The Coming Of Night

От созерцания этой комнаты в тебе просыпается голод. Викторианский стиль, янтарные обои и люстра, висящая над кроватью с четырьмя столбиками, заставляют тебя съеживаться от страха. Обстановка грубая и незнакомая, и ты желаешь сейчас оказаться в своей современной квартире, полной резких линий и стеклянных окон. Но он тянет тебя за собой, прямиком в горячее лоно квартиры, пышущее нетерпением, ожиданием и кислым послевкусием завершенности. Ты здесь не смотришься. Ты ему не подходишь. Он весь – костюмы от Vivienne Westwood и темный виски. Ты одет в кожу и предпочитаешь водку с тоником, которые не соответствуют той шелково-атласной жизни, которую он для себя создал, но он живет противоречиями – упивается иронией. В твоем подсознании болезненно возникает понимание того, что он носит маску вежливой фамильярности, при этом ты знаешь, что он убил несколько твоих сотрудников, друзей, и без колебаний убьет и тебя. Он носит их кровь на своих руках словно пару дорогих бархатных перчаток. Но ты убил стольких же, и сегодня ночью ты хочешь примерить их на себя. Потянув себя за волосы, собранные лентой, ты думаешь о его заднице, одетой в сшитые точно по его фигуре брюки. Ты думаешь о наркотиках, которые ты продал ему, и о деньгах, которые он перевел на твой банковский счет. Ты думаешь о своих клиентах, его клиентах – по сути, об одних и тех же людях. Ты думаешь о своем пульсирующем члене и о его влажном рте. Ты думаешь о том, как это произошло. *** Переулок заставляет твою кожу покрываться испариной, а одежду прилипать к телу, словно чересчур настырный любовник. Раньше здесь был твой офис, с прекрасным углом для обзора улицы, на случай, если нужно было кого-то убить, но ты сам повысил себя в звании. Переполненные похотью, мужчины и женщины интересовались твоей любимой позицией, желая доставить удовольствие, желая сгореть вместе с тобой, и ты всегда отвечал, что таковой является позиция «генерального директора». Боль никогда не была дешевой, и как только ты научился справляться со спросом, то начал грести деньги лопатой – так же, как и коллекционировать слезы. Он нарочно привел тебя в стереотипную и привычную для тебя обстановку. Это место встречи существует для того, чтобы напомнить тебе, что для него ты – ничто, мразь, убожество; это его мнение, это твой наивысший потенциал. Взгляд на часы. Понимание того, что он опаздывает на двадцать минут. Доминик Ховард – император подпольных клубов. Ты и сам являлся многими вещами: дилером, химиком, миллионером, убийцей, - но ты никогда не опаздывал. Перебирая пули в кармане, ты подумываешь над тем, чтобы выследить его и всадить ему одну между глаз. Это не первый раз, когда ты представляешь себе эту картину. От нее тебя всегда мучает жажда. В конце концов, какой-то громила открывает металлическую дверь, и ты беззаботно поворачиваешься, чтобы посмотреть на его лицо. - Вы – Мэтт Беллами? Должно быть новенький. - Что, «большой человек» не удосужился показать своего лица? – кричишь ты, потому что любишь язвить и тебе скучно. - Пройдемте за мной. *** Только когда он проводит языком по твоему подбородку, ты понимаешь, что он так и не предложил тебе выпить. Ты думаешь, что вино или водка вполне бы подошли – что угодно, лишь бы притупить ощущения. Его руки тянутся к твоей спине, спускаясь на поясницу, пальцами цепляясь за шлевки твоих брюк и находя твой аккуратно спрятанный пистолет. Когда он играется с металлом, то начинает улыбаться, и тебе становится интересно, пытается ли он заставить тебя нервничать, словно сдирая с тебя кожу живьем, чтобы сделать тебя уязвимым. Он медленно проводит пистолетом вдоль твоего позвоночника, и ты смотришь прямо в его глаза, потому что в нем всё то, что тебя отвлекает, и ты ждешь вопроса, который так и просится сорваться с языка. - Ты бы использовал его против меня? – растягивая слова, спрашивает он, наконец выставляя оружие на твое обозрение. Ты не смотришь на пистолет, только на него. - Может быть, - говоришь ты, потому что это правда. Ты хотел применить по отношению к нему оружие в течение нескольких лет, и не можешь сказать, что этого не произойдет утром. Наблюдать за тем, как он давится дымом от выстрела, будет невероятно захватывающе. Доминик разглядывает Semmerling словно это – детская игрушка, и приподнимает бровь. - Ты доверяешь мне? - Нет. Он хихикает как маленький мальчик, и приставляет пистолет к твоему виску. Ты не мигаешь. Даже не вздрагиваешь. Тебе интересно, испытывает ли он некоторое разочарование, ведь ты смотрел в дуло пистолета достаточно раз для того, чтобы знать – никто не нажимает на курок, не произнеся перед этим внушительную речь. Доминик слишком чувствителен для прозы. Доминик никогда бы не испачкал свой гребанный ковер. - Бах! – шепчет он, и отбрасывает оружие в сторону – безопасность до сих пор превыше всего. От твоего внимания не ускользает тот факт, что все кончится плохо. Ваша история не закончится любовью – в ней лишь секс, деньги и власть, которыми вы не хотите делиться друг с другом вне постели. Ваша история закончится клацаньем зубов и разодранной кожей. Концом вашей истории станет холод. Концом вашей истории станет кровь. *** Он контролирует всех и вся, наблюдая за своими клиентами с чувством отрешенного интереса, присущего памятникам. Костюм, галстук, серые глаза и сильные костяшки пальцев, сломавшие не одну челюсть. Ты называл его Мраморным Королем, и здесь, на VIP-балконе с видом на танцпол, ему как никогда подходит этот титул. Словно статуя горгульи, жаждущая быть разбитой на кусочки, ты восторженно мечтаешь увидеть, как разрушишь миф своими голыми руками. Когда ты смотришь на него, он усмехается, прикрываясь тенью своего бокала. Он машет рукой, жестом указывая на стул рядом с собой, на который ты не хочешь садиться, но все же, делаешь это – напряжение никуда не уходит. Справа от тебя танцует девушка с…кем-то. С незнакомцем. Или со своим парнем. Он цепляется ногтями в ее колготки, словно пытаясь прорвать путь к ее бедрам. Тебе интересно, пьяна ли она. Тебе интересно, есть ли ей восемнадцать. На самом деле, тебе на всё это наплевать, но от этого ты начинаешь возбуждаться. - Спасибо, что встретился со мной, - холодно говорит он, ты поворачиваешься и одариваешь его сердитым взглядом. - Спасибо, что заплатил, - ты достаешь свой сотовый, он делает то же самое. Это действие побуждает его к проведению сделки, банковского перевода. На экране высвечивается номер твоего счета, и ты ждешь, пока он сделает следующий шаг. Его пальцы почти не двигаются, и одного обновления страницы достаточно для того, чтобы увидеть компенсацию в размере шестизначной суммы. - Я человек слова, - вздыхает он. Телефон возвращается на место, проскальзывая в карман его пиджака, и в этот момент тебе кажется, что он похож на змею. - Удали мои данные. Сейчас же. Я хочу видеть, как ты это делаешь. - Поверь мне, мой дорогой Беллами. После этого вечера у тебя не будет абсолютно ничего, что могло бы меня заинтересовать. Ты наклоняешься вперед и можешь чувствовать его запах. Его одеколон проникает в каждую клеточку твоего тела, и тебе приходится сглотнуть. - Тогда что же это такое? Одноразовая сделка? Они приползут, и будут требовать большего. Ты не справишься с поставками, - ты тупо пялишься на людей вокруг – танцующих, пьяных, утопающих в чересчур очевидной попытке пережить свою травму идентичности с остальными. Он нуждается в них. Он нуждается в тебе. Он тоже наклоняется вперед, склоняя голову набок, словно высчитывая в уме степень твоей бесполезности. - Ты не единственный дилер в Лос-Анджелесе, парень. Необходимость в тебе приблизилась к своему критическому пределу. Его голос – шепот, расплавляющий железо твоего равнодушия обратно в плоть. Его голос – алкоголь и несчастье, и он как раз той температуры, которая заставляет тебя сгорать заживо. *** Он раздевает тебя так, словно сдирает с ещё живого тебя кожу, но ты не вырываешься. Твоя апатия поражает тебя больше всего, даже больше, чем его ловкие пальцы и твой вставший член. Там, где раньше была твоя страсть, теперь пулевые отверстия, и ты так и не научился любить что-то хорошее и искреннее. Слова нежности, казалось, преломляются на кончике твоего языка. Но ты сюда пришел не за этим. Ты думаешь о деньгах и о том, как его ногти царапают твои бедра. - Ты заплатил мне за наркоту или за это? – спрашиваешь ты, наслаждаясь видом – он стоит на коленях. И поза не выглядит уязвимой, не так, как это обычно бывает. В его глазах нет подобострастия, лишь мертвое любопытство, спрятанное на дне колодца. - Я заплатил тебе, чтобы ты послужил своей цели, - он не смотрит на тебя. Он разглядывает твою коленную чашечку, и ты задаешься вопросом, не собирается ли он ее сломать. Ты закатываешь глаза. - Я не проститутка. - Мне не нужна проститутка. Он берет в руку твой член, и ты ухмыляешься. - Мне не нужна прелюдия. - Деньги были прелюдией. *** - Мы с тобой похожи гораздо больше, чем предполагали, - он откидывается на спинку стула, улыбаясь, и часть тебя хочет слизать свет с его зубов. - Неужели? – ты высокомерен и резок, ты запоминаешь каждый поворот его стакана, потому что ты – заряженное ружье, и тебя никогда не учили нежности. – Я не претенциозный мудак, я знаю, чего стою. И я не одеваюсь как ебанный политик. Доминик наклоняет голову назад и смеется – этот звук заглушается постоянно повторяющимися тяжелыми басами. - Думаю, ты извлечешь выгоду из нескольких уроков по стилю, мой дорогой Беллами. Возможно, приглядишься к дизайну своих «лекарств». - Химикатов, - огрызаешься ты. - Ты высококвалифицированный специалист в одной области, может…ты и в остальном так же хорош? Тебе не требуется много времени, чтобы понять его намек, чтобы вспомнить, что он рискует собственным членом. Ты поглощаешь свет клуба, твоя кожа до невозможного бледная. Твой злой умысел – быть хамелеоном, тогда как он светится изнутри невероятным оттенком золотого. Свет проходит по его венам, освещает его кожу. Он поглотил лос-анджелесское солнце, заставляя себя и твой бизнес уйти в тень, превращая дневной свет на кончике своего языка в пепел. Это заставляет тебя хотеть его. Это заставляет тебя его ненавидеть. Он словно горячее сливочное масло, а ты – холодный нож, который не может дождаться того момента, когда пройдет сквозь него. Он плохая идея. Все это было плохой идеей. Ты одержим плохими идеями. *** Баланс нарушается, когда вы доползаете до атласных простыней. Ты кусаешь его за ухо, словно желаешь выпотрошить. Где-то внутри тебя сидит голод, жаждущий поглотить его, и вот так ты и начинаешь – нежные, сочные покусывания его плоти, которая соскользнет с твоего языка прежде, чем ты начнешь грызть его кости. И он цепляется за твою спину и плечи, словно пытаясь слиться с тобой, носить тебя, как свой парадно-выходной костюм, с галстуком на шее из твоих волос. Секс с ним гротескный, влажный, жесткий и омерзительный как сама война. Ты толкаешься бедрами, членом упираясь в его бок, и ты хочешь, чтобы его органы в одночасье излились в твою ожидающую руку. Он толкает тебя, откидывая обратно на подушки, и нависает сверху. Словно броня. Он захватывает власть над тобой словно чемпион – весь гордость, огонь и ненависть. - Что если я убью тебя? – спрашивает он, руки на твоем горле. - Я воскресну из мертвых и приду за тобой, - плоско отвечаешь ты. Ты ждешь, пока он сильно сдавит твою шею или сожмет руки – его мстительная улыбка обжигает, пока твой мир погружается в темноту. Часть тебя думает о том, чтобы перевернуть его на спину, придавить его весом собственного тела и дать ему понять, что это твоя игра и твои правила. Но ты и раньше играл «снизу», и выигрывал даже со связанными руками, поэтому ты просто садишься и ухмыляешься тому, насколько неподвижны его руки – ни нежности, ни агрессии, лишь предупреждение о возможном действии. Он откидывается назад, на свои бедра, и крепко удерживает тебя в себе, как тело, в которое проникла сталь, и ты наклоняешься вперед, чтобы прикусить его губу. Твои зубы прокусывают кожу, и он начинает кровоточить – ты делаешь то, что он никогда не станет. Красивые вещи гораздо проще сломать: они кровоточат легче, быстрее, слаще, и он – не исключение. Ты не шокирован тем, с какой скоростью на его коже появляются капельки железа. Его руки грубые и все в мозолях, но его губы наслаждаются декадансом, и ты – первая разрушительная вещь, которую они поцеловали. - Я утащу тебя за собой, прямиком в ад, - ты всасываешь последние капельки крови, чувствуя на языке привкус пороха, алкоголя и горькой незаинтересованности. Он – все кушанья, которые ты когда-либо хотел попробовать, и ты радушно принимаешь его. - Как романтично, - бормочет он. Ты резко толкаешься в него, и он кричит. Удовольствие, боль, уже не имеет значения. Оно принадлежит тебе. Это принадлежит тебе. *** Доминик выводит тебя из клуба, прямиком к своему автомобилю – Maserati с тонированными стеклами и салоном из красной кожи. Рядом с ним стоит парковщик, передающий ключи водителю, и они отводят взгляд, когда ты проскальзываешь на заднее сиденье – будто отправляешься в ад. Вы не разговариваете. Ты ни к чему не прикасаешься. Молчаливое соглашение было подписано тогда, когда автомобиль подъехал к воротам в Bel Air*. Сегодня ночью вы оба будете жить. Сегодня ночью вы оба умрете. * Bel Air (или Bel Air Estates)- престижный район в западном Лос-Анджелесе.