ходячему голову. Та подкатывается к его ногам: пустые глазницы уставляются на него. — Будто тебе за оградой мало мяса, тварь, — шипит он, пиная полусгнившую голову. — Вам же любой человек — мясо. Бренда тоже не спит. И всё слышит. Она опускается на колени перед тумбочкой, на которой стоит фото Тэрри. — Благослови меня, Тэрри, — просит она. Ей нужны силы на то, что она планирует сделать.***
Когда их мать говорит: «Я выросла в Джорджии», Денни и Эндрю понимают, что последует что-то серьёзное. Какой-то разговор, объяснение, оправдание. Но обязательно важное. Она ведёт их в кладовку и демонстрирует почти пустые полки. — Это всё, что у нас есть, — говорит она. — Мы старались есть поменьше, но это не помогло. И не могло помочь. Эта катастрофа не закончится. Сыновья молчат. Они понимают всю безысходность ситуации. Когда еда кончится здесь, больше взять её будет неоткуда. — Вам нужно быть сильными. Вы должны крепко держать ружьё в руках и защищать нашу семью. Вы должны прочно стоять на ногах, чтобы убежать. Вы должны ясно мыслить, чтобы выбраться из передряг… — На секунду она замолкает. — Голодными вы не сможете ничего из этого. — У тебя есть предложения? — спрашивает Денни. Он всегда был более проницательным. Бренда кивает и ближе привлекает их к себе. — Только выслушайте меня, прошу…***
Когда перед Денни ставят тарелку с большим сочным бифштексом, он старательно отгоняет мысли о происхождении блюда. Урчание в животе разносится крещендо. Мужчина поднимает взгляд от тарелки и смотрит на брата. Тот смотрит в ответ. Бренда пододвигает ближе вилки. — Просто… попробуйте, — предлагает она. И они пробуют: осторожно, на зубок. Когда они наперегонки бросаются к раковине, зажимая рот рукой, ни один не хочет себе признавать, что на вкус было терпимо.***
Бренда кропотливо вытирает рвоту с пола и раковины, ласково гладит сыновей по волосам. — Нам это нужно, — увещевает она. — Но, мам… — подает голос Эндрю. — Так работает мир, — твёрдо говорит женщина. — Вы прекрасно знаете закон животного мира: «Не съешь ты, съедят тебя». Он работал всегда, работает и до сих пор. Но раньше… — Она усаживается в пухлое кресло. — Раньше человек был вершиной цепи питания. Теперь это не так. Теперь и мы попадаем по этот закон… — женщина замолкает на секунду, собираясь с мыслями, и продолжает: — Семейство Сэнт-Джонсов всегда выживало. Братья переглядываются. Звучит верно. Им хочется поверить. Потому что хочется выжить.***
В ближайшие дни дом буквально провонял отвратительным запахом тошноты. Но они не успокаиваются, не отступают, а лишь продолжают давиться жареным мясом, с каждым разом удерживая в желудке всё больше. Бренда откопала где-то веточки розмарина и готовила вместе с ними, пытаясь добавить знакомые нотки. Человеческое мясо похоже на телятину, но фермер же знает запах, знает вкус, его сложно обмануть. Поэтому — только привыкать.***
Денни, всю жизнь работавший тут, на ферме, много раз зарезал кур, овец и коров. Спустя некоторое время он перестаёт делать разницу между скотом и человеком и больше не стесняется выходить из комнатки в сарае перемазанным кровью с ног до головы. Теперь другие люди тоже скот. И не надо делать различий.***
Через полторы недели они узнают, что самое мягкое место это икры и ягодицы. Из ребёр и лопаток, точно так же, как если бы они резали животных, получается хорошее барбекю, даром, что без соли и перца. Что щёки, так же, как и свиные, можно вкусно коптить. Что можно сварить хороший наваристый суп. Бренда без устали вьётся у плиты, напевая незатейливые мотивы: она любит готовить. Теперь в доме пахнет едой, травой и немного пылью.***
— Спасибо, что следишь за нами, дорогой, — молитвенно сложа руки, шепчет Бренда. Она стоит на крыльце и любяще смотрит на фотографию покойного мужа. Наступили сумерки, мрачные и лиловые во всём своём великолепии. Вокруг — почти полная тишина, только постукивает и пощёлкивает генератор. По лестнице, устало топая ногами, поднимается Денни. Руки и рубашка у него в крови. — Вымой руки, милый, — напоминает мать семейства и возвращается к благодарственной молитве. Тон у неё точно такой же, как если бы его руки были в обычной грязи.***
— Ту справа можно отпустить, — предлагает Эндрю, вглядываясь в окно: Денни ведёт по тропинке какую-то семью. Взрослые мужчина и женщина, девушка лет двадцати и двое детей. Подросток выглядит нездорово, и уж слишком она худая. У таких мясо жестковато. — Они хорошо смотрели за детьми: у них даже ещё есть румянец на щеках. Здоровые… это хорошо, — довольно вторит Бренда. — Пойду закрою сарай. Женщина кивает и идёт распаковывать заначку в виде соли, перца и паприки, которыми с ними поделились предыдущие спутники. Дети всегда означают праздничное блюдо.***
— Спасибо большое, что пригласили нас на обед! — восхищенно шепчет тощая девчушка, уплетая мясные шарики с рисом. — Мы так давно нормально не ели! — Наслаждайтесь, — в довольной улыбке расплывается Бренда. — Это телятина, верно? — спрашивает мужчина-азиат, накалывая кусок на вилку. — Вы закололи корову? — Нет! — неожиданно горячо и зло восклицает Денни. — Нашу Мейбелл? Да никогда! Ради еды убить корову? Какая дикость! Его брат и мама согласно кивают. Так и есть. Заколоть корову будет бесчеловечно, думают они. Она ведь даёт им молоко, безумно важный продукт. Даёт почти каждый день. А эта семья дала им лишь пару банок аспирина и три пачки бинтов. Выбор очевиден.***
Эндрю выходит в лес, чтобы расставить пару ловушек. Животное попадётся в неё, человек или ходячий — абсолютно не важно. Каждый опасен. Двое из этого списка съедобны. Вообще, Энди не жесток. Он отпускает тех, кто бесполезен. И жалеет детей: за них всегда «берётся» брат. Их руки сильные, их разум ясен. Всё, как и обещала мама. Значит, они всё делают абсолютно правильно.***
— Спасибо за эту пищу. Аминь, — в унисон произносят члены семейства Сэнт-Джонсов и приступают к пище. Теперь они больше радуются пюре и гороху на тарелках, чем мясу: последнего в избытке, а первого всё меньше и меньше. — Как хорошо, что нам никуда не нужно выходить, — тянет Бренда, размахивая вилкой в воздухе. — Теперь не мы ходим покупать еду, а еда идёт к нам. — Тихо смеётся она. Да, действительно, будто бы служба доставки стала работать наоборот: присылает товар без заказа, да ещё и бесплатно. Сыновья шутку оценивают и тоже смеются. Ведь смеяться — это нормально, если в причине нет ничего предосудительного.***
Братья идут сквозь лес. В руке у Энди пустая канистра, Денни идёт налегке, внимательно всматриваясь в гущу деревьев. Кончилось топливо для генератора, и им пришлось выйти из своего убежища. — Как думаешь, — внезапно подаёт голос Энди, — что сказал бы отец? Пояснений не требуется. Денни поджимает губы и стряхивает чуть жухлый листок с плеча. — Он бы нами гордился. Он тоже хорошо знал науку выживания, — голос мужчины полон уверенности. Эндрю не решается спорить. Ему и не хочется. За эти кажущиеся бесконечными недели он полностью осознал и принял новый образ жизни. Человеческий организм эволюционирует. Но порой для медленных изменений действительно нет времени. Природа дала им защитные механизмы, реакции. И они ими пользуются. Вкусовые предпочтения, ложь, жестокость… всё это — их щиты. — Я слышу людей! — предупреждает Денни. — Надеюсь, нам повезёт… — И выходит из леса на солнечный свет. Брюнетка со стрижкой под каре тычет в них пистолетом и велит убираться. Темнокожий мужчина кричит, что у них численное превосходство. Девчушка со смешными кудрявыми волосами опасливо взирает на них. «Защитные механизмы», — напоминает себе Эндрю, прося поделиться топливом. Использовать человеческое тело — и своё, и чужие — на максимум. И утаскивая не подозревающую ничего добычу домой, Энди тоже начинает думать, что отец бы ими гордился. Мужчина плотнее сжимает канистру, надеясь, что скоро они смогут её наполнить бензином. Семейство Сэнт-Джонсов всегда выживало. И будет выживать.