"Миллион фунтов" или "Кто посмеет утверждать"

      Танталовы муки. Муки Тантала. Тщетные попытки стоящего по грудь в реке и под веткой яблони человека ухватить ртом кусочек сочного плода или утолить жажду свежей пресной водой.       Всем, кто когда-либо интересовался древнегреческой мифологией или лингвистикой (или же просто увлекается сёрфингом по просторам Википедии), известно о происхождении и значении этой идиомы. Это такое состояние, когда желаемое находится на расстоянии вытянутой руки, однако заполучить его не представляется возможным. Вернее, представляется. Но фактическая возможность отсутствует. И это причиняет нестерпимые и продолжительные страдания.       Раздирающее желание пренебречь указаниями «вышестоящих инстанций» и проникнуть на закрытый правительственный объект. Угрожающая дисциплинарным взысканием внезапная идея променять восемь часов рутинного рабочего дня на незабываемые и опасные приключения. Чреватое опасными последствиями намерение забыть о служебном уставе, приложившись кулаком к челюсти суперинтенданта-ублюдка. Мгновенный порыв пнуть длинным и острым предметом премьер-министра (в этом случае никаких ответных санкций опасаться не следует, но хороший тон есть хороший тон).       Но так ли страшен чёрт, как его рисует наше воображение? И так ли желанны эти цели? Большинство из них принесут только секундное удовлетворение, а далее, вероятно, раскаяние и сожаление (да-да, неловкость, стыдливый румянец, вина, и – господи-ты-боже мой – калории).       Но на что мы готовы ради достижения чего-то по-настоящему ценного? То есть, чего-то, что стоит любой отплаты. Чего-то поистине бесценного. На какую плату, ответственность, наказание мы готовы согласиться ради этого? Чем готовы пожертвовать и какую цену готовы заплатить? Всё, что хоть чего-либо стоит, не дается легко.       Правда в том, что вопрос о смысле жизни не имеет смысла. Это глупый вопрос. Вопрос о предназначении каждого из нас на земле также не ведет ни к чему хорошему. Вопрос о том, к чему нужно стремиться и как выбрать жизненную тропу, так же никогда не дает результатов. Ставя себя перед этими вопросами, веками бередившими лучшие из человеческих умов, вы никогда не сможете разрешить свои сомнения, найти себя, мотивироваться к активной деятельности или подготовить своё сознание к новой жизни. Ведь на самом деле, главный вопрос (и единственный, на который стоит найти ответ) – на что вы готовы пойти? ***       Кожу вокруг глаз изрезали недавние, но глубокие морщины, а голова уже усыпана серебром. Но в глазах не тлеет, но горит жизнь и почти детская наивность.       Инспектор полиции Грегори Лестрейд смотрит ранним утром в зеркало и пытается понять, что именно заставляет его просыпаться каждое утро и идти на работу. Туда, где непонимающее начальство, недалекие стажеры и гадкий кофе. Что же до жестокости, насилия и сотен невинных жертв, то об этих издержках профессии он задумывался не так часто, как можно было бы предположить.       Они просто не пугали его. Нет, он не бесчеловечный болван, и сердце его не закалено годами жуткой практики. Он просто принимает это как должное зло. И да, ему бывает невыносимо больно смотреть на горестных вдов, осиротевших детей и на тех несчастных, что пусть и по собственной глупости пострадали от мошенников и потеряли все, что заработали за десятки лет.       Грегори не воспринимает это как темную сторону его работы. Для него это темная сторона повседневной реальности человека, к которой он по долгу службы имеет непосредственное отношение. И это неизбежно приводит размытию грани между добром и злом, хотя ни в то, ни в другое он не верит. День за днем, неделя за неделей, год за годом - задание и единственная жизненная цель этого человека – борьба с тем, что закон называет злом, и при этом – не потерять острое чувство справедливости, которое, впрочем, не только помогает ему в работе, но иногда и мешает, ведь служебные уставы то и дело перечеркивают его представления о должном и недопустимом.       Так что же это? Почему за все годы работы инспектора до сих пор не уличили в опоздании на работу? Мотивирован ли он высокой зарплатой и боязнью её потерять? Проснись, Лестрейд! Твой личный автомобиль третий месяц пылится в гараже, потому что ты не можешь позволить себе обновить тех-контроль. А почему? Потому что ты очень хочешь вовремя расплатиться по кредиту за квартиру. А почему твоя квартира взята в кредит, Грегори? Неужели у тебя не было достаточно сбережений, чтобы потратить их на необходимую покупку? Да дело не в сбережениях, а в том, что твоя бывшая жена любила опрокинуть бокальчик-другой перед тем, как сесть в твой автомобиль, что неизбежно привело к обнаружению того факта, что твоя страховка не покрывает ущерб, нанесенный четырём автомобилям одновременно, а страховка её любовника-бизнесмена – покрывает. Но это же не его забота. Так что доход никак не мотивировал Грегори Лестрейда.       Помощь людям? На прошлой неделе ты, Грегори, рассчитывая разоблачить крупную группировку, незаконно торгующую бензином, отнял единственный источник заработка у матери-одиночки, у маленькой пригородной бензоколонки которой был на четыре дня просрочен пожарный контроль. Женщина оштрафована на крупную сумму, а трое детей временно переданы на попечение социальных служб. Да, Лестрейд, ради такого тебе стоит заряжаться тонусом на весь день и спешить на добрые дела.       Так что же ты, Грегори, находишь привлекательного в твоем каждодневном существовании в стенах рабочего кабинета или салоне служебного автомобиля, или в окружении желтых лент с надписью «Место преступления. Не пересекать». Не слишком ли странное применение ты нашел своему детскому таланту рисования мелом на асфальте?       Вот ты разглядываешь своё отражение в зеркале и понимаешь, что ответ на этот вопрос ты точно не найдешь до конца сегодняшнего дня, а значит – не стоит и пытаться. ***       Рабочий кабинет встречает тебя звонком служебного телефона и, конечно же, картонным стаканчиком с гадким, но необходимым кофе. Когда же ты перестал завтракать, Грегори? Успеваешь снять трубку.       - Вещай, - сухо говоришь ты и пробуешь кофе. Кривишься, пока ждешь ответ.       - За ночь три патрульных машины не сообщили ни об одном правонарушении, в большинстве районов было тихо. Только «седьмой» и «шестнадцатый» доложили о двух разбоях. Обоих преступников удалось задержать по горячим следам, сэр. Остальные патрульные выезжали на ложные тревоги, а также – два ДТП без жертв. В Сохо около четырех утра бытовое убийство, выехал коронер, пока больше сводок нет, - сухой голос на том конце провода явно принадлежал кому-то, кто готовится отправиться домой после ночной смены.       - Новые бланки для отчетов готовы? Почему выехал коронер, если бытовое? – по инерции глотаешь низкопробный кофе.       - Готовы, сэр, уже у Доннован, пока три коробки. Свидетелей нет. И характер ранений не характерен ножу, найденному возле тела. Отчим и пасынок. А вообще, не знаю, криминалисты ещё не вернулись с места преступления, а только по телефону отчитались.       - Салли, бланки! Мне нужны они вчера. И кофе ещё захвати, - отрываешься от трубки и выбрасываешь в корзину стакан с остатками ещё горячей жидкости на дне, возвращаешься к телефону. – Сколько криминалистов выехало? Когда коронер явится в офис, скажи, если что, Холмс на связи.       Небрежно бросаешь трубку.       - Как вы догадались, шеф? – темноволосая Салли, появившись в дверном проёме со стаканом кофе, смотрит на тебя с ехидной усмешкой и будто ждет, что ты поймешь, о чем она. Она славная, и кому-то повезет с любящей и неглупой женой, но порой она умеет испортить утро. Впрочем, тем лучшей супругой она станет.       - О чем догадался? – тянешься к кофе, а разговор тебя почти не интересует.       - «Холмс на связи».       Ты срываешься с кресла, но не знаешь, зачем, и не представляешь, какое следующее твоё действие. Небрежно ставишь стакан на стол и зачем-то поправляешь пояс на брюках, оттряхиваешь колени ладонями, тянешься поправить галстук, но вспоминаешь, что у тебя его нет. Всё, что приходи в голову далее – спешно пригладить волосы на макушке и быстро взгромоздиться на стол в вальяжной позе.       Салли смотрит очень странно. Но сейчас не до стыдливого румянца и несвязных оправданий перед подчиненными.       - Я занят, меня не существует, - фраза, выкрикнутая куда-то в приёмную, которая – ты знаешь это – не остановит твоего гостя. ***       - Имитация бурной деятельности. Вы – человек-действие, я вижу это сразу, - своеобразное приветствие заставило уголок твоих губ дернуться в короткой усмешке. Ты не сразу отрываешь взгляд от кофе. Надеешься, что этим ты развеешь самомнение посетителя и заставишь его усомниться в своей значимости в этом кабинете. Лестрейд, ты серьёзно болен, знаешь это?       - Я что, сам с собой разговаривал, когда сказал, что занят? – лениво переводишь взгляд, но обещаешь себе, что дыхание не собьется только из-за чужого голоса. Ты же не боишься.       Расправь плечи, Грегори. Выше голову. Возможно, всё не так плохо. Ты выстоишь. И потом спокойно вернешься к своей работе. Каких-то пять-десять минут, и кошмар минует, всё вернется на руги своя, и служебная рутина заставит забыть о неприятном визитере. Просто оставайся спокоен и держи себя в руках.       - Поверьте, я не намеревался отвлекать вас от утренней дегустации изысканных напитков. Меньше всего я хочу внести сумбур в ваш распорядок дня. Поэтому обещаю покинуть вас ещё до традиционного полуденного уединения с пончиками.       - Разумеется. Но вы ведь у нас сторонник полуночных уединений с заварными пирожными, верно? – твой взгляд, хоть и скользнул по его лицу, но остается насмешливо-безучастным. Лучше сделать вид, что просматриваешь отчеты. Не глядя берешь документ со стола с текстом с двух сторон. Твоё лицо принимает самое серьёзное и сосредоточенное выражение.       - Почему, позвольте узнать, вас интересует моё полуночное времяпрепровождение? Я полагал, что это касается только меня и никого более.       - Майкрофт, вы решительный и отважный человек. Мало кто вот так легко признаётся посторонним людям о касаниях себя как полуночном времяпрепровождении.       - Низко, пошло и совершенно неостроумно.       - Как и ваша манера сидеть в моём кресле.       - Вы уступили мне его. Вы сидите на столе. Что в стенах данного заведения не является дурным тоном, как я наблюдаю.       - Мой кабинет. Что хочу, то и делаю, - продолжай показывать холодность и безразличие. Или это провокация, инспектор? Не делай вид, будто уже нашел противоядие от Майкрофта Холмса. Ты болен, очень болен.       - Оу. Как истинный самец, помечаете территорию? Никогда не предполагал, что ваши животные инстинкты, инспектор, возьмут верх над человеческим воспитанием, - то, как он произносит слово «инспектор» - вкрадчиво, протяжно, медовым голосом – для тебя будто когтями по сердцу. Противно и не знаешь, куда себя деть от его высокомерных интонаций.       Ждешь, когда же он перейдет к сути разговора. Вспоминаешь о коронере и странном бытовом убийстве в Сохо. Майкрофт хочет занять этим Шерлока? Явился заказать для братика новую игрушку? Нет уж, ты сперва дождешься отчета коронера, а уж потом примешь решение, нужна ли криминалистам дополнительная помощь в виде консультаций детектива. И тогда ты, возможно, если представишь необходимым, обратишься за услугами Шерлока Холмса. Обдуманность и резонность твоих дальнейших действий так нравится тебе, что ты даже сам невольно разворачиваешь плечи. Уже чувствуешь, что не дашь сегодня ему добиться своего и перешагнуть через твой авторитет. Значимость собственных решений дает надежду. Но кофе всё гаже и гаже. Какое-то странное молчание, ты замечаешь на себе заинтересованный взгляд Холмса. Но зачем ты втянул живот?       - Грегори, что вы читаете?       - В основном американскую классику девятнадцатого-двадцатого века, но иногда Лондона, Диккенса, даже грешным делом Кристи. К поэзии равнодушен, - ты, конечно же, понял вопрос.       - Значит, это страница из «Дэвида Копперфильда» у вас в руках в перевернутом виде? – серьёзно спросил Майкрофт, указывая взглядом на документ в твоих руках. Ты что, вообще не заметил, что держишь отчет вверх-ногами?       - Что вам нужно, Холмс? - наконец в твоём голосе появляется решительность, и ты разворачиваешься к нему корпусом, всё ещё восседая на столе. Ты мог бы сделать это и аккуратнее, чтобы не пнуть Холмса ногой по бедру. От этого у тебя на мгновение спирает дыхание, ты понимаешь, что ты выбрал совсем неудачную «диспозицию» сил, ведь твоя правая нога касается его левого бедра. Но ты, конечно же, не подаешь виду, что это тебя хоть сколько-нибудь заботит. Хотя высокомерный и немного насмешливый взгляд Холмса, который теперь самодовольно откинулся на твоём кресле, никак не способствует твоему самообладанию и ещё меньше – ровному и спокойному дыханию.       Ты уверен, что Майкрофт уже готов перейти от прелюдии к причине своего визита. И ты рад, ведь у тебя в голове уже заготовлен ответ на требование привлечь Шерлока к расследованию. Ты уже думаешь о том, как бы осторожно и ловко покинуть поверхность стола, чтобы мелкая дрожь, которая вот-вот, несомненно, начнется, не стала заметна Холмсу. Ведь это дало бы ему ещё большее ощущение власти над тобой.       Внезапная вибрация телефона, исходящая из кармана собеседника, разрешает твои проблемы, ведь гость торопливо покидает кабинет, не сказав ни слова. Но, пожалуйста, Грегори, приложи все свои усилия, чтобы не заметить, что чья-то ладонь провела по твоему колену секунду назад. И ради бога, воспользуйся случаем и соверши передислокацию куда-нибудь подальше от стола. А ещё потрудись придумать себе иной способ имитации бурной деятельности, пока Майкрофт не вернулся в твой кабинет. Да, и ещё, самое главное, не задавай себе вопрос, почему ты не можешь сесть в своё же кресло, даже когда представилась такая возможность.       Вместо этого лучше снова повтори про себя, что ты ответишь, когда этот индюк (да-да, индюк) заговорит об убийстве в Сохо. Твои слова должны звучать уверено и непоколебимо. Подумай, Грегори, с какой интонацией нужно произносить каждое слово.       Грегори, ты очень болен, Грегори. Вместо того, чтобы воспользоваться шансом отстоять свой авторитет, ты всматриваешься в дверной проем, а твой взгляд скользит по стройным ногам другого мужика, который сухим и равнодушным голосом односложно и коротко отвечает телефонному собеседнику. Его длинные пальцы задумчиво поглаживают галстук сверху-вниз, а ты умираешь. И снова вспоминаешь, что не надел галстук.       Ты почему-то подумал об одном хорошем человеке сейчас. Один твой товарищ (не друг, а именно верный товарищ) – Джон Ватсон. Ты почему-то вспомнил его сейчас. Но к чему? И ты вспоминаешь какие-то странные слова его домовладелицы, будто Джон страдает из-за Шерлока. Природа из отношений не слишком заботит тебя, и ты уверен, что миссис Хадсон имела в виду, что младший Холмс просто выводит из себя доктора на ежедневной основе, что и заставляет его испытывать постоянные страдания. Но почему-то ты вдруг мысленно проводишь параллель.       Ты вдруг на секунду представил, что точно так же вынужденно разделяешь кров с тем несносным человеком в дверном проёме. И если бы домовладелица точно так же сказала, будто он заставляет тебя страдать, что бы ты подумал? Весьма удивительные мысли посещают твою голову, Грегори. Тебе всё же странно. Ты уверен, что сожительство с Майкрофтом не причиняло бы тебе ровным счетом никаких неудобств. Отвращение к его манерам и высокомерию в тебе перманентно, это бы не изменилось. Перепалки бы разнообразили совместное существование. О каких страданиях может идти речь? Даже если на секунду представить, что тебе нужен этот человек (хотя пока что ты усердно пытаешься избавиться от этой мысли). Ну и что тогда? А ещё, к примеру, тебе нужен примерно миллион фунтов стерлингов. И ты думаешь об этом миллионе каждый вечер. С мыслью о нем засыпаешь, и нею же просыпаешься. Вот это воистину – предмет воздыхания. Но ты ведь осознаешь, что миллион не высыплется тебе на голову и ты не найдешь его неожиданно на своем счету «от анонимного доброжелателя». И поэтому ты не страдаешь по этому поводу. Даже если бы ты каждый день на расстоянии вытянутой руки видел чемодан с желаемой суммой, качество твоей жизни ровным счетом никак не изменилось бы. Почему? Да потому что это не твои деньги, а чужое тебя никогда не интересовало. И было бы совсем замечательно, если бы ты, дорогой Грегори, четче проводил черту между своим и чужим и отвел бы, наконец, взгляд от одной идеальной шеи с белоснежным воротом рубашки.       Грегори, о чем ты только что подумал? Почему внезапно твоя решительность приобрела совершенно иные очертания?       Совершенно случайно ты подмечаешь, что уголок его губ на секунду дернулся в едва заметной хитрой улыбке. Но ты не понимаешь причину. Тебе любопытно. Ты не смотришь за тем, как Майкрофт Холмс возвращается в твой кабинет и ожидаемо приближается к твоему рабочему креслу. Ты лишь стоишь по другую сторону письменного стола и молчишь, ведь хочешь дать гостю шанс наконец-то перейти к сути визита.       - Лестрейд, вы подслушивали или подглядывали? – ехидно произносит он и неожиданно снимает пиджак, намертво приковывая твой взгляд к своей безупречной осанке и талии, скрытой под темно-синей жилеткой в тончайшую светло-серую полоску. Грегори, не забывай, что ты великовозрастный инспектор полиции, и начни, наконец, моргать. Однако отрадно, что ты держишь себя в руках.       - Я не… работа, тут отчеты, вы… там телефон, - откуда тебе сейчас знать, как складывать слова в предложения, если ты именно в эту секунду вдруг понимаешь, что действительно болен. Но только сейчас ты вдруг сам понимаешь, что тебе нужно в жизни и что вернет тебе целостность восприятия действительности. И что заставит тебя перестать спрашивать себя каждое утро, зачем тебе вставать и начинать новый день. Грегори, пока огонь в твоих глазах не погас и не превратился в тлеющие угольки, дай себе ответ на тот самый главный вопрос. На что ты готов, Грегори? На что?       - Понятно, я так и подумал, инспектор, - он смотрит на стакан кофе в твоей руке. Почему? Майкрофту, привыкшему исключительно к кофе самого высокого качества (и, разумеется, натуральному), уж точно не оценить вкус этого пойла, которое ты используешь исключительно в качестве топлива.       И конечно же, через секунду ты сам смотришь на свою руку со стаканом и понимаешь, что дело не в кофе.       Так на что ты готов, Грегори? ***       - О, вижу, вы окончательно оформили свой развод, инспектор? Означает ли это, что вас можно поздравить с возвращением к холостяцкой жизни?       Ты потираешь едва заметный след от обручального кольца и прекрасно осознаёшь, что Майкрофту известно, что твой развод оформлен уже пару месяцев назад. Но ты понимаешь, что конкретно он имеет в виду. Тебе не хочется говорить на эту тему. И ты знаешь, что подогревать его интерес к твоему семейному статусу – это уж точно отвратительная и бессмысленная затея.       - Да, мистер Холмс, я теперь свободен, как птица в полете, - торжественно произносишь ты и разводишь руками, то ли изображая размах птичьих крыльев, то ли демонстрируя открытость миру. Ты пока ещё сам не знаешь.       - Вы знаете, Грегори, очень полезно порой обзаводиться новыми привычками. В особенности тогда, когда ваша жизнь настолько кардинально меняется.       - Что вы имеете в виду, мистер Холмс?       - Вам виднее, инспектор. У вас ведь есть хобби? Возможно, есть что-то, на что вы ранее не могли отважиться из-за… скажем, недостатка свободного времени, или ввиду иных обстоятельств. Вот чем бы вы сейчас больше всего на свете хотели заняться?       Та невозмутимость, с которой Майкрофт задал этот вопрос, ещё больше усугубила твоё удивление и смущение. А Холмс казался вполне довольным собой, наблюдая, как твоё лицо медленно, но уверенно заливается краской. Это неизлечимо, Грегори, нет, неизлечимо.       - Для начала, Грегори, вам полагается сменить это недоразумение с порошковыми сливками на натуральный кофе, а автомат – на кофе-машину. Считайте моим подарком в честь начала вашей холостяцкой жизни итальянскую кофе-машину. Вы получите её завтра же. Это было бы прекрасной новой привычкой – вкусный и высококачественный кофе каждый день.       - Благодарю, я не могу такой подарок принять. Это очень лестно, но боюсь, я не могу…       - Подарок? Я боюсь, я не так выразился, - он перебивает тебя и вдруг поднимается со своего (то есть твоего) кресла, но не делает ни шагу, а просто стоит неподвижно, приложив указательный палец к губам, будто раздумывая о чем-то.       - Холмс, если это попытка подкупа с целью завоевать моё расположение к вашему младшему брату, то это абсолютно неуместно, - твой тон становится резким, ты видишь возможность произнести заготовленную речь о допуске Шерлока к расследованию убийства. – Я сам буду принимать решения о том, в каких случаях стоит привлекать Шерлока к досудебным расследованиям, и не вам…       - Я ни в коем случае не намеревался оспаривать ваш авторитет, - он снова перебивает тебя, и ты замолкаешь, наблюдая за его губами. – Более того, хотя кофе-машина – это действительно подкуп, - ты изгибаешь бровь и ещё внимательнее смотришь на него, - он ни в коем случае не имеет отношения к моему брату.       Твои щеки горят, а сердце вот-вот проломит ребра изнутри, ведь до тебя друг доходит, что кофе-машина – это и есть причина визита Майкрофта. И он прекрасно знал, что именно позавчера ты снял кольцо с пальца и удалил номер телефона Эллен и контактной книги своего сотового. Для тебя это ничего не значит, ведь для тебя она давно уже перестала существовать. Ты с огромным удовольствием поставил жирную точку в этой супружеской эпопее и планировал напиться в конце недели в баре. Майкрофт действительно явился в самом начале рабочего дня только для тебя. Не для себя. Но тебе пока неясно, что именно в данном контексте означает слово «подкуп».       - Вы сказали, это подкуп? Чего вы хотите взамен? Что, по-вашему, я должен для вас сделать? – волнуешься и щеки, по-прежнему, горят. Ты не доверяешь ни себе, ни ему. Не замечаешь, что крепко держишься одной рукой за край стола. В голове что-то пульсирует. Да это снова тот самый главный вопрос. На что ты готов, Грегори?       - Не для меня, а для себя, - коротко отвечает он. Замечает твой непонимающий взгляд, но ничуть не раздражается и не ехидничает, даже не пытается. А ты его боишься. Господи, Грегори, ты его боишься! Майкрофт с легкой полуулыбкой делает такой же жест руками, как ты, когда говорил, что «свободен, как птица в полете». Ты подозреваешь, что он насмехается над тобой. Ты бессилен. Потому что очень болен.       Скорее всего, ты его неправильно понимаешь. Речь идет о том, что тебе самому было бы выгоднее примириться с судьбой и перейти «на темную сторону силы», позволяя Майкрофту самому распоряжаться судьбой полицейских расследований, как ему заблагорассудится. Это наверняка лишь попытка продемонстрировать человечность и открытость к диалогу, призвать тебя оповещать его будто по собственной воле обо всех действиях Шерлока. Грегори, соберись, пожалуйста.       - Майкрофт, скажите прямо, - тихим голосом говоришь ты и вглядываешься ему в глаза, - вы же просто хотите, чтобы я чаще допускал Шерлока на места преступлений, чтобы ему не пришлось каждый раз беспокоить вас? Это ведь потому, что вы неустанно заботитесь о Шерлоке?       - Да пошел он к черту.       Этого ты точно никак не ожидал услышать от человека, который считается олицетворением Британского правительства. Ни одна мышца на его лице не дрогнула, он сказал это совершенно спокойно и обыденно, будто совсем без эмоций. Будто он сейчас не послал младшего брата, а осведомился о погоде. Ты разглядываешь его лицо и шею. О чем ты вообще думаешь, Грегори?       Взгляд Майкрофта блуждает где-то по облакам за окном, расположенном позади тебя. Его будто совершенно не заботит, что перед ним собеседник. За весь разговор он взглянул на тебя раз или два. Пауза слишком затянулась, но и это, похоже, не беспокоит Майкрофта Холмса: он, как и раньше, смотрит куда-то поверх тебя. А ты ведешь себя очень странно и задаёшь очень странный, хотя вполне логичный вопрос.       - Куда вы смотрите, Холмс?       - В окно, Лестрейд, я смотрю в окно, - невозмутимо отвечает он. Направление твоих мыслей приобретает совершенно диковинные очертания.       - Посмотрите, на меня Майкрофт.       - Нет, - быстро, но спокойно отвечает он.       - Майкрофт.       Он лишь перемещает взгляд и теперь смотрит куда-то чуть-чуть вбок от твоего лица, давая понять, что прекрасно видит тебя боковым зрением, и нет нужды для зрительного контакта.       Ты закусываешь нижнюю губу и делаешь полшага навстречу ему. - Майкрофт, посмотрите на меня, пожалуйста. Скажите, чего вы хотите? Если вы не собирались… Вы пришли ко мне в кабинет сами, как всегда. Будто вас кто-то приглашал. Вы, как обычно расселись у меня в кресле, что, заметьте, я вам всегда позволяю. Хотя давно мог бы вытащить вас из него за шиворот. Да, я в этот день случайно не вернулся бы домой, и моё тело находили бы ещё на протяжении десяти дет в разных частях Англии, но вам, признайте, слишком много позволено, - ты говоришь тихо, без всякого возмущения, даже без обиды, будто констатируешь очевидные факты. – Вы же не в первый раз пытаетесь меня подкупить, Холмс. У вас это никогда ещё не получалось. Так что же иначе на этот раз? Неужели вы не научены прежним опытом? Что иначе, что изменилось? Что вам нужно на этот раз, сегодня?       - Вы знаете, чего я хочу, инспектор, - тихо отвечает он и, наконец-то, переводит внимательный взгляд на тебя. Прямо в твои глаза. Это усугубляет твоё положение. Его взгляд можно назвать напряженным и тяжелым. Ты не можешь поверить, что Майкрофт Холмс волнуется и краснеет.       - Вопрос не в том, чего ты хочешь, а в том, на что ты готов ради этого, - ты говоришь это с такой уверенностью, с какой не смог бы произнести даже речь о допуске Шерлока к расследованиям.       Майкрофт на несколько мгновений закрывает глаза, будто проверяя, не сон ли это, и в твоей голове тысяча паззлов становится вдруг на свои места. Большего страха и одновременно большего спокойствия ты, Грегори, никогда не ощущал. Но это захватывающее чувство – ничто, по сравнению с тем, когда кончики длинных пальцев вдруг невесомо касаются твоего запястья.       Спустя десять секунд Майкрофт запер за собой двери твоей кабинета. Там, где нет галстука, тебя будто душит удавка. Ты очень медленно садишься на своё рабочее место. Кофе бьёт рекорды омерзительности. ***       Квартира встречает тебя глухой пустотой. Около часа ты слушаешь Pink Floyd в наушниках и потягиваешь пиво. И не можешь вдоволь насытиться свободным холостяцким вечером. Скинув наушники на пол, ты засыпаешь на диване.       Утро выдается необычайно бодрым. Ты просыпаешься за шесть минут до звонка будильника и энергичным шагом направляешься в душ. Однако всё тоже многозначительное «на хрена?» перед зеркалом не дает тебе покоя. Хотя на этот раз впервые в твоей голове появляются новые варианты ответа на этот вопрос. Ты правильно делаешь, что не думаешь о том, о чем не следует думать, Грегори.       Ставишь утренний рекорд. Ты успеваешь принять душ до звонка будильника. Не завтракаешь. Можешь сделать это на работе. Но очень хочется кофе. Дурацкие воспоминания о вчерашнем дне привязываются как ассоциативный ряд к мерзкому вкусу кофе, делая его ещё хуже. Ты останавливаешься на мысли, что Майкрофт Холмс так развлекается. Но в тебе нет ни злобы, ни обиды, ни ярости, ни даже негодования. Разочарование в себе – да. И какое-то опустошение. Только и всего.       А ещё вместо рубашки ты одеваешь темно-серую водолазку под горло, а сверху – серый пиджак. И не думаешь ни о каких галстуках.       Дорога до офиса проходит снова с Pink Floyd в ушах. У тебя всё не так уж и плохо. Но вдруг приступ мазохизма - тебе снова хочется кофе. ***       Ты прибываешь на работу за сорок восемь минут до рабочего дня и за час и сорок восемь минут до начала сбора сводок о ночном патрулировании. В этот промежуток времени обычно ты пьешь кофе, наводишь порядок на рабочем столе и раздаешь поручения подчиненным. Однако сегодня на твой резонный вопрос, почему твой кабинет заперт изнутри, Салли Доннован лишь пожимает плечами и спешно уходит, уткнувшись носом в какие-то бумаги.       Прежде чем вызвать мастеров, чтобы починили замок, ты стучишь в дверь с фразой «Что за черт?», и понимаешь, насколько был прав, как только дверь со скрипом отворяется изнутри ключом. Перед тобой – Майкрофт Холмс. Двумя пальцами ты нервно потираешь переносицу, пока тот, не сказав ни слова, проходит в твой кабинет и жестом приглашает тебя следовать за собой. Чтобы высказать своё мнение по этому поводу, ты набираешь побольше воздуха в легкие и… Всё. Ты набираешь воздух в легкие и на этом останавливаешься, потому что внезапно почувствовал себя в райском саду, если бы рай был, к примеру, в Бразилии. Ты вдыхаешь ещё и ещё и глазами пытаешься отыскать источник волшебного запаха. Ты оборачиваешься вокруг себя, но не видишь, откуда исходит изумительный аромат, который даже отнял у тебя дар речи.       Когда ты снова поворачиваешься лицом к рабочему месту и окну, то видишь, что Майкрофт Холмс в костюме, похожем на вчерашний, тоже темно-синем в тонкую светлую полоску, но в другом, держит в руках маленькую белую чашку, из которой просто фейерверками вырывается аромат натурального кофе. А в углу, недалеко от письменного стола, стоит современная итальянская кофе-машина.       - Подойдите, инспектор, - мягким и интригующим голосом произнес Майкрофт, и ты безмолвно следуешь за ним.       Твои руки тянутся к чашке, но Майкрофт делает шаг назад. Ты недоумеваешь и смотришь то на Майкрофта, то на кофе. И видишь нечто невообразимое, чего тебе давно хотелось, о чем ты мечтал, вкус чего ты так хочешь почувствовать. И ещё ты видишь кофе.       - Вот, инспектор, как и обещал, кофе. Натуральный. Я надеюсь, вы сполна насладитесь своим подарком, и вам понравится его вкус, - произнес он и передал тебе чашку великолепного кофе. Ты осторожно взял чашку с блюдце, боясь расплескать. Медленным и ровным шагом идешь к входной двери и проворачиваешь ключ. Возвращаешься к столу и крайне осторожно ставишь чашку, подходишь к этому человеку вплотную. От него, конечно же, пахнет кофе.       - Я сполна наслажусь своим подарком, и вкус мне понравится, - говоришь ты и расправляешь плечи. Ты стоишь и просто заглядываешь ему в глаза. Близко-близко. Будто чего-то ждешь.       - В чем дело, инспектор? Вам не по нраву этот сорт кофе? Почему вы не хотите попробовать? Вы, быть может, боитесь обжечься?       - Майкрофт, вы уже давно знаете, что я без ума от этого сорта кофе, и что я давно не могу думать ни о чем другом, кроме как о том, как попробую его однажды. И нет, я точно не боюсь обжечься.       Майкрофт ничего не говорит, лишь молча сбрасывает с себя пиджак, как и вчера, в этом же кабинете. И ты без ума от его осанки и талии. Грегори, так на что же ты готов?       Твои губы мягко касаются его. Ты думал, что этот поцелуй буде легким, невинным и почти невесомым, но сильные длинные пальцы вдруг обхватывают твой затылок и контакт углубляется. Только через минуту вы отрываетесь друг от друга, но Майкрофт не в силах остановиться, и его руки уже стягивают с тебя пиджак. У тебя просто сносит крышу, и ты берешь его правое запястье и направляешь к своему паху, давая понять о твоих планах на ближайшее время. Его пальцы поглаживают тебя там, а твои руки уже тянутся к его ягодицам. Ты уже безумно счастлив, что рискнул.       - Грегори… Как давно? Прошу, скажи.       - Не знаю точно. Возможно года три. Ты? – ты не совсем понимаешь, зачем Майкрофту нужно знать, сколько именно времени ты представляешь его стройное тело и тонкие пальцы, пока удовлетворяешь себя в душе или постели.       - Четыре года.       У тебя обрывается сердце и сбивается дыхание.       - Но мы ведь знакомы три года. Как это возможно? – возражаешь ты, однако твои руки живут отдельной жизнью в районе его талии.       - Неверно. Ты знаешь меня три года, а я люблю тебя – четыре.       Ты сжимаешь в кулак его галстук и ворот рубашки и наклоняешь близко к себе.       - Ты сказочный идиот, Холмс.       Твои губы впиваются в его, и ты впервые обнимаешь его обеими руками крепко-крепко, будто пытаясь убедить в бессмысленности выброшенных из жизни четырех лет. Ты будто показываешь ему, что могло бы быть, если бы он… Если бы вы оба, непроходимые тупицы, решились бы взглянуть друг другу в глаза.       - Холмс, прошу, скажи мне, чего ты хочешь. Я сделаю всё, - ты чувствуешь, как тебя прижимают бедрами к рабочему столу, ты чувствуешь возбуждение Майкрофта и просто не можешь оторвать свои руки от него. И губы. Потому что это, знаешь ли, Майкрофт Холмс – человек, который ждал твою глупую задницу, и чью упрямую задницу хотел заполучить ты. И эта мысль дает тебе пару идей на ближайшее время.       - Пожалуйста, Грегори. Мне нужно, чтобы ты взял меня. Хочу, чтобы ты нагнул меня через свой же стол, лицом вниз.       - Черт, Майкрофт, я сейчас могу кончить даже от твоих слов.       - Я хочу, чтобы ты кончил в меня. Глубоко.       - Майкрофт… - ты хочешь вечно произносить это сладкое имя. И ты позволяешь себе одну слабость. Быстро расправившись с его брюками, ты опускаешься перед ним на колени. Ты прекрасно знаешь, что делаешь. Его член длинный и, хоть и не очень большой в диаметре, практически идеален. Следующие пару минут тебе срывает крышу собственное имя, что то и дело слетает со сладких и аристократически тонких губ Майкрофта. Ты ведь никогда не думал, что сможешь завестись от собственного имени. Майкрофт останавливает тебя, ты нехотя отрываешься от его члена и поднимаешься с колен. С тебя нетерпеливо стягивают водолазку, и ты остаешься в одних лишь брюках, в которых, разумеется, становится тесно.       Уже через минуту ты водишь пальцами по плечам Майкрофта, запускаешь ладонь в его рыжеватые волосы, затем спускаешься вниз по позвоночнику, и твоя рука по-хозяйски ложится на его ягодицу. Шлепок и громкое «дааа…». Ты уже вошел очень глубоко, но боишься начать движение. И только вздрагивания Майкрофта от твоих шлепков за его упругой идеальной заднице создают хоть какие-то фрикции.       - Я хочу, чтобы ты кончил глубоко.       Эти слова действуют на тебя завораживающе. У тебя темнеет в глазах, и ты прекрасно понимаешь, что сам не можешь больше ждать. Яростно вколачиваешься в него. Майкрофт очень тесный, от этого ты заводишься ещё сильнее. Ты даже не пытаешься сдерживать свои крики, как Майкрофт, который закусил кожу кисти между большим и указательным пальцами, пытаясь заглушить стоны. На мгновение ты останавливаешься и наклоняешься низко, губами к его уху. Бережно убираешь его запястье от его рта.       - Мне плевать, если нас услышат. Если что, скажем, что ты меня убивал, если ты чего-то боишься. Я хочу, чтобы ты кричал. И как только ты замолчишь хоть на секунду, я сразу же остановлюсь. Ты меня понял? – с этими словами ты резко выпрямляешься, и твоя рука звонко опускается на его задницу. Услышав желаемое, ты снова начинаешь быстрые движения. Ваши крики, стоны и горячие слова наполняют не только твой кабинет. Но это уж точно последнее, о чем бы ты стал думать в этот момент. Ты уверен, что даже если ты остановишься, а Майкрофт продолжит стонать, ты сможешь кончить только от его голоса.       - Я… Грегори, я сейчас…       Ты слышишь это, и твои движения ускоряются. Пальцы оставляют белые следы на его тонкой коже. Завтра они будут синими. Но в этом Майкрофт не одинок, ведь твоё тело завтра будет точно также усеяно мелкими синяками и засосами. И не только завтра, Грегори.       - Я люблю тебя, - срываются с твоих губ отчетливые три слова. Ты слышишь его громкий и протяжный стон и понимаешь, что это означает. Ты никогда в жизни не мог подумать, что кто-то может кончить от твоего признания в любви. Ты следуешь за ним через секунду, входя настолько глубоко, насколько это возможно.       Ещё секунд тридцать ты не хочешь выходить из него и покрываешь поцелуями его идеальную спину, что так долго была объектом твоих фантазий. Касаешься языком кожи плеча. Гладишь пальцами волосы. И начитаешь сдавленно хохотать. Опережая вопрос Майкрофта, ты говоришь что-то вроде «я вчера видел в продаже футболку с надписью - я трахнул Британское правительство».       - Можешь сделать себе даже такую татуировку. Если это повод для гордости.       - Поверь мне, это повод для гордости, если у правительства такая офигительная задница.       - Поищи мне футболку с надписью «я трахнул Скотланд-Ярд»,- сказал Майкрофт.       - Но ты ведь не трахнул Скотланд-Ярд.       - А я и не собираюсь надевать её прямо сейчас. Чуть позже сегодня.       - О, значит, ты уже обдумал планы на вечер? – спрашиваешь ты.       - Что? Вечер? Нет, о вечере я ещё не думал. Я говорил о ближайшем часе. ***       На что ты готов, Грегори? На что ты готов ради того, чтобы сидеть вдвоем голышом с идеальным высокомерным и заносчивым ублюдком – твоим ублюдком – на полу твоего кабинета, где вдруг стало жарко, и пить самый лучший кофе на всей земле?       На что ты готов, ради того, чтобы будущее было таким, каким ты его рисуешь? И кто посмеет сказать, что будет не так, как ты захочешь?