Симпатика

◄ 9 ►

Солнце неторопливо прикоснулось ярким боком к дальней линии, где небо и море встречались друг с другом. У этой линии было красивое название ― "горизонт". Казалось, что раскалённому солнечному диску полагалось громко зашипеть, когда он погружался в воду. Кай знал, что земля круглая, а горизонт ― абстрактная величина, но он всё равно ждал шипения и бурления. Однако солнце продолжало опускаться, скрываясь из вида, совершенно бесшумно. Он лежал на мягких волнах на спине, запрокинув голову, и наблюдал, как солнце уходит, видел всё наоборот, вверх ногами. Размеренно и глубоко дышал, едва двигая руками и ногами, чтобы удерживаться на водной глади. И не чувствовал левую половину тела. На этот раз ― левую. Иногда он не чувствовал правую. Такие ощущения случались время от времени. Странно, что все конечности его слушались безупречно, просто часть из них казалась то ли онемевшей, то ли фантомной. А иногда ему казалось, что сердце замирало надолго, переставало биться. Или он не мог сделать вдох. Или выдох. Или же он ощущал вкус крови во рту. Чтобы всё вернулось в норму, достаточно было прикоснуться к Ханю. Тогда непонятные туманные мысли пропадали, а тело вновь слушалось и ощущалось цельным. Хотя по-прежнему всё оставалось неправильным. Кай много читал. И чем больше он читал и узнавал, тем отчётливее понимал, что с ним что-то не так. Он не помнил детства, не помнил тех, кого ему следовало называть родителями, не помнил школу... Он вообще ничего не помнил, только голос Ханя и самого Ханя. Хань стал первым, чьё лицо осталось в памяти Кая чётким и ярким образом. Хань задавал вопросы и считал, что Кай должен что-то помнить. Почему? Если он так считал, значит, что-то знал, а если знал, то почему просто не рассказал об этом Каю? Кай не понимал. От вопросов без ответов и постоянных размышлений привычно болела голова. Кай прикрыл глаза, когда солнце окончательно скрылось за горизонтом. Он честно пытался вспомнить. Хоть что-нибудь. Как всегда, смутно вспоминались лишь большой зал, ученики, резкие команды, которые никак не удавалось расслышать. Потом в голове тихим звоном прозвучало ― "Сеул". Глубокий вдох, пауза, мягкий выдох, пауза, плавный и неторопливый вдох... Всё. Снова никаких воспоминаний и образов. Только Хань ― самое чёткое и яркое воспоминание. Ангел, который притворяется человеком. Тот, кто его оттолкнул. Тот, кому он не особенно нужен, наверное. Кай прикоснулся пальцами к груди ― там что-то мешало, ныло, стояло комом. Почти боль, но не совсем. Это хуже всего. Лучше, когда было легко или болело. Когда ни туда и ни сюда, это невыносимо. Кай как-то прочитал, что если прикосновение к человеку дарит хорошие ощущения, прогоняет боль, ускоряет пульс и зажигает кровь, это называется "любовь". Особенно если при этом человек очень дорог, и его хочется оберегать, дарить ему счастье. Кай не хотел мешать Ханю. Ему достаточно просто быть рядом и иногда прикасаться, чтобы согреться и прогнать боль. Только вот, пожалуй, Хань считал, что этого слишком много. Слишком много вообще или именно для Кая? Он не знал. Не понимал. Он вообще уже ничего не понимал, запутавшись в той лавине знаний, что сам на себя обрушил. Поднял руку вверх и посмотрел на тёмное небо сквозь слегка разведённые пальцы, увидел рассыпанные по небосводу звёзды. Звёзды прекрасны ― на расстоянии, вблизи ― уродливы и смертоносны. Двойственность природы ― у всего есть обратная сторона. "Восьмой, два объекта в квадрате Н. Попытайтесь вывести их. Команда принята?" Кай сменил положение, огляделся, никого не увидел и неторопливо поплыл к берегу. "Восьмой, вас не слышно. Приём". Он вытянулся на песке у кромки прибоя и закрыл глаза. Волны ласково трогали ступни, омывали их и убегали обратно в морскую купель, чтобы вскоре вернуться. Ощущение, что он вот-вот вспомнит что-то, оказалось вновь обманчивым. Не вспомнил. Лёгкий свежий ветер овевал тело, высушивая солёные капли. В груди опять заныло. Кай сел на песке и прикоснулся пальцами к губам, снова ощутив знакомый вкус крови во рту. Левая рука, на которую он опирался, тоже сейчас как будто не существовала, как и левая нога. Он просто смотрел, как волна добегает до левой ступни, прикасается и убегает, увлажнив песок. Смотрел, но не чувствовал. Чтобы чувствовать, ему нужен был Хань, а Ханя нет, значит, надо просто потерпеть. Когда-нибудь это пройдёт. Быть может. Потому что проходит всё. Рано или поздно. Он медленно оделся, подхватил за шнурки кроссовки и побрёл вдоль кромки прибоя. Песок под ногами казался чуть прохладнее, чем то и дело набегавшие на ступни волны. По крайней мере, те волны, что набегали на правую ступню, казались тёплыми. Те, что набегали на левую... были никакими. Или их не было вовсе. А потом Каю примерещился запах расплавленного пластика и горячего металла. Тоже знакомо, хоть и необъяснимо. Нигде ничего не горело, но запах он чуял. Или ему казалось, что он чуял именно этот запах. "Всё хорошо. Держись за мою руку..." Кай непроизвольно попытался поймать в правую ладонь ту руку, за которую ему предложили держаться. Поймал лишь пустоту. И ком в груди вырос до гигантских размеров, затруднив дыхание. ― Хань... ― прошептал он, остановившись на месте и поискав взглядом кроссовки ― их он выронил, когда пытался поймать чью-то призрачную руку. До лаборатории он добирался через пустынный ночной порт. С северной стороны спал город, залитый яркими огнями. Кай внимательно изучал панораму, но так и не вспомнил ничего. Он никогда прежде не стоял на этом месте и не видел именно этого города. Зато вернулась чувствительность, и теперь он вновь ощущал левую половину тела. Хотелось взять какую-нибудь яхту и выйти в море. Кай как раз недавно прочёл учебники по управлению различными видами транспорта. Яхтами ― в том числе. Вертолётом он мог управлять, кажется, и раньше, как автомобилем и байком. Остальное было в новинку. И он взял бы любую из тех яхт, что стояли в порту, остановило лишь соображение, что брать чужое без спроса нехорошо. Кай добрёл до трамвайной остановки, осмотрел погасшие огни и прикинул расстояние до дома Ханя. Пешком ― долго, а трамваев уже не будет до утра. Тогда он вернулся к лаборатории и пробрался внутрь. Поблуждал в потёмках, залез в биокамеру и сел в углу. Здесь всё началось, почему бы тут всему и не закончиться? Быть может, если он уснёт здесь, то ему приснится голос Ханя. Это лучше, чем ничего. Когда Хань спросил, что ему нравится и что он любит, он честно ответил: "Хань". Печально, что ему нужен Хань, а он Ханю ― нет. Что люди делают в таких случаях? Написал ли кто-нибудь такой учебник? Надо потом поискать. В темноте едва слышно гудели работающие в тихом режиме компьютеры, где-то мерно капала вода, а Кай водил пальцами по прозрачной перегородке и старался воскресить в памяти голос Ханя и слова тех песен, что Хань напевал иногда. Свернувшись клубком в углу камеры, лежал потом с закрытыми глазами и ждал, хотя ждать ему было уже нечего.