Путь в никуда

-- Знаешь, ты сегодня непривычно тихий. -- Это странно? -- Это подозрительно. В полумраке значки на фишках шоги были едва видны, так что приходилось полагаться больше на осязание, нежели на зрение. Впрочем, в последнее время мне это почти не доставляло неудобств, человек ко всему привыкает. -- Вот как. Шикомару замер с фишкой в руках, внимательно меня разглядывая. Не то, чтобы я это видел, но только так можно было объяснить задержку деревянного стука, знаменующего следующий ход. Пауза могла бы означать, что он продумывает стратегию, но правда в том, что ему никогда не надо было особо напрягаться, чтобы обыграть меня в шоги. И от него веяло вниманием. -- Ты что-то задумал, -- не вопрос, но утверждение. -- Возможно, -- в ответ вкладываю всю легкомысленность, единственное качество, что я так и не растратил за недолгое, но крайне насыщенное время своей жизни. Прихоть, стоившую мне свободы. -- Это плохая идея. -- Я знаю, -- впервые за эти несколько месяцев на меня находит нечто вроде мрачной веселости. -- Хо-о-о... Слушай, Учиха, я понимаю, что сейчас твою жизнь иначе чем дерьмом не назовешь, но ты хотя бы жив. Если настолько невыносимо, придумай себе занятие, займись готовкой, садоводством, еще какой-нибудь хренью, но не надо никаких авантюр. Узумаки скоро станет Хокаге, да и Пятой всего этого дерьма хватило. Просто... не надо. Знал бы ты, о чем просишь, Шика. Впрочем, пожалуй хорошо, что не знаешь. Если бы у тебя была эта информация, ты бы воспользовался ею и попытался бы спасти меня, но дело в том, что я не хочу, чтобы меня спасали. Менталисты уже не раз вывернули мой мозг наизнанку. Тогда главное было скрыто печатями, но ни одна печать не может действовать вечно, их нужно возобновлять, что в последние три месяца было делать некому. Если бы они перестастали работать раньше, это могло бы спасти меня. Или окончательно угробить. Не хочется проверять. Но в последнее время унизительное желание исповедоваться не дает одному бывшему капитану АНБУ покоя. В конце концов я тоже человек, мне просто нужно выговорится, пусть это и отдает отвратительной жалостью к себе, но я просто устал. Да и не осталось во мне ничего, кроме истории Учихи Саске, еще одного члена проклятого клана, поглощенного тьмой. Истории, на самом деле принадлежащей Владимиру Ветрову и начавшейся не в этом мире, но об этом не узнает никто и никогда. -- Есть ли что-то, что я должен принять во внимание? Заранее, так сказать. Наруто мне в жизни не простит если узнает, что я не отговорил тебя от очередной глупости. Сказать, не сказать? -- Учиха? -- никогда не любил свое имя, особенно с предлогом "кун". Однако, этот подозрительно-настороженный тон, замаскированный под беспокойство тоже восторга не вызывает. Так же доброжелательно пытаются разговаривать с дикими зверями, когда стараются успокоить или не спровоцировать. Да или нет? -- Не думаю. Пожалуй, не стоит. -- Ты меня пугаешь. Настроение для игры было бесповоротно испорчено, поэтому мы просто сидели в темноте: он думал, я пытался разобрать выражение его лица среди разноцветных разводов, в которые превратилось мое зрение после ритуала запечатывания чакры. -- Если я скажу тебе не делать этого, ты ведь не послушаешь. Ты, черт побери, никогда никого не слушаешь! О, если бы это действительно было так. Если бы это действительно было так. Однако, я засиделся, пора бы уже и честь знать. -- Не понимаю, о чем ты, -- сказал, поднимаясь на ноги. -- Саске, -- голос Шикомару застал меня уже в дверях, -- Ты ведь понимаешь, что тебе уже ничего не простят, а побег тем более. -- Конечно, -- красивые узоры у них на седзе, раньше я этого не замечал. Раньше ты не утыкался в них носом. -- Что будет, если твоя затея провалится? -- Мне будет очень стыдно. Сумерки встретили меня прохладным ветром. Солнце уже зашло, но горизонт еще хранил нежно-розоватый оттенок. --Добрый вечер, Шикаку-сан. -- Саске-кун, я как раз хотел позвать вас к позднему ужину. Как закончилась игра? -- Мы не доиграли, -- позади, словно призрак, возник недовольный Шикомару. На секунду мне показалось, что этот укоризненный взгляд просверлит в моей спине дырку, что, впрочем, не помешало мне удерживать безмятежный вид. -- Благодарю за предложение, но, к сожалению, вынужден отказаться. Есть еще одно место, которое я сегодня должен посетить. Отец и сын переглянулись. -- Кхм, возможно, этот визит стоит перенести на завтра, -- осторожно проговорил глава семейства, --На улице уже прохладно... -- Именно поэтому я взял плащ. -- И все же... -- На этот раз Нара-младший. -- Шикомару, -- перебил, -- Ты помнишь, какой сегодня день? -- О! -- Пятница? Жаль, я надеялся что гости, особенно такие, пройдут мимо.Или придут попозже. Пожалуй, стоит поздороваться. -- Наруто, Киба, -- кивок как равным, этикет, мать его. -- Привет! -- Йо! Нара поприветствали их совершенно не удивившись. -- Так что за день сегодня такой особенный? Мда, не хотел бы я отвечать на этот вопрос. Покосившись на семейство оленеводов, подавил тяжкий вздох. Отец и сын переглянулись и посмотрели на меня. Решив, что от объяснений отвертеться не удастся, я набрал воздуха в грудь и... понял что еще никогда мне так не хотелось растворится в Шуншине. --Ну так чем он необычен, этот день? Чтоб вам провалится! Почему я должен отвечать?! -- Саске? Увидев, как Шикаку открываят рот для пояснений, я окончательно понял, что пути отступления перекрыты и теперь мне остается только ударить первым. -- День траура, теперь я могу идти? -- сарказм, язвительность, злая ирония. Когда-то мне не нужно было напрягаться, чтобы выразить эти чувства, я был переполнен ими. Тогда внешнее (хотя бы внешнее) равнодушие уже считалось подвигом. Когда все стало наоборот? -- Эй, ты! -- этот крик я предпочел проигнорировать. Вслед донеслось рычание -- это Акамару среагировал на настроение хозяина. Кажется, кто-то в ярости. Я уже дошел до ворот кланового квартала, когда меня нагнал Шикомару. -- Я провожу. -- Нет. -- Ты заблудишься, -- краткий взгляд на мое лицо, -- И нарвешься на неприятности. -- Не выдумывай, все будет в порядке. Нара-младший замолчал, словно подбирая слова, и осторожно проговорил: -- Мне казалось, что твое зрение сильно ухудшилось после... того случая. -- Это не проблема, я в состоянии найти дорогу, -- я ухмыльнулся такой тактичности. Один из главных стратегов Конохи все еще неуверенно мялся. Он чувствовал, что ему не врут, но не хотел оставлять меня в одиночестве. -- Шикомару, -- я мягко улыбнулся, приятно, когда о тебе беспокоятся, -- Иди домой, я сам дойду. Правда, -- и, видя что он еще сомневается, добавил, -- Режим саннина это не только интересный окрас, но и не плохой дар сенсора. У Шикомару был такой вид, будто ему только что прилетело небом по затылку. -- Разве печать не блокирует ВСЕ твои способности? Я невесело рассмеялся. -- Как и любой саннин, я часть мира. Чтобы разорвать эту связь, надо быть богом. Или Рикудо. Как понимаешь, ни тот, ни другой Пятой не доступны. Помолчали. Наконец мой друг вздохнул. -- Ладно, но только попробуй потерятся -- сдам тебя Узумаки. Я рассмеялся: -- Вот уж не надо. -- До скорого. Как жаль, что я не могу сказать: "До свидания". Прощай. Накинув копюшон плаща, чтобы скрыть алые пряди среди черных, и спрятав руки с черными ногтями в рукавах (привет режиму саннина), я отправился дальше. Меня ждало неоконченное дело. *** Обелиск клана Учиха встретил меня холодом, не могильным, а всего навсего вечерним. Небо уже было синим с оттенком индиго на востоке -- путь до памятника занял больше времени, чем я планировал (никак не привыкну к отсутствию чакры), так что последние лучи солнца успели скрыться где-то за горизонтом. Мне всегда нравилась тишина этого места, а в это время суток особенно. Прозрачная темнота хранила какую-то пустоту и... холод. Но это был хороший холод, как онемение от анестезии. Не так легко осознать и принять свою смерть, чтобы там не писали в книгах. Тогда я оплакивал не себя, а своих близких. Даже если ТАМ они живы, здесь их не было, они не умерли, просто не существовали. Я умер и так потерял всех, кого любил. Это место стало символом моей скорби: тех, кто остался на земле и тех, кто умер здесь. Где лежит пепел некогда великого клана, где когда-то оставил свою смерть его наследник. Пальцы с темными ногтями заскользили по острым граням черного камня, огладили ровное место над надписями, перебрали высеченные буквы имен. Фугако. Микото. Кейтаро. Акира. Таши. Рей. Наото. И много, много других. Всего двести восемьдесят шесть человек. Треть из них даже шиноби не были. Другие две трети составляли домашняя стража и действующие шиноби. Последние и выполняли задания, а также учавствовали в жизни деревни. Теперь все они пепел. Однако, двух имен не хватает. Я пришел сюда, чтобы это исправить, но сначала... -- Здравствуй, моя кровь и моя память. Простите, что не навещал вас так долго. Столько всего случилось, что наверное и ночи не хватит, чтобы рассказать, но я постараюсь... Я говорил и говорил, и чувствовал, как кто-то отпускает меня, как сам я отпускаю свои обиды, свою боль, свой страх, что удерживали меня здесь так долго и превратились в цепи, не пускающие на свободу. Ища силу, я думал, что рву их, но на самом деле лишь ковал новые звенья. Я говорил о том, как стал АНБУ, о кровавых и неприятных миссиях, о якобы предательстве деревни, порученном ее руководством, о трех годах обучения у Орочимару, смерти Итачи, освоении режима саннина, организации Акацуки и своей шпионской деятельности в ней. Об уничтожении деревни Пейном вместе со всеми ее архивами, о гибели всех, кто знал капитана АНБУ с позывным Сова, о Четветой Мировой и последней местью Мадары, забравшей огромное количество жизней, и его безумном плане. О своей глупости и добровольном возвращении в деревню, "справедливом" наказании без возможности оправдаться из-за печати молчания, о девяти месяцах заключения, менталистах, затем запечатывании чакры и " свободе", т. е. жизни растения в четырех стенах. Когда я закончил уже светало. Горло немилосердно жгло, усталостью отозвались мышцы ног и спины, во время своего отчета мне даже не пришло в голову присесть, привычка, наверное. Над линией горизонта показался розовый бок солнца. Было по утреннему холодно, но ясное небо обешало теплый денек. Впервые за восемь лет я почувствовал себя по настоящему умиротворенным. -- Сегодня хороший день, чтобы закончить эту историю, -- голос прозвучал карканьем вороны, и я закашлялся, -- Думаю, вы бы не обрадовались, если бы знали, что я собираюсь сделать. Но одобрили. Мне стыдно, что я не ушел в бою, как полагается Учихе. Прощайте и... до встречи. Капюшон снова занял свое место, а руки исчезли в рукавах уже не столько прячась, сколько спасаясь от холода. Теперь мой путь лежал к охотничему домику в лесу, что когда то принадлежал охотникам клана Учиха. Я шел удаляясь все дальше и дальше от камня, где не хватало двух имен. Их заменили две фарфоровые маски, лежащие у основания. Сова и Кот провожали взглядом пустых прорезей удаляющуюся фигуру. В час собачьей вахты улицы Конохи тихи и безлюдны и я без проблем добрался до леса, а оттуда и до дома. Рассвет застал меня сидящим на веранде. Таблетка универсального противоядия с громким шипением растворялась в стакане воды. На аспирин похожа. Какая ирония, умереть от лекарства. Орочимару был тот еще затейник, он хотел привить своему будущему телу имунитет от ядов, и в принципе, ему это удалось. Однако, это имело и побочный эффект. Как выразились врачи, в вашем яде крови не обнаружено. Иными словами, по жилам у меня тек яд и не умирал я только потому, что у каждой отравы была пара, ее нейтрализующая, и все они находились в этаком равновесии, не мешая мне жить и при этом чувствовать себя отлично. Ох, как же бесилась Цунаде, когда это обнаружилось! А я впервые поблагодарил, правда мысленно, своего бывшего сенсэя за его предусмотрительность, пусть он старался и для себя. Оказалось, что я бесплоден. И вылечить это можно только предварительно вывев из организма все яды, при этом велика вероятность,что подобную процедуру пациент не переживет. А Шаринган я еще в 13 лет печатью защитил, так что обломались союзнички по полной. Как итог в Конохе моя жизнь что-то значила только для Наруто, она же и стала его слабым местом. Универсальное противоядие, тоже разработка змеиного саннина, нейтрализовала большую часть отравы таким образом нейтралиизуя сдерживающий фактор. Что происходит дальше, думаю, понятно. Ну, Ваше здоровье, господа. На вкус как кисло-соленая газировка, действительно аспирин. Вкус свободы, хех. А все-таки красивое это дело, рассветы. Ради них стоит вставать пораньше. Или не ложится. Тихо, хорошо, только... холодно... это... из-за росы... юката... мокрая... Холодно... Темно.