Симпатика

◄ 7 ►

Сэхун вскинул голову и устремил внимательный взгляд на Тао, бесцельно ковырявшего еду вилкой. Тао его взгляд не заметил и начал тыкать вилкой в кусочек рыбы. Поддел, уронил в тарелку, снова потыкал и тихо вздохнул. — Тао? — М-м-м? — Если есть не хочешь, так и скажи. — Хочу. — Тао снова поддел кусочек рыбы вилкой, отправил в рот и принялся жевать с отрешённым видом. — Тебя что-то беспокоит? — А не должно? — Ну... — Он назвал моё имя. — Прости? — Тот парень. Похожий на Кая. Он знал, как меня зовут. — Неудивительно, мы же... — Сэхун осёкся и уставился на рыбу в собственной тарелке. — Мы не представились. — Угу. Хань назвал твоё имя, но моё имя никто не называл. А он знал. Ничего уже не понимаю, — пожаловался Тао очередному кусочку рыбы. — Хун-и, я не понимаю, что происходит. — Не называй меня так! — Хорошо, Хун-и, не буду. Так вот, я не понимаю, что вообще происходит. Хань сказал чушь какую-то. И сказал, что тот парень не помнит ничего, что было с Каем. Но он знает моё имя. И девочка ещё эта... Кай не мог... Откуда? И когда? Ей же лет пять, да? Но она так похожа на него. И, кажется, она не говорит, да? — Ты меня спрашиваешь? Я знаю не больше твоего. Кстати! — Сэхун вдруг сорвался с места, кинулся к столу у окна и нашёл оставленный там телефон, быстро пролистал номера и отправил вызов. — Кому ты звонишь? И, что важнее, зачем? — Погоди! — Сэхун упал на стул, прижимая телефон к уху. — Хён, привет! Ты занят? Отлично. Хён, ты помнишь Кая? Ну того парнишку, что вроде как был родственником... Что значит «почему я вдруг спросил»? Нет, погоди, хён. Дело было так: Тао смотрел передачу... да, из тех, от которых его за уши не оттащишь. Нет, за яйца не пробовал, думаешь, стоит? — Какие яйца? — насторожился Тао, задницей почуяв угрозу своему драгоценному организму. — Ага, потом попробую. Так вот, Тао смотрел эту чёртову передачу. И мы там увидели Кая... Нет, самого настоящего. Хён, ну ты чего? По-твоему, мы не могли узнать его? Кай это был, я тебе говорю. И мы туда поехали. Ну, в эту школу тэквондо. Да. Да, мы его видели и даже говорили. Нет, не узнал, то есть... Он сказал, что его зовут Чонин и он никогда нас не видел, знать не знает, и вообще... Нет, потом пришёл Хань. — Сэхун резко отвёл телефон от уха подальше, и Тао услышал возмущённый рёв Бэкхёна: — Какого чёрта он там забыл?! Сэхун поставил на громкую связь и положил телефон в центр стола. — Хань сказал, что этот парень — его пациент. — Угу, а когда Хун-и... — начал Тао. — Не называй меня так! — Хорошо, — кивнул Сэхуну Тао и продолжил: — И когда Хун-и спросил, не завёлся ли у Ханя корейский родственник, тот сказал, что Кай был донором для Чонина. И что Чонин ничего не помнит из того, что с Каем было. Только, хён... — Что? — нетерпеливо вопросил Бэкхён. — Хён, этот Чонин назвал моё имя. Понимаешь? Он знает моё имя. Если он ни черта не помнит, то почему вдруг его так круто осенило? — Твою мать, — коротко, но с чувством высказался Бэкхён. — Как же вы неудобно повылезли. Тао и Сэхун с негодованием уставились на телефон в надежде пристыдить Бэкхёна на расстоянии. Бэкхён не собирался пристыжаться и бушевал дальше: — И чего вас туда понесло? Ну, похож, подумаешь. Мало ли похожих людей на свете? — Хён. — И вообще, вы на побережье собирались, да? Ну так какого чёрта до сих пор в городе торчите? Катились бы себе на побережье... — Говядина. — Ну что? Намудрили, черти б вас на вилы... По башке бы одному и второму так, чтоб амнезия приключилась. Ханю ни слова, ясно? — Э... Что? — ошарашенно уточнил Сэхун. — Ничего. Делайте вид, что верите в те небылицы, что он вам наплёл. И не приставайте к ребёнку. — К какому ребёнку? — окончательно потерял нить рассуждений Бэкхёна Тао. — К Каю не приставайте, — пояснил Бэкхён. — Пусть эти двое сами разбираются. Сэхун и Тао уставились теперь друг на друга с одинаковым ошеломлением в глазах. — Хён, что вообще тут, чёрт возьми, происходит? — слабым голосом спросил Сэхун. — А это вас не касается. Пока что. Меньше знаете — лучше спите. Не лезьте никуда, ясно? Я потом всё объясню. Как-нибудь. Пока держитесь подальше и от Чонина, и от Ханя. И если кто-нибудь вас спросит об этом — и вообще о Кае, ничего не говорите. Вообще ни слова, ни полслова. Ясно? Молчите, как рыба об лёд. И не жу-жу. Дело жизни и смерти, молчок, рот на замок, ключик в трусы — и никому, тем более, врагам, честь не отдавайте. А то напортачите так, что... Забудьте всё, что знаете. Про меня тоже ни слова. Никому. Обознались — все дела. Впервые в жизни увидели. Ничего не знаете. С рождения головка бо-бо. А Хань у вас что-нибудь спрашивал? Сэхун помотал головой, пытаясь прийти в себя после словесной атаки Бэкхёна. Получалось неважно, потому что Бэкхён умел выносить мозг мастерски и играючи забалтывать противника насмерть. Тао до сих пор сидел в прострации и пытался найти ум, зашедший за разум. — Хань спрашивал только про практику. Хён, что ты... — Отличненько. Вот и чудненько. Выкиньте всё из головы и поезжайте на это чёртово побережье. Или ко мне можно — я вам дельфинчиков покажу. Хотите на дельфинчиков посмотреть? А поиграть с ними? — Говядина, какие ещё, к чёрту, дельфинчики? — прошипел оклемавшийся немного Тао. — Мы тебе тут про Кая, а ты нам что городишь? — Отличные у меня дельфинчики, — немедленно обиделся Бэкхён. — Забудьте всё, кроме дельфинчиков. Так вы приедете? — Чтобы ты нам окончательно головы задурил? Нет, спасибо. Мы поедем на побережье постигать дзэн и восстанавливать душевное здоровье — оно заметно пошатнулось после беседы с тобой. Вот прямо сейчас поедем. А потом ты нам всё расскажешь и объяснишь. Только по-нормальному. — Угу. Поезжайте. С вас ракушки и иные дары моря. Пока-пока. Тао с возмущением смотрел на телефон, издававший короткие гудки. — Это что вот сейчас вообще было? Сэхун развёл руками. — Это — Бэкхён. Собирайся, выезжаем. — Куда? — На побережье. Шевели ходулями. И никаких «ещё пять минут». Тао! — Ну, Хун-и... — Не называй меня так!!! — Я вычитал недавно, что периодически надо что-то в жизни менять... — Начни с чего-нибудь другого и оставь моё имя в покое, иначе пострадают твои яйца. Я доступно излагаю? Хань взял два стаканчика и повернулся к столу. Чонин всё так же неподвижно сидел на стуле и смотрел прямо перед собой. Ждал. Просто ждал, не позволяя ничего прочесть по нему: ни жестов, ни движений, ни харагей — языка тела. Закрытый наглухо, словно крепостная стена без дверей и окон. Хань медленно подошёл, поставил перед ним стакан с горячим шоколадом, обогнул стол и сел напротив, оказавшись под прямым взглядом. Нечитаемым взглядом. — С чего начнём? — тихо спросил, сжав свой стакан с кофе чуть крепче, чем следовало. — Мне всё равно. Чонин закинул ногу на ногу и сплёл пальцы на колене. Домиком. Это означало уверенность в себе. И это не слишком радовало Ханя. Он засмотрелся на руки Чонина: заметные суставы, отчётливо проступающие под кожей жилки, ссадины и царапины, старые шрамики, коротко обрезанные ногти, гладкие и чистые. Кожа на кончиках пальцев была удивительно светлой и казалась очень тонкой и нежной. Правая рука выглядела более изысканной и юной, потому что... потому что принадлежала Каю. Левая выглядела несколько грубее, и она принадлежала Чонину. — Может, расскажешь и объяснишь хоть что-то? — Для начала послушаю твою версию. Если верить твоим словам, она у тебя есть. Хань перевёл взгляд со сплетённых пальцев на твёрдые запястья, выше, задержался на расстёгнутом вороте комбинезона, отчётливо проступающих под смуглой кожей ключицах и аккуратной ямочке меж ними, полюбовался на гибкую шею и добрался до лица. Спокойствие и невозмутимость. Чонин посмотрел в сторону кофейного автомата, позволив Ханю оценить безупречность линии от подбородка к уху и резкий профиль. Длинная чёлка спадала до самых глаз, скрывая брови. Чонин тронул стакан с горячим шоколадом, но пить не стал, отвёл руку и снова взглянул на Ханя. Опять ничего, кроме терпеливого ожидания. — Чунмён полагал, что после операции воспоминания Кая и Чонина должны соединиться. Я думаю, что он был прав. И думаю, что ты помнишь всё, что было с Каем. — Допустим. Что дальше? Жёсткая складка красиво очерченных полных губ. Губы сухие, с крошечными трещинками и парой подсохших ранок там, где тонкая кожа лопнула, — как у человека, который много времени проводит на чистом воздухе и часто ездит на байке без шлема. — Вопрос с сознанием сложнее. Я не знаю, кого в тебе больше, — признался Хань, с некоторым трудом переключившись с разглядывания Чонина на беседу. — Если опираться на исследования доктора Ши в сходном случае, то там так и не удалось определить, чьё именно сознание стало определяющим. Хотя сам доктор Ши считал, что в итоге получился сплав двух сознаний. Поэтому я хочу тебя спросить, кем ты в большей степени себя ощущаешь? Чонином? Каем? — Я уже говорил — Кая больше нет. — Спокойный взгляд из-под длинной чёлки и ни единой эмоции в резких чертах. — Но это же неправда! — Хань резко отставил стакан и упёрся ладонями в столешницу. — И я же видел результаты обследования! — И что? Где в них написано, что во мне присутствует сознание Кая? Хань сжал губы, помолчал, затем тихо напомнил: — Кай любил меня. Поэтому ты четыре года молчишь и скрываешь правду? Если бы в тебе было больше Чонина, для которого я ничего не значу, ты сказал бы правду и отправил меня за решётку. — Ошибаешься. — Чонин продолжал смотреть на него прямо и невозмутимо. — Ты для меня никто, но если бы не твой проект, я сейчас тут бы не сидел. Моё молчание — это благодарность. Не больше. Благодаря твоему проекту я жив, у меня есть дочь и семья. Это много. Поэтому я буду молчать и дальше. Ты это хотел услышать? Услышал. Тебе достаточно? Хань стиснул кулаки и попытался проглотить горечь, застрявшую неприятным комком в горле. Не помогло. Он задыхался. Задыхался всё от той же горечи. И от боли. — Кай говорил, что он готов любить каждый кусочек меня. И что... что никто мне его не заменит. Если благодаря моему проекту ты сидишь тут и признаёшь это, то почему те слова больше не соответствуют действительности? Ведь если помнишь ты, то помнит и он. — Если никто не может заменить тебе его, то почему ты пытаешься заменить его мной? — Теперь взгляд Чонина был холодным. — Я — это не он, ты сам сказал. К вопросу о сознании. К тому же, он не слишком тебе был нужен. Или сейчас вдруг понадобился? — Не надо так, — глухо попросил Хань, вцепившись пальцами в край столешницы. — Кай никогда не требовал ответных чувств. Он говорил, что ему достаточно любить самому. — Я знаю. И я не об этом. Скажи, ты действительно видишь во мне его? В самом деле? Видишь? Не считая, — Чонин медленно поднял перед собой ладонь и закрыл правую половину лица, — этого. Ты видишь его? — Тогда объясни мне, чёрт возьми, что я делаю не так? За что ты меня ненавидишь? — Я не испытываю к тебе ненависти, — немного устало отозвался Чонин, поднялся со стула и отошёл к окну. Сунул руки в карманы и остановился, разглядывая сад за стеклом. — Но ты винишь меня в том, что я не любил его? — Разве я говорил это? Нет. Я знаю, что подобные эксперименты позволяют проводить далеко не всем опытным учёным, а ты вообще был всего лишь студентом и не представлял, с чем тебе придётся столкнуться. Ты был не готов, вот и всё. Сложно за это винить. И Кай был прав в том, что о любви не просят, её не требуют и не воруют. Либо любовь есть, либо её нет. Он сам не был нужен тебе ни тогда, ни сейчас. Это данность, и её уже не изменишь. — Тогда почему? Я ведь чувствую, что ты осуждаешь меня. За что? За то, что я не смог ничего сделать? Но я не знал, что у Кая нестабильный геном. Узнал слишком поздно. Но даже если бы нам удалось найти его тогда в Кунсане, мы не смогли бы спасти его. Кай сам сбежал. Я понимаю, что это было ради меня, но... Чонин покачал головой, повернулся к столу и смерил Ханя задумчивым взглядом. И Хань в который раз увидел в его глазах разочарование. — Знаешь, раньше я тебе сочувствовал. Потому что всё это в самом деле было сложным. Но сейчас ты вызываешь лишь жалость. Ты, правда, не понимаешь, что ты сделал? Хань вскочил на ноги, порывисто шагнул к Чонину и стиснул кулаки. — Я очень хорошо понимаю, что я сделал! Я стащил геном из запрещённой секции, вырастил человека, допустил ошибку и думал, что он умер по моей вине. А ещё я потерял друга и жил со всем этим четыре года. И четыре года я пытался понять, что сделал не так. Доволен? Чонин слегка опустил голову и невесело улыбнулся. — Ты стащил геном, вырастил человека, стёр ему память, лишил его всего, сделал его зависимым только от себя, но сам не смог стать ему опорой даже в малом. Вот то, что ты сделал. И не передёргивай. Я не говорю о чувствах, не говорю, что от тебя требовалось кого-то любить, не виню тебя в том, что ты был не готов к последствиям. Я говорю о других вещах. Есть маленький список людей, для которых интересы Кая что-то значили. И которые старались быть ему опорой по мере сил и возможностей. Для которых Кай не был просто экспериментом или забавной игрушкой. В этом списке два имени. Твоего имени там нет. Хань сглотнул и хрипло пробормотал: — Бэкхён? А кто второй? — Чунмён. В отличие от тебя, они никогда не делали различий между Каем и другими людьми, верили ему и не боялись его. И они не считали, что идут на жертвы, когда делали что-то для него или ставили его интересы на первое место. Ты хотел знать, в чём я тебя обвиняю. В этом. Только в этом. — Но это же... — Хань с возмущением набрал воздуха в грудь, но Чонин его опередил. — Хочешь, я напомню тебе, как ты держал подальше от Кая пароль-ключ от двери? Одна из мелочей, но показательно, не так ли? — Я просто боялся, что с ним что-нибудь случится! — Почему? — Ну он же ничего не знал ни о городе, ни о людях, ни... — По чьей вине? — невозмутимо ударил следующим вопросом Чонин. — Кто так захотел? — Но Бэкхён тоже согласился с решением стереть память! Почему ты его не винишь за это же? — Потому что Бэкхён никогда не пытался посадить Кая под замок? — Так ведь Кай жил у меня, а не у него! Это было его условие! Если бы Кай жил у него... — Хань умолк, попытавшись себе это представить. И осознал, что Бэкхён в самом деле не стал бы так поступать. Каким измученным и уставшим Бэкхён ни был, он всегда таскался за Каем хвостом и терпеливо отвечал на все вопросы. Чонин молча покачал головой, потом требовательно протянул руку. — Что? — Ключ. Мне пора идти. — Мы ещё не закончили! — возразил Хань, не собираясь так легко сдаваться. — Мы закончили. Мне больше нечего сказать. И я не хочу больше ничего слышать. Ты сам признался, что тебя волновал вопрос с сознанием. Теперь ты знаешь, что я — это не он. И что прошлое останется в прошлом. Достаточно. — И ты не чувствуешь того же, что чувствовал он? Чонин прямо смотрел на него целую минуту, потом всё же ответил: — Чувства Кая там же, где он сам. Всегда с ним. Но я не Кай. Я лишь получил его воспоминания, пусть он и не хотел этого. Это лучший для тебя вариант, не так ли? Или ты пошёл бы ещё на парочку жертв, если бы моё сознание принадлежало Каю? Чтобы уж наверняка знать, что он промолчит, если получит тебя... У Чонина медленно проступал на щеке отпечаток пятерни Ханя. Он молчал и просто смотрел на Ханя из-под длинной чёлки. Хань сделал долгий выдох, чтобы успокоиться. — Значит, моя версия о разделённых воспоминаниях верна? И ты — это Чонин с воспоминаниями Кая всего лишь? — Да. Так я могу идти? — Резко, холодно и без раздумий. Хань молчал и колебался. А потом у Чонина в кармане зажужжал телефон. — Слушаю вас. Да... Что случилось? Какая акула? Да, я помню... Что? Нет, пусть ничего не трогают. Вообще ничего. Ты уверен?.. Я буду через полчаса. Нет, не могу. Потом. Просто проследи, чтобы ничего не трогали, и выгони всех из здания. — Чонин убрал телефон в карман и выжидающе посмотрел на Ханя. Пришлось пойти и открыть дверь кабинета. Чонин проскользнул мимо и ушёл, даже не попрощавшись. Хань кое-как дотащился до стола и рухнул на стул, глупо пялился на собственные руки и пытался думать. Никогда прежде он не рассуждал подобным образом — тем, каким рассуждал Чонин. Но даже если... Что-то было не так. Что-то в словах Чонина его по-прежнему смущало. То есть, всё казалось вполне верным и логичным. Хань не собирался спорить и охотно признавал правоту Чонина, но что-то не сходилось. Хань ломал себе голову несколько минут, но так и не смог понять, что именно его настораживало и вызывало беспокойство. К тому же, ему трудно было думать о чём-то ещё, когда в голове настойчиво крутилась всего одна мысль — Кай для него недосягаем. Недосягаем, возможно, навсегда. Или... Хань дотянулся до внутреннего телефона, снял трубку и набрал номер Чунмёна. — Привет, хотел спросить кое-что... Чунмён, ты хоть раз проводил сеанс гипноза с Чонином?.. Ну да, чтобы выяснить, действительно ли у него нет воспоминаний Кая. Да, я знаю, что требуется его согласие. Так что? Вот как... Спасибо. Хань вернул трубку на место и закусил губу. От сеанса гипноза Чонин отказался даже тогда, когда на этом настаивало министерство. После вмешательства отца Чонина этот вопрос больше не поднимали. Хань откинулся на спинку стула и прикрыл глаза. Чонин отказался от сеанса, чтобы защитить Ханя — это ясно, как белый день. Согласится ли Чонин на этот сеанс, если его будет проводить Хань? Почему-то казалось, что вряд ли. Бэкхён нервно расхаживал перед главным входом в исследовательский комплекс и ждал. Утром ничто не предвещало неприятностей, но потом рыбаки нашли неподалёку дохлую акулу. Поскольку акулу до этого видели лишь одну, военные привезли её в исследовательский комплекс для вскрытия. Они не понимали, почему акула умерла. Зато они обнаружили на ней ранки. Характерные такие. Эти раны акула могла получить лишь в том случае, если она пробила собственным корпусом ограждение. Бэкхён измерил акулу и убедился, что эта — та самая. Большая голубая. Он распорядился насчёт подходящего помещения, вызвал специалистов и принялся наблюдать за их работой. Потом не ко времени позвонил Сэхун и сообщил не лучшие новости. Чтобы стало ещё веселее, под занавес один из специалистов сломал инструмент обо что-то твёрдое. Через полчаса выяснилось, что внутри акулы есть какая-то посторонняя штука явно искусственного происхождения. И акула эту штуку не проглотила, а кто-то засунул штуку в акулу специально, или она зацепилась за неё. Бэкхён слабо представлял себе процесс засовывания хоть чего-нибудь в акулу, но факт налицо. В комплексе лежала дохлая акула, а у неё внутри что-то мигало. Ему хватило благоразумия прекратить вскрытие и позвонить Чонину. Наверное, он тоже позвонил не ко времени, но Чонин обещал приехать. За полчаса Бэкхён выгнал всех сотрудников комплекса на чистый воздух и отправил к вольерам с дельфинами, а сам остался бегать у входа и ждать. Чонин приехал ровно через полчаса на байке. В неизменном чёрном комбинезоне. — Наконец-то! — Бэкхён подскочил к нему. — Ты один? — У меня выходной. — Чёрт, прости, я не знал. Надеюсь, я не оторвал тебя от важных дел? — Ничуть. Ты вовремя. Я как раз был на сеансе с Ханем. — Ого... — Бэкхён с досадой поморщился. — Мне следовало догадаться после звонка Сэхуна, когда он сказал, что видел его с тобой. И ты прокололся. — В чём? — Тао там истерил, что ты назвал его имя, значит, помнишь его. И ты — это Кай, а никакой не Чонин. — Значит, всё-таки прокололся. Ладно, неважно. Потом разберёмся с этим. Что тут у тебя? Бэкхён коротко пересказал историю, как нашли акулу и притащили в комплекс. И как нашли внутри акулы странную штуку. — Вскрытие так и не закончили, поэтому мы не знаем, почему она умерла. — Ты сможешь довести вскрытие до конца с моей помощью? — Наверное. — Тогда пошли. Сначала надо разобраться с той штукой и убедиться, что она одна. Потом поглядим, почему она сдохла. — Думаешь, это бомба? — Пока не знаю. Это может быть и бомба, и отслеживающий прибор, и даже контейнер с биоматериалом. Что угодно. У нас тут под боком Китай и Япония, а они не сворачивали военные программы. И я молчу про террористов. — Так воевать особо не с кем и незачем. — Китай и Япония официально проводят антитеррористические военные программы. Это всё равно не игрушки, а испытания нужны. И накладки случаются всегда. Корея в этом плане не лучше. Но если бы это наши накосячили, они акулу утащили бы к себе, а не сюда. — Думаешь, внутри может быть вирус? — Что угодно. Они поднялись на нужный этаж. В подсобке Бэкхён помог Чонину влезть в оранжевый прорезиненный халат и провёл в помещение с акулой. — Большая рыбка, — подытожил Чонин, окинув акулу уважительным взглядом. — И не говори. Думать не хочу, что от тебя бы осталось, если б она тогда тебя цапнула. — Ничего бы не осталось, наверное. Ладно, где эта коробка? — Вот тут, ближе к хвосту. Видишь зажимы? Чёрт, тут плёнка... Откуда только взялась? Они повозились, аккуратно убирая всё лишнее и открывая корпус небольшой коробки с мигающей лампой. — Таймер? — Нет, что-то другое. — Чонин подцепил край коробки и легонько потянул. — Никаких проводов снаружи. Трансмиттера тоже нет. Датчиков пока не вижу. — Значит, контейнер? — предположил Бэкхён и попытался сунуть нос между боком и рукой Чонина, чтобы поглядеть на штуку поближе. — Что ты делаешь? — Мне ничего не видно. Я же не такой длинный, как некоторые. — С другой стороны лезь, заодно подержишь угол. — Ага... Сейчас... Ух ты, а это что такое? — Лучше не трогай. — Чонин просунул скальпель в узкий зазор и надавил. — Эй, скальпель не для этого... — Что есть под рукой, тем и пользуюсь. Ещё немного... Ну вот. — Это что за хрень вообще? — Бэкхён озадаченно разглядывал слетевшую крышку и обнаружившиеся под ней микросхемы и проводки. — С ума сойти... — Да-да? — Достань мой телефон. Он в заднем кармане. — Как? Я в перчатках, а перчатки... — Ну так сними их, потом другие наденешь. Бэкхён стянул перчатки, ощупал бёдра Чонина и нашарил, наконец, телефон, достал и вопросительно посмотрел на Чонина. — Найди номер майора Хана и позвони, громкую связь поставь заодно. Бэкхён управился с поручением и принялся отсчитывать гудки. — Чонин? Что там у тебя? — Я в исследовательском комплексе в Инчоне. Помните историю с акулой и прорехой в ограждении? — Ещё бы, до сих пор утрясаем детали с морским ведомством. — Так вот, акула сдохла, её нашли и притащили для вскрытия в комплекс. Тут вот руководитель со мной, он обнаружил внутри акулы странный предмет и вызвал меня. Предмет мы вскрыли. — Что? А если там... — В жизни не угадаете, что это за штука. — Чонин, ты меня до сердечного приступа доведёшь. Что там у тебя? — Сенсорный датчик от субмарины новейшего поколения. Судя по надписям внутри, японской субмарины. Внутри, кстати, есть заряд для самоликвидации, но он не сработал. Всё то ли отсырело, то ли ещё что. Судя по краям шрама, акула подцепила эту фиговину не так давно. Рискну предположить, что рядом с Чечжу. Видимо, мучилась какое-то время, а под конец ринулась к ограждению. Не знаю, может, надеялась, что тут с неё это снимут. Или обезумела от боли. Мы ещё не закончили со вскрытием. Как закончим, сможем точнее сказать, почему она умерла. — Я и так могу сказать, — вмешался Бэкхён. — Вон там видно, что часть внутренних органов сильно пострадала. Начались необратимые процессы. Да, её эта штука и прикончила. — Угу, сапёров к вам присылать не надо? — Смысла нет. — Ага, мы просто перешлём к вам эту штуку с курьером, сами потом смотрите, куда её, — подтвердил Бэкхён. — Господин майор, только надо свистнуть ребятам в Чечжу, чтобы проверили акваторию. Если там без разрешения шныряют японцы... Нехорошо это как-то. Пусть попросятся, тогда пустим. А втихаря — не дело. — Сначала мне надо получить датчик на руки, а то на мои голые слова никто полагаться не станет. Нужны доказательства. — Можем прямо с акулой прислать. Всё-таки убили животное чёртовым датчиком. Тоже нехорошо, — пробурчал Бэкхён. — Голубых, конечно, ещё довольно много, но популяция всё равно на грани того, чтобы загреметь в реестр редких видов. И у меня тут вот дельфины уникальные, на Чечжу тоже лаборатория с дельфинами есть. А если б это не акула, а наш дельфинчик был бы? Они ведь работают вместе с морскими службами, людей спасают и помогают проводить исследования, забирают сэмплы воды на различной глубине, а там эти субмарины с торчащими датчиками. И там же ещё заряды для самоликвидации! Это вообще что за браконьерство, я вас спрашиваю? Куда вы там вообще смотрите? Чонин торопливо стянул перчатки, отобрал у Бэкхёна телефон, похлопал по плечу успокаивающе и вежливо попрощался с пребывающим в ступоре после словесной атаки Бэкхёна майором Ханом. — Уймись, весёлый хён, а то дельфины будут удирать от тебя, как от шторма. — Нет, ты просто не понимаешь! Я ж растил каждого из своих крошечных умниц. Даже думать не хочу, что они могут погибнуть вот так нелепо только потому, что тут рядом шляются какие-то придурки, утыканные фугасными зарядами... — Там не фугасные заряды. — Неважно, какие именно. Важно, что заряды. И они рванут. А мои дельфины тут вообще не при делах. Они столько всего делают, а вместо благодарности получают вот такое... — Бэкхён, не волнуйся. В интересах всех служб сделать так, чтобы этот случай стал единственным. А у тебя будет повод позаниматься с дельфинами и научить их распознавать субмарины и проявлять осторожность. — Кстати, отличная идея! — просиял Бэкхён, мгновенно зарыв томагавк и позабыв о тропе войны. — Пошли отмываться. Положить телефон обратно, или ты сам? — Сам. Ты уже достаточно меня полапал. — А? Что? Я просто карман искал... Кстати, что с сеансом? Хань ведь к тебе прицепился наверняка после того, как увидел тебя с Сэхуном и Тао? Чонин сбросил халат и сунул руки под тёплую воду. — Да так... Решил разложить всё по полочкам. Не хотел выпускать меня из кабинета, пока я не расскажу ему правду. — А ты что? Рассказал? — Нет. Просто послушал его версию и сказал, что всё именно так, как ему кажется. — Какую версию? — Бэкхён замер с задранной вверх рукой и повисшим на ней халатом. — Он предположил, что после операции мои воспоминания соединились с воспоминаниями Кая, но сознание принадлежит в итоге Чонину. Я подтвердил. Сказал, что буду молчать, и ушёл. — Так, погоди-погоди... Он на это купился? Серьёзно? — Не знаю, купился или нет, но отстал. — Он хоть попросил прощения? Чонин промолчал. — Чёрт! — Бэкхён сердито отшвырнул халат и тоже сунул руки под воду. — Слов нет просто. О чём он вообще думал все эти четыре года? — Искал ошибку в проекте. — Ты издеваешься надо мной? — Нет, цитирую. — Поверить не могу! Он счёл нужным сказать только это? И начать тоже только с этого? Господи... — Перестань, ты не можешь залезть ему в голову и узнать, что он на самом деле думал и чувствовал. И ты не видел его все эти четыре года и не знаешь, как он жил. Осудить всегда проще, чем понять. — Ну нет уж! Давай ты не будешь его защищать, ладно? Первое, что ему следовало сделать, так это попросить у тебя прощения. Извини, конечно, но это не он медленно умирал из-за какой-то там ошибки. Это ты медленно умирал из-за него. И мучился всякий раз, когда пытался что-то вспомнить. Чёрт, да если подумать, сколько тебе пришлось вынести из-за него, то... — Не надо. — Прости, но у меня в голове не укладывается, что он... Я не понимаю. Просто не понимаю. Так просто нельзя. — Уймись. — А вот и не подумаю! Прибил бы, честное слово. — Бэкхён вцепился в мыло с ионными добавками и яростно намылил руки. — Я даже его чувств не понимаю. Не понимал тогда, не понимаю и сейчас. Даже не понимаю, почему он согласился залезть к тебе в постель, если ему было наплевать. Чонин молча выключил воду и подставил руки под поток горячего воздуха. — Послушай... — Давай не будем больше о нём. Хотя бы не сейчас. Нет настроения. Да и это уже неважно, раз я здесь и со мной всё в порядке. — А с тобой точно всё в порядке? — хмуро уточнил Бэкхён. — Это вот сейчас, рядом со мной, потому что я знаю правду. А каково тебе в другое время? Разве ты можешь себе позволить быть настоящим всегда и во всём? Не думаю. И в этом тоже виноват Хань. Потому что тебе приспичило его защищать. — Это неважно. — А что тогда важно? Предлагаешь закрыть глаза на то, что из-за него едва не умер Кай, а ты теперь должен играть спектакль по нотам? Пф! — Это не было его целью. — Уж конечно! Его цели были высоки и благородны. Во имя всего человечества. Ну да, ну да... — Не шипи. — И вовсе я не шиплю... не шипю... тьфу! Меня просто всё это бесит! Прости, но ничего не могу с собой поделать. Слушай, а давай ты расскажешь правду? Тебе ничего не будет, прятаться тоже больше не потребуется... — Я уже говорил — не хочу видеть тебя за решёткой. — А мне пофиг. Вряд ли мне дадут больше двадцати — я же не крал геном. Зато Хань получит по заслугам — сразу и за всё. Вот увидишь, тебе станет легче. Чонин тихо засмеялся и помотал головой. — Мне не станет легче, весёлый хён. Благодаря проекту Ханя я сейчас живу. Это многого стоит. А всё остальное... это мелочи. Жизнь всегда далека от идеала. Любая. — Угу, тогда почему ты здесь, а не с ним? — Потому что я ему не нужен? — Наверное... Ты прав, пожалуй. Если бы ты был ему нужен, он... Эй, подожди меня! Куда ты пошёл? А кофе и перекус? Я голодный! Умираю от голода! В муках! А где Солли, кстати? Куда ты её дел? Мои дельфинчики жаждут её увидеть! А ну вернись! Сейчас же! Эй, я больше не буду о нём говорить, ну правда... Молчу, как рыба об лёд. Вот, видишь? Чонин! Бэкхён торопливо вытер руки бумажными полотенцами и кинулся догонять Чонина.