***
Маи очень спешила. Сидя в мягком кресле, подавляла желание вскочить и заставить неведомым способом двигаться вагон быстрее – поезд, на её взгляд, шёл слишком медленно. Поэтому она ёрзала на сиденье, нервно поглядывала в окно и вертела в руках айфон, беспрестанно просматривая пустующую почту и через каждые полминуты проверяя время: ей казалось, что с телефоном что-то не то и он категорически отказывается менять на экране цифры, отвечающие за часы и минуты. Всему виной оказался звонок с мобильного Хисаны, к которой она и так собиралась заехать на неделе. Она даже обрадовалась, увидев от неё входящий вызов, и собиралась уже поддеть на тему «в кои-то веки ты сама вспомнила мой номер!», но вместо мелодичного голоса подруги внезапно услышала низкий, властный и максимально выдержанный в вежливых интонациях голос её мужа. Он попросил не волноваться, но как можно скорее приехать в Бией – Хисана в местной больнице. На испуг и тревогу Маи он ответил: врачи говорят – сильное переутомление, держится высокая температура. То, как он это сказал, поразило Маи. Правда об этом она задумалась уже в поезде, когда, моментально побросав дела и собравшись, наконец заняла свое место и начала прокручивать и перекручивать в голове услышанные фразы, рассматривая и анализируя их со всех сторон. Голос господина Кучики звучал негромко и сдержанно, но почему-то от сказанного веяло таким напряжением, что Маи показалось – через неё саму пропустили ток в тысячу вольт. Нет, Маи всегда знала, что сочетание Хисана и простуда довольно опасное при состоянии здоровья и слабом сердце подруги, но разве это повод для вот такого волнения? Маи всю дорогу твердила себе, что всё будет хорошо. Просто не может не быть хорошо, ведь у Хисаны наконец-то, в кои-то веки, только-только всё наладилось!.. Но мобильный Хисана не брала. И её муж тоже больше не отвечал, сколько Маи ни набирала номер. От вокзала, на который поезд прибыл уже ближе к вечеру, до больницы на такси она добралась в считанные минуты, хотя потом, в обратной дороге выяснилось, что пешком до неё не больше десятка минут. Маленькое двухэтажное серое здание, обычная провинциальная клиника, где каждый сотрудник на счету – Маи даже у регистратуры пришлось несколько минут подождать, пока не освободилась одна из медсестер. - Таканаси Маи-сан? Я – Курасава Акайо, лечащий врач Кучики Хисаны, – через несколько минут ожидания обратился к ней невысокий, слегка сутулый, худощавый пожилой мужчина, с внимательным и усталым взглядом узких, словно щёлочки, глаз. – Я ждал Вас, пойдёмте со мной. - Да, это я, - сердце Майи дернулось в предчувствии, по телу прошлась дрожь, такая, которая случается, когда стоишь на краю обрыва, но она подавила всколыхнувшиеся волнение и панику. – Вы меня ждали? А где Хисана? Как она себя чувствует? Вместо ответа мужчина поклонился и приглашающим жестом указал рукой на третью дверь в чистом белом коридоре, освещённом лампами дневного света, и, когда Маи, кивнув и нервно сжав в руке так и не убранный в сумочку мобильный, двинулась по указанному направлению, прошел за ней следом, слегка прихрамывая на одну ногу. В маленьком кабинете, окно которого выходило на бескрайние поля, а на стенах не было ни одного украшения, кроме календаря и часов, стояла стандартная мебель: стеллаж с кучей медицинских справочников, почти до потолка шкаф, стол, кресло и стул для посетителей. Курасава-сан вежливо попросил её сесть, и Маи, так и не сумевшая избавиться ни от плохого предчувствия, ни от легкой дрожи, послушно опустилась на стул. Врач встал напротив неё и посмотрел ей в глаза: - Мне передали, что Вы единственная ближайшая родственница госпожи Кучики. - Подруга, - растерянно проговорила Маи, глядя на то, как мужчина склоняется перед ней в поклоне. - Но мы почти сёстры – с раннего детства вместе… - Прошу прощения за то, что вынужден приносить вместо хороших новостей плохие: примите мои свои соболезнования – Кучики Хисана-сан скончалась сегодня утром, в девять часов сорок минут. – Врач так и остался стоять в поклоне некоторое время. - Что Вы сказали? – сорвалось у Маи с языка бессознательное, поскольку мозг молчал, оглушённый сказанным. Маи, сколько ни пыталась, не в состоянии была ни принять, ни осмыслить страшные слова. Она просто смотрела на врача, ожидая, что вот он сейчас рассмеётся и скажет, что это просто дикая, дурацкая шутка, розыгрыш. Но мужчина выпрямился, поднял голову, и понимание того, что всё сказанное правда, обрушилось лавиной. Маи охнула, закрыла ладонью рот, а потом не выдержала: - Этого не может быть! Я ведь разговаривала с ней совсем недавно! Слова вылетали сами собой, а внутренности застыли от образовавшейся под ребрами пустоты. И чтобы её заполнить хоть чем-то, Маи говорила, спрашивала и требовала – лишь бы не молчать в осознании: - Как же так! Она ведь совсем молодая! У неё не было никаких серьёзных болезней и диагнозов! Как можно умереть от переутомления?! Объясните мне! Не молчите же! - Всё так.- Снова поклонился мужчина, не растерявший после этой вспышки ни грамма усталого спокойствия повидавшего всё на свете человека. - Госпожу Кучики Хисану привезли к нам вчера без сознания. Все показатели, кроме температуры, были в норме. Днём она пришла в себя, а ночью у неё снова резко поднялась температура, выше сорока. Мы боролись за её жизнь несколько часов, но в конце концов оказались бессильны. Простите ещё раз. - Как же это… - выплеснув эмоции, Маи почувствовала резкую слабость, и получилось только потрясённо бормотать. – У нас скоро выставка… Она только вышла замуж… Как же так?.. – Такое, к сожалению, случается. Не всё зависит от врачей. А у Кучики-сан, возможно, случился сильный стресс или общий упадок иммунитета… Сейчас сложно сказать. Результаты вскрытия будут только через несколько дней. Вам нужно успокоительное? - А?.. – Маи растерянно глянула на врача. - Нет… Хотя… Пожалуй, да. Но только такое, которое можно при беременности, пожалуйста. - Вот как. Я накапаю пустырника, - внимательно её выслушав, кивнул врач. – В таком случае постарайтесь успокоиться, как бы это ни было сложно, - и вышел ненадолго из кабинета. «У неё с детства было слабое здоровье… Я так надеялась, что всё обойдётся, как это было всегда… Только она стала счастливой!..» Мысли растерянно скакали, Маи никак не могла уцепиться ни за одну из них, кроме постоянно перехлёстывающей все остальные: «Как же так! Этого не может быть! Хисана!» Ничего не укладывалось в голове, о чувствах вообще думать не приходилось – это даже не ведро ледяной воды на голову, это просто прыжок в ледяную прорубь. Маи трясло, но она пыталась взять себя в руки, и уцепилась за первую мысль, пришедшую ей в голову. И когда врач вошёл, протянул ей лекарство и стакан с водой, Маи благодарно кивнув и неловко, чуть не подавившись, проглотила темную жидкость, а запивая, стукнула зубами о край стакана и пролила немного воды на себя, но всё же спросила: – А её муж? Её муж, Кучики Бьякуя, был здесь? - Муж? – нахмурился было врач. – Нет, его здесь не было. Мне передали, что он появился буквально час назад и очень торопился: подписал все необходимые бумаги, отдал распоряжения о похоронах, очень убедительно попросил передать для Вас небольшую посылку и так же быстро ушёл. Очень странный визит… Но он оставил нашей больнице приличную сумму на оборудование… Очень странно… - Посылку для меня?.. – растерянно прошептала Маи, снова совершенно потерявшаяся и сбитая с толку: – Извините, всё это совершенно никак не укладывается в голове… - Я понимаю, Таканаси-сан, и сочувствую. – Мужчина кивнул и снова открыл шкаф, доставая из него объёмный, пухлый, величиной с хороший большой атлас конверт. Маи взяла его подрагивающими руками и беспомощно посмотрела на доктора. - Простите, можно я открою его сейчас? Мне нужно… - Конечно, я оставлю вас ненадолго, - и врач вышел, аккуратно прикрыв дверь. Маи вскрыла конверт совершенно на автомате, без единой мысли, и вытянула изнутри что-то крупное, завёрнутое в плотную бумагу. Тут же выпала записка, но Маи сначала развернула большой сверток. В нём оказалась та самая рамочка с хокку, на которую она засматривалась у Хисаны, и небольшой дневник, замкнутый на маленький замочек, ключ от которого висел на цепочке, прикреплённой к самому дневнику. Рукой Хисаны на обложке были выведены цифры предыдущего и настоящего года и надпись «Наш момиджи». «Её дневник… Ты совсем не изменилась, даже повзрослев, – такая детская расцветка…» - пробежала суетливая и глупая мысль, внезапно кольнувшая так остро, что Маи еле сдержалась и, проглотив ком в горле, наконец развернула записку. Внутри лежал чек на предъявителя в ближайшем банке, а несколько предложений, написанных четким каллиграфическим почерком, оповещали о месте и времени похорон, о том, что расходы уже оплачены, а для непредвиденных случаев она, Маи, может получить деньги по приложенному чеку – цветы, поминовение в храме, уборка на кладбище, уход за могилой и прочая – всё, о чём он, господин Кучики, не успел распорядиться. И ещё приписка: Хисана просила передать ей этот дневник, сказав буквально: «Маи всё поймет, я обещала»… Кандзи дрогнули и расплылись, и Маи вдруг поняла, что не может дышать. Она прижала записку к груди. «Успокоиться, мне нужно успокоиться…» Потом дрожащими пальцами открыла маленький замочек и начала читать, не замечая капающих слёз. «Дорогая Маи, милая моя названая старшая сестрёнка! Если ты это читаешь – значит меня нет рядом. Но я обещала тебе рассказать однажды нашу с Бьякуей историю. Пожалуйста, храни её в тайне. В этом дневнике ты найдешь все ответы на свои заданные и незаданные вопросы. Прости меня за вынужденную ложь, но прочитав, надеюсь, ты поймешь меня…» На этом месте Маи не выдержала и разрыдалась. Она захлопнула дневник, прижала его к груди и, понимая, что не сможет сейчас остановиться, дала волю слезам. Вернулся врач, предложил ей салфетки и ещё один стакан воды, дождался, пока она успокоится. Это было трудно, хотя слёзы немного и облегчили её состояние. Но вот одна мысль так и не давала ей покоя и Маи, через несколько минут всё ещё продолжая всхлипывать, спросила: - Вы уверены, что её муж появился всего час назад? - Совершенно точно могу сказать, что лично я его не видел. Может быть, узнать у кто-то из персонала? - Это так странно… – Маи покачала головой, совершенно ничего не понимая. «Этого же не может быть… Не понимаю… Как же он тогда звонил...» Маи не представляла, насколько она права.***
Когда Хисану обнаружили в бреду с очень высокой температурой, то Бьякуя был рядом уже буквально через полчаса, еще в машине скорой помощи, везущей её в местную больницу. Разумеется, никто, кроме самой Хисаны видеть этого не мог, а она сама некоторое время была не в состоянии заметить его. У неё перед глазами цветут сакуры и ветер осыпает лепестки так обильно, что кажется – идёт снег. Они везде – на земле, в воздухе, в его и в её волосах. - Станцуй для меня, Хисана, - просит он. Его дыхание задевает её лицо, прядь его волос касается и переплетается с её волосами. Она вспыхивает. Когда он так просит, она не может отказать ему. Да и в принципе не может. - Хорошо, Бьякуя-сама, - покорно кивает и улыбается. – Только Вы спойте. - Хитрая, - шепчет он, чуть улыбается в ответ и, легко выстукивая пальцами ритм, начинает петь. Она прислушивается несколько секунд, закрывает глаза и начинает двигаться, сплетая свои движения и его голос в удивительный рисунок. Кажется, что сама Вселенная радуется вместе с ними – в сиянии солнца и голубого неба, в пении птиц, в цветении сакур и осыпающихся лепестках. Радость лучится в его глазах и её движениях… Ему на палец садится адская бабочка. - Бьякуя, ты нужен мне. - Голос Гинрей-сама строг, Хисана останавливается и тоже становится серьёзной, пытаясь восстановить сбившееся от танца дыхание. - Да, Гинрей-сама, буду через минуту, - Бьякуя отправляет ответную бабочку, останавливается на мгновение, хватает пальцами прядь её волос, шепчет на ухо: - Ты была прекрасна. Я не прощаюсь. Жди. Вынырнув из забытья, осмотрев белые стены и с трудом повернув тяжелую голову на слишком мягкой больничной подушке, она увидела Бьякую – в форме синигами, с традиционными кенсейканом и Сенбонзакурой. - Открываю или закрываю глаза, а ты всё равно здесь, - слабо прошептала Хисана и попыталась улыбнуться. Бьякуя присел на кровать. От этого тихого шепота у него захолонуло сердце и он молча накрыл и спрятал в ладони её бледную кисть, лежащую поверх одеяла. Молчать дальше не имело смысла, от кого угодно можно было скрывать правду, но только не от неё: - Я за тобой. Хисана согласно кивнула и закрыла глаза. Но тут же резко открыла и в них стояла тревога: - Подожди… Ты имеешь ввиду, что… – она что-то высматривала в глазах мужа, который усилием воли не отводил взгляд, и видимо нашла то, что искала: – И давно ты знаешь? - Разве сейчас это уже имеет значение? – Бьякуя на мгновение прикрыл глаза, качнул головой, потом приподнял её тонкую руку с почти прозрачной кожей и поднёс к губам тонкие пальцы. Хисана проследила за ним взглядом, напряжение и тревога из её глаз ушли, и она улыбнулась: - А знаешь… С того самого дня, как ты принёс камелии… меня не покидало чувство, что всё как-то странно… слишком хорошо… и много совпадений… В её словах не было ни испуга, ни горечи, ни страха, только спокойствие и даже умиротворение. И Бьякуя в очередной раз мог только восхититься ей и порадоваться тому, что эта удивительная, хрупкая, не перестающая его поражать женщина – его жена. - Я буду рядом. - Я знаю, любимый, - тихо прошелестела Хисана, закрывая глаза. – Наконец-то я смогу по-настоящему быть с тобой. Когда внезапно подскочила температура, он был рядом. Медсестры и врачи, хлопочущие возле больной, удивлялись тому, как часто слабая и нежная улыбка озаряет её лицо. Хисана неслышно шевелила губами, шептала чье-то имя, и смотрела в пространство так, словно видела рядом кого-то близкого и родного. Врачи считали, что она бредит. И когда, несмотря на все усилия, её сердце остановилось, они поразились тому, насколько умиротворённым и радостным стало её лицо. И никто из них не видел, как высокий, статный мужчина в черной форме синигами и белом хаори с кандзи «Шесть» бережно подхватил на руки живую маленькую черноволосую женщину с фиалковыми глазами, тут же прижавшуюся и обнявшую его за шею, окинул прощальным взглядом лежащее на постели тело, и, больше не оборачиваясь, легко ступая по воздуху, неторопливо понёс куда-то свою драгоценную ношу.