Animalverse

Прошло много дней. Сынхён пропадал на несколько часов, заставляя омегу сидеть в номере: боялся, что тот привлечет излишнее внимание к своей персоне. Сначала Квон его слушал хотя бы потому, что не знал, куда ему ходить, с кем говорить. Из постоянных жителей он знал лишь Дэсона, но и тот пропадал вместе с Сынхёном. Это сильно раздражало лиса, но он старался поменьше об этом думать. Дела альфы - только его дела, так что Джи был занят собой. Он начесывал хвост новым гребешком, спал, иногда ел, рисовал и страдал бездельем. Надо было подумать, как он будет жить дальше, но все его планы сводились к четвертой течке и свободе, поэтому думать об этом ему тоже надоело. Сынхён был занят поисками одной важной вещи, связанной с его семьей. Целыми днями они с Дэсоном бродили, прячась от охраны города, и искали лазейки, по котором можно было перейти границу и попасть в мэрию: нужный предмет хранился там. Альфа выматывался и, приходя домой, надеялся на тепло и ласку, но его встречали не особо дружелюбно и даже не радовались его приходу. Джиён игнорировал Сынхёна: он никогда не обнимал и даже не заговаривал с ним первый. Иногда Чхве казалось, что лис делает ему одолжение, когда позволяет касаться себя. Но альфа все-таки был упрям и верил своим инстинктам. А тело омеги говорило совсем о другом, нежели слова Джи, поэтому волк продолжал быть настойчивым. В очередной раз придя домой, Сынхён застал омегу за рисованием. Он изумился, как красиво и четко выведены линии. Альфа стоял за его спиной и даже не дышал, стараясь не мешать, но Джиёна это все равно раздражало. — Хватит таращиться, сбиваешь! — Я не знал, что ты так красиво рисуешь. Это же Рыжий хребет, так ведь? — предположил Сынхён, откусывая яблоко. Джи удивленно повернулся к нему. — Как узнал? Чхве хихикнул и ласково погладил его по рыжей голове, задевая одно ушко. — Ну подумай, если ты вырос там и ничего больше не видел, что же ты еще будешь рисовать? Омега оскорбился, уклоняясь от его руки. — С тобой я тоже ничего не вижу, кроме вида из окна, этой спальни и твоей рожи. Там я хотя бы ходил, куда захочу, а здесь сижу в клетке под замком. — Как грубо, — хмыкнул в ответ Чхве и присел рядом. — Давай так. Ты нарисуешь мой портрет, а я свожу тебя погулять и куплю все, что ты выберешь. — Все-все? — уточнил омега, и его хвост мгновенно распушился, поднявшись вверх. — Все, на что хватит денег, — уверенно кивнул волк и протянул ему руку. Джиён сомневался, но, закусив пухлые губы, все-таки пожал ее. На следующий день, пока альфа пропадал по делам, Джиен пытался нарисовать его портрет. Сначала выходило криво, но потом он понял, что не помнит некоторые черты лица, поскольку у него получался совсем другой оборотень, а не Сынхён. Отчаявшись и испортив шесть рисунков, Джи сам не заметил, как наступил вечер. За дверью послышались шаги, дверь отворилась, и на пороге появился Сынхён. Правда, он был сильно потрепан, одежда порвалась в некоторых местах, волосы взъерошены, глаза бешено били адреналином, и от него сильнее обычного пахло альфой, запахом самца, а в зубах Чхве держал украденный гребешок Джиёна. — Где ты его нашел? — проигнорировав состояние Сынхёна, омега вцепился за гребешок и выдрал из его зубов. — Мой гребешок, тот самый! — с восторгом прокричал он. Альфа рыкнул, подхватив его на руки, и свалил на кровать, урча и покусывая его за рыжие уши. Джи щурился, прижимая к груди потерянную вещицу, и хихикал, пытаясь отстраниться от волка. — Перестань, щекотно. Да что с тобой? Откуда гребешок? — Зайца догнал и вернул. Я молодец? — Ты молодец, — Джи почесал его за ухом. Сынхён довольно сощурился, сильнее сжал Джиёна в объятиях и глубоко вдохнул его запах. — И это все? — разочарованно спросил он. — А что я должен сделать? — состроил Джи, дурачась, и невинно похлопал глазами. Сынхён тоже был не промах, поэтому состроил милую рожицу и вытянул губы. — Нуу, я думал мы сделаем друг другу приятно, — рука альфы ловко скользнула в брюки Джиёна и обхватила его член. Квон напрягся, вытягиваясь в одну тонкую струнку, и даже перестал дышать. — Я не хочу, — честно сказал он, но рука альфы продолжала ласкать его плоть. Квон тяжело выдохнул, жалобно вглядываясь в глаза волка, и альфа замер. Несколько секунд он молча смотрел на лиса, не понимая, что с ним не так. — Совсем? Мы не делали это очень давно, может, тебе и прикольно, но я уже на стенку лезу. А ты знаешь, что воздержание альфы грозит агрессией. Я просто могу взять силой. — Бери, но помни при этом, что я. Тебя. Не. Хочу, — упрямо заявил Джи и нахмурил свои маленькие рыжие брови. Сынхён тяжело дышал: было видно, что он мечется между своими желаниями и принципами. Взгляд волка жадно бегал, спускаясь от глаз Джи до губ и возвращаясь обратно. Альфа не хотел делать то, что не хочет омега, но что же ему самому делать с большим и долгим неудовлетворением? — Кстати, я стеснялся спросить, но все же… Мы эм… — альфа поджал уши, и Джи даже показалось, что он покраснел. — Когда при первой течке мы сцепились замком, ты разве не должен был забеременеть? Квон растерянно открыл рот: такого вопроса он явно не ждал. У него было подготовлено около десяти ответов на вопрос «почему в тебя нельзя кончать?», а вот на вопрос «почему ты еще не залетел?» он как-то не придумал ни одного. Джи тоже покраснел и решил выйти из ситуации при помощи контратаки. — Что? Хочешь обрюхатить меня, чтобы отложить четвертую течку? А вдруг боги не даровали мне детей? Или тебе? Зачем ты спрашиваешь у меня такие вещи, ведь это был мой первый раз. Я мало что помню и даже не хочу помнить, — прокричал омега. Хотя он врал. Некоторые моменты он действительно помнил. Прикосновения, поцелуи, то, как он желал, чтобы альфа полностью наполнил его собой. Эти желания и воспоминания его пугали. Он запугивал сам себя, отчего с особым ужасом ждал следующей течки. — Что за глупости ты говоришь? Думаешь, что бесплодный? — Сынхён ласково ответил на его упреки, погладив рукой вдоль его скул и поцеловав плечо. — Раз ты не беременный, значит, скоро будет вторая течка, так? Посмотрим тогда, кто кого не хочет, — загадочно добавил волк и встал с кровати, оставляя Джиёна в эмоциональном шоке наедине со своими мыслями и страхами. Со старым гребешком лису было намного лучше. На душе стало спокойнее, а еще он смог поставить на дверь оберег, чтобы чувствовать, кто ходит за дверью. Теперь, если кто-то проходил мимо седьмого номера, Квон мог почуять ауру и понять, омега это или альфа, городской или древней веры. Это стало его новым развлечением. Пока волк-оборотень отсутствовал, Джи часами сидел и просто пялился в закрытую дверь, считывая ауру. Рисунок Квон все-таки закончил. Правда, он вышел не таким, как планировал художник. Изначально Джи рисовал самого Сынхёна, его человеческое лицо, но, загубив много набросков, в итоге нарисовал белого волка, его второе преображение. Вопреки оправданиям Джи, альфе рисунок очень понравился. Он с таким восторгом и трепетом отзывался о клочке бумаги: это был первый раз, когда омега что-то преподнес ему от себя. Пока Джиен собирался на долгожданную прогулку, Чхве не выпускал бумажку из рук, вертя рисунок так и сяк. Волк на рисунке действительно выглядел почти живым, и альфе казалось, что он смотрелся в зеркало. Собравшись, Сынхён взял лиса за руку и повел на улицу. — Ни с кем не разговаривай, ничего не решай, никому не груби, — напомнил он правила поведения в городе. Джи закатил глаза, монотонно кивая: эти правила сидели у него в печенке. Проходя мимо бара, они повстречали Дэсона. Тот, как обычно, улыбнулся и помахал им рукой, провожая. — Хорошо вам погулять, — прокричал он вслед, и, пока Чхве этого не видел, Джи показал ему язык и взмахнул своим пушистым рыжим хвостом на прощание. Базар совсем не изменился. Прилавки по-прежнему ломились товарами на любой вкус. Джиён понял, что просто обожает это место. Даже ничего не покупая, он получал душевное наслаждение, просто бесцельно ходя туда-сюда и разглядывая диковинки и новые штуки. Сынхён, наоборот, чувствовал напряжение, находясь в толпе при таком большом скоплении народа, к тому же половина альф уделяла его омеге чрезмерное внимание. Альфа то и делал, что гневно зыркал то на одного, то на другого оборотня, а Джиен ничего не замечал, кроме побрякушек и красивых вещей. Шелка, кожа, другие неизвестные ему ранее материалы — в этом мире было столько всего, что Квон хотел узнать, потрогать и увидеть. А потом Джиён остановился, засмотревшись на омегу-горностая. На нем был удивительный костюм небесного цвета. Он был плотным, но смотрелся очень ярко: это была совсем другая одежда, не такая, что всю жизнь носил Джиён. — Что это на нем? — лис показал пальцем на омегу. Сынхён тут же одернул его руку и вздохнул. Манеры у Джиёна были те еще. — Где? У горностая? — удивился Чхве, улыбаясь. — Это городская современная одежда. В ней ходят люди и приверженцы городской веры. Одежда называется джинсы. Она очень удобная. В ней и тепло, и не жарко, к тому же она не рвется так часто, как другая одежда. — Джинсы… Купи мне джинсы! — с восторгом попросил Квон, заглядывая альфе в глаза. — Но… Ты слышал, что я сказал? Ты другой веры, религия позволяет тебе носить такое? — Мы же в городе и, как я понял, потом тоже поедем в город? Будет лучше, если никто не будет знать, что я приверженец старой веры. От моей старой одежды все шарахаются, будто я черный шаман, а это не очень приятно, — честно сказал Джи. Хотя на самом деле ему было все равно, что на него осуждающе смотрят, он просто хотел эти джинсы любой ценой. Альфа почесал за ухом и пожал плечами. — Ты прав, я об этом не подумал. Тем более я обещал тебе купить все, что ты попросишь, так что пошли выбирать джинсы. — Правда-правда? — восхитился омега, дыбя хвост от восторга. — Ох, спасибо! — на эмоциях он примкнул к альфе, крепко его обнимая. Волк даже растерялся: впервые Джиён сам захотел коснуться его и уж тем более обнять. Когда лис побежал в магазин, ища надпись «джинсы», Сынхён шел следом и пытался унять разбушевавшееся сердце. Оно так громко колотилось в груди, а шея до сих пор горела от омежьих прикосновений. По сути, что он знал об этом лисе и что тот знал о нем? Сынхён не находил себе места, горя от желания рассказать ему все про себя, но боялся сделать тому больно. Молчать тоже было неприятно, но он искренне полюбил этого мальца. Просто это рыжее и светлое чудо нельзя не любить. Альфа улыбнулся своим мыслям, а Джи помахал ему рукой. — Я нашел! Джинсы! Джинсы! Магазин с приветливым продавцом был полностью обвешан модной синей тканью. Сначала торговец с удивлением посмотрел на вещи лиса и поразился, что тот собрался покупать именно джинсу. На Джиёне были свободные черные брюки и рубашка-распашонка молочного цвета, которая болталась на нем, потому что была на три или четыре размера больше. На ней вручную были вышиты символы лисьего племени — какие-то знаки, понятные только им, и, можно было сказать, что это их национальная одежда. — У вас очень красивая рубашка, — манул-оборотень взмахнул своим хвостом и улыбнулся Джиёну, оголяя клыки. Тот с гордостью покрутился и кивнул. — Из того места, откуда я родом. Такие вещи мы шьем сами. Сынхен сразу одернул его за руку и недовольно посмотрел. Квон прикусил язык: с этими комплиментами он и забыл, что нельзя говорить, откуда и кто ты. — Ручная работа? — продавец восхищенно хлопнул руками. — Я люблю ручную работу, ведь она очень ценная. Хотите, я продам джинсы за полцены, а вы отдадите мне ваши вещи? Обмен? — То есть вместо шести золотых, мы заплатим всего три? — восхитился Джиён, но Сынхён вновь одернул его. — Я могу заплатить всю сумму, не стоит отдавать вещи твоего народа. Они должны быть дороги тебе как память, — шепнул он ему, но Джи фыркнул. — У меня этой памяти полный чемодан, от одной вещи ничего не будет, — также шепнул он ему на ухо и уже громче обратился к торговцу-манулу. — Мы согласны! В джинсовом костюме, состоящем их брюк и джинсовки, омега-лис преобразился. Раньше он выглядел как деревенский мальчик, а сейчас стал похож на молодого красивого и модного омегу из города. Ему очень шло. Сынхён даже приоткрыл рот: он не ожидал такого преображения. Джиён сиял от счастья, и казалось, его волосы переливались медным цветом и искрились. Он кружился перед зеркалом, размахивая своим пушистым хвостом, и благодарил торговца за комплименты. Сынхён, если бы мог, наверное, заново влюбился бы в него: настолько он был незабываемым. — Ты прекрасен, — сказал альфа, улыбаясь ему. Джи остановился, вглядываясь в волчьи глаза, и впервые искренне улыбнулся. — Спасибо. Как было обговорено, половину цены они заплатили монетами, другую отдали вещами. Джиёну ни на секунду не было жаль расставаться со старой одеждой, потому что он прикинул, что на сэкономленные три монеты он купит себе что-то еще. Это грело его сердце и разжигало азарт. Впервые за столько дней он обрел хоть какой-то смысл жизни. — Теперь тебе нужна обувь, потому что в деревянных шлепках и джинсовых брюках городские жители не ходят, — подметил Сынхён, беря его за руку. — А твоя одежда, она из кожи? — оглядел его лис. На Сынхёне были коричневые брюки из гладкой ткани, жилет из той же материи, белая хлопковая рубашка и сумка, висевшая у него на поясе. А на ногах он носил черные сапоги с высокой платформой и объемными шнурками. — Из кожи, я типа под охотника кошу, у меня даже нож есть, — он показал омеге висевший за спиной небольшой кинжал, и тот восхищенно присвистнул. — Кожа же круче джинсов? — По крайней мере, дороже. Почему ты спрашиваешь? — Просто не хочу, чтобы сопровождающий меня альфа выглядел дешево, — флиртуя, деловито добавил лис, махнул своим белым кончиком хвоста и гордо пошагал дальше по рынку, собирая еще больше комплиментов, чем было ранее. Сынхён восхищенно и немного озадаченно смотрел ему вслед. По крайней мере, он не мог содрать со своего лица счастливую улыбку, ведь омега стал думать о нем и задумываться о том, что они вместе. Из-за этого на душе было так тепло и приятно. Когда они купили лису белоснежные кроссовки, предприимчивый Квон умудрился продать еще и свою деревянную обувь, говоря, что это очень раритетные и дорогие тапки. Чхве и не знал, что у его омеги талант к продаже собственных вещей. Главное, чтобы это не вошло в привычку. Весь день до позднего вечера они гуляли. У Джиёна было отличное настроение, так что он позволял альфе обнимать себя и даже целовать. Они ходили смотреть на звезды и побывали на берегу океана. Квон прежде никогда не видел моря, и впечатления разрывали его душу от счастья. Сынхён не прекращал любоваться омегой. В тайне он мечтал, чтобы Джиён всегда оставался таким, хотя понимал, что завтра все будет по-старому и тот с ним даже не поздоровается, когда он вернется в дом. Придя в гостиницу, Сынхён спустился в бар за ужином, а когда вернулся, омега уже спал поперек кровати. Он снял с себя новые вещи и обнял их, как обнимают во сне излюбленную игрушку. — Ну что за ребенок, — вздохнул альфа, ставя еду на стол и туша свечи. Сегодняшней теплой ночью Джи продолжал сжимать в руках новые вещи, а альфа прижимал к себе любимого омегу. За окном стрекотали сверчки, а к торговцу-манулу нежданно заявилась охрана Звериного острова, грубо выбивая дверь. — Белый волк был здесь? — спросил командующий волчьего патруля. — Да, господин. С омегой, кажется, его супругом, — сказал он, трясясь от страха и уважительно кланяясь гостям. — У него нет супруга, — так же холодно ответил серый волк, презренно щурясь и пожирая его взглядом. — Ну, теперь есть, — манул снова поклонился и преподнес офицеру одежду, от которой пахло омегой. В центре рубашки полицейский заметил вышитого рыжего лиса. — Лис, значит, — задумчиво сказал командующий и сжал рубашку в руках.