Выбор

Это был один из тех погожих дней, которые приходили после долгой непогоды — что-то вроде радуги после сильного дождя. Деревянные ставни были распахнуты, впуская в комнату солнечный свет. Новобранцы радовались, что зажигать камины и свечи больше не требовалось, ведь всю эту работу выполнять должны были именно они. — Я обязан присутствовать, да? — Эрен чувствовал себя жалким и слабым, но тем не менее, всё еще надеялся избежать столь сомнительной чести стоять по правую руку от королевы. Армин хотел было что-то сказать, но замялся. — Не мели ерунды, — капрал облокотился на дверной проем, — конечно, ты, черт возьми, должен присутствовать. Особое распоряжение, сопляк. И чтобы без фокусов твоих. — Так точно. — Да хранят богини Мария, Роза и Шина королеву, — капрал как-то странно улыбнулся, и Арлерт съежился под его взглядом. — Будь готов после завтрака. — Так точно. Это был один из тех погожих дней, которые приходят после долгой непогоды, и их поездка казалась бы прогулкой на лошадях, если бы не причина, по которой они направлялись в столицу. Колеса повозки мерно скрипели, и этот монотонный звук сводил Эрена с ума. Армин не пытался заговорить с другом, чтобы отвлечь его от дурных мыслей — всё равно тот отвечал неохотно и невпопад, даже не слушая его. Микаса молчала, подтянув шарф, чтобы прикрыть подбородок и губы — несмотря на солнце, было всё еще прохладно, если не сказать холодно. Этот сезон нарекли Весной Надежды, начался новый год, год, когда власть снова перешла к законным правителям, год, когда первый из титанов перешёл на сторону людей… Капрал ехал чуть позади, с непроницаемым лицом наблюдая за строем. Он должен был обеспечивать Эрену защиту — на деле же… Зажили уже синяки и кровоподтёки, оставленные им давным-давно, дабы убедить толстосумов в полной покорности «ручного титана», выбитые зубы снова отросли — но Эрен помнил еще это чувство. Армин накрывал его сброшенным во время беспокойной дремы одеялом, садился на краешек кровати и говорил, что это всё в голове. Что это фантомные боли. Что это не происходило на самом деле. Эрен верил, конечно же. Он всегда верил Армину. Кара Божия пришла в столицу вместе с маленьким отрядом и капралом во главе. Их встречали духовные главы и главы светские: толстые фанатики в рясах с ненавистью смотрели на Эрена, королева же смотрела с надеждой. В Хистории было мало королевы, она тонула в горностаевой мантии, её руки дрожали, грозя выронить тяжелый скипетр, а голова чуть склонялась вперёд под короной, слишком большой для её головы. Слева от неё стоял Эрвин, прямой и решительный, готовый подхватить хозяйку, стоит ей пошатнуться. Хистории, о Боги, всего восемнадцать — она исправно улыбалась и выучила наизусть имена всех нужных людей за стенами. Богатая золотая застежка в форме головы единорога прикрывала шею с фиолетовыми синяками от тонких красивых пальцев капрала. В Хистории было мало королевы и много испуганной девочки. С Разведывательным Легионом и пятнадцатиметровым титаном за спиной, госпожа Райс получила благословление Божие на трон. Никто не знал, хотела ли это благословление она сама, но капрал, немногим выше её, но шире в плечах и сильнее в руках, решительнее в сердце раз в тысячу — капрал переубедил её. Эрен отвернулся, сжимая кулаки, когда капрал в первый раз тронул Хисторию, отвернулся Конни, отвернулся Жан, скрывая горящие красные щёки и бессилие в глазах. Армин тоже отвернулся — только у Микасы и у Саши, как женщин, хватило сил смотреть на то, как у Хистории откинулась назад голова, а грязные волосы тогда еще одной из Легиона веером взметнулись вверх — капрал не рассчитал силы для крошечной девочки шестнадцати лет. Если бы там была Имир, она бы разорвала капрала на месте. Или он убил бы её небрежным со стороны, но до ужаса точным ударом — разрубил бы её пополам. Если бы там была Имир. Если бы. Хистория дала Эрену встать перед ней и Эрвином на колено, а затем поприветствовала его. В Хистории было много актрисы — она и бровью не повела при виде капрала, только поправила застежку и ответила, чтобы богини Мария, Роза и Шина хранили и его. Затем осведомилось, как им во дворце, что за городом, отдохнули ли они после путешествия. Она королева всего пару месяцев, но вела себя так, будто не мылась с ними в одной грязной душевой, не ела в одной столовой, не жила в одной казарме. Так, наверное, было даже легче. В этот день она впервые показывала себя народу после коронации. Народ же больше внимания уделял другой виновнице торжества. Капрал не подарил той и полувзгляда, Микаса чуть распустила шарф и нахмурилась — казалось, даже сейчас она ждала какой-то подставы и готова была вытащить клинки. Остальные ушли проследить, чтобы о лошадях и повозке позаботились. Армин шумно глотнул и шепотом осведомился: — Мы точно знаем, что мы делаем? — Мы устраиваем бессмысленную показуху, — капрал запахнул зелёный плащ, — предложенную и спланированную тобой, помнишь, мальчишка? — Я бы не смог забыть, — «мальчишка» нервно улыбнулся. — Прости, Эрен. Правда, прости. Тот не слушал, завороженный, как и толпа, горой посреди площади. Гора была гигантской женщиной, распятой под балконом королевского дворца. Её тело было крепко прибито к земле и опутано миллионом тросов, так что она не могла пошевелиться — только грудь её медленно вздымалась и опускалась, показывая, что титанша всё еще дышит. У неё были открыты глаза, она смотрела вверх, изредка переводя затуманенный взгляд в сторону, пугая горожан, подобравшихся слишком близко к сетке, ограждающей их от действа. Эрен знал, как отсечь ей голову, чтобы убить её. Эрен знал, что она должна умереть. Они вышли на балкон, представ перед толпой, в красивой выглаженной форме, чистые и причесанные. Сильнейшие воины человечества: Ривай и Микаса, черноволосые, красивые и равнодушные. И он, Эрен. Эрвин остался у стеклянных дверей, Армин остановился рядом с ним. Тем, кто составлял планы, негоже было выставляться напоказ. На помост вышел полненький мужчина, как-то удивительно похожий на пастора Ника. Он сложил ладони перед собой в замок. — Энни Леонхарт признана виновной в государственной измене. Приводит смертную казнь в исполнение личный телохранитель королевы нашей, да хранят её богини Мария, Роза и Шина, Эрен Йегер, титан, посвятивший жизнь свою спасению человечества… Личный палач, если начистоту. Эрен усмехнулся сам себе — так ли он представлял себе службу этому самому человечеству? Он поклонился Хистории и, театрально описав полукруг в воздухе клинком, бросился вниз. Откуда-то издалека, сквозь свист ветра в ушах, он услышал взволнованный гул снизу — значит, всё шло по плану Армина. По крайней мере, пока что. Эрен поспешил выбросить это «пока что» из головы и выпустить поршневые захваты в сторону стены, чтобы не разбиться. Он приземлился перед осужденной красиво и мягко — толпа одобрительно загудела. Люди забыли, как еще совсем недавно желали ему самому такой же позорной смерти. Они с ужасом и интересом следили за каждым его движением. Сейчас он должен был отдать должное королеве и казнить преступницу. Она была огромной и совершенно не похожей на человека. Практически полностью лишенное кожи тело, грязно-соломенного цвета волосы, похожие на канаты… и только глаза принадлежали Энни. Голубые, прозрачные, безразличные — сейчас у неё был невероятно ясный взгляд. Уголки её огромных губ чуть дрожали, будто в улыбке. Или.? Эрен не разбирался в выражениях человеческих лиц, особенно трудно было определить эмоции сейчас. Она просто смотрела на него. Её мышцы были расслаблены: то ли действие наркотика, которым её накачали, еще не прошло, то ли она действительно окончательно перестала бороться. Эрену хотелось закричать, и вытащить Энни из тела титана, и спросить её, на черта она это всё затеяла, чего она хотела добиться, какова была её цель… Все эти вопросы ей почти ласково задавала Ханджи, перебирала её мокрые от пота волосы, трогая горячий в лихорадке лоб. Чего ты добивалась? Какова была твоя цель? Кто отдавал тебе приказы? Ханджи улыбалась и сокрушалась — они боялись подходить к ней в такие минуты. Моблит убирал осколки ваз, вытирал воду с пола, приделывал ножки к столам и спинки к стульям; еще упрямо приносил ей вновь вазы с цветами. Ханджи, раз уж вы не выходите из своих подземелий на улицу, Ханджи, вы опять забыли поесть… Тогда Армин предложил упрочнить роль Хистории и Эрена как защитников человечества. Почему бы не посетить страну, убедить жителей, что Эрен слушался свою хозяйку беспрекословно, что он не представляет угрозы — в том случае, конечно, если никто не угрожал самой хозяйке. Эрвин одобрил, а Ханджи, слюняво целуя Энни в лоб, рассказала ей, что Весна Надежды начнется с её смерти — благородное дело, ради такого и умереть не жалко. Ханджи протяжно выла и слишком громко рыдала — они не решались попробовать утешить её в такие моменты. Моблит менял воду в цветах. Ханджи, ну что вы опять над титанами плачете. Ханджи, вы снова выбросили еду в окно, думали, я не замечу? Армин вычислил, как следует отсечь голову, чтобы это было похоже на казнь человека — и чтобы точно убить. Эрен повторял их наставления у себя в голове и имена тех, кого Энни убила. Она заслуживала смерти. Заслуживала. Внезапно явной вдруг почувствовалась гулкая тишина, воцарившаяся на площади. Конечно, у него был выбор. Он бы мог превратиться в титана сейчас, вытащить Энни из титаньего тела и даже попробовать сбежать. Микаса бы поняла и бросилась бы за ним, уничтожая всех, кто попытался бы преследовать их. Армин бы обязательно что-то придумал, он всегда находил выход из любой ситуации… Он бы сказал, что всё будет хорошо. И Эрен бы поверил ему, потому что он всегда верил Армину. Только прежде чем он бы успел закончить трансформацию, он бы был уже мертвым. Эти чертовы фантомные боли от выбитых зубов, сломанного носа, вывихнутых плеч и коленей — они не давали забыть, нет-нет. Никакого паршивого выбора у них нет. И не было никогда. — Во имя королевы, да хранят её богини Мария, Роза и Шина, — какой-то тоненький, еще не поломавшийся, обманчиво слабый голосок начал, а толпа, хватаясь за скандирование как за соломинку, подхватила, оглушая. Эрен взлетел в воздух, сжав клинок покрепче. Энни закрыла глаза. Поздравляя и хлопая друг друга по плечу, продолжая кричать о своей любви к королеве и её солдатам, люди так и не заметили, что сама королева упала в обморок, мягко поддерживаемая левой рукой командора Эрвина, мгновенно оказавшегося рядом с ней. Эрен предпочел не смотреть на столб пара и ликующую толпу. Его сразу же окружили. Конни похлопал по плечу, Саша незаметным движением сунула ему в карман булочку с луком, Жан молча забрал привод. Хисторию привели в чувство — Эрен услышал её голос — речь, вероятно, ей написал Эрвин. Он по-своему любил Хисторию — если бы не она, ничего бы у него не вышло. — Как вы думаете, мы всё это… не зря? Криста будет хорошей королевой? — Конни всё оглядывался на тающее тело посреди площади. Никто ему не ответил. Эрен задрал голову и выдохнул, чувствуя тупую боль в висках. Из людского гула он выхватил свое имя — Микаса уже бежала к нему, верная, родная Микаса… * Он чувствовал себя посмешищем — исполинским пугалом, выставленным на всеобщее обозрение. Люди глазели на титана, держащего на ладони крошечную монархиню — стоило ему сжать ладонь в кулак, и правительница превратилась бы в кровавую кашу… Но нет, великан стоял неподвижно, подносил хозяйку к небесам, а затем опускал к селянам. Они охали и визжали от паники и благоговения. Эрена тошнило от их трепета, ему и самому Хистория казалась слишком хрупкой для таких чудовищно огромных рук. Он боялся пошевелиться, чтобы ненароком не уронить её или не сделать ей больно — Хистория же стояла на удивление твердо, махала рукой деревенщине и вещала о новом, прекрасном будущем, которое ждало их под её правлением. Это было нечто невиданное: впервые особа голубых кровей покинула дворец и устроила тур по своим землям, разговаривая с людьми и показывая им своего защитника, титана, громадного и страшного, но покорного и преданного. Мигрени не проходили вот уже три недели, почти месяц — Ханджи хмурилась и бормотала, что «при таком образе жизни и не удивительно», предлагала свои лекарства, капрал мрачно предположил, что Йегер наконец-то начал пользоваться головой по назначению, но ввиду долгого неиспользования механизм поддавался с трудом. Микаса снимала боль, прикладывая ко лбу мокрые носовые платки или прохладные ладони. Ночью спасать его было некому — даже самому себе он помочь не мог, что же он тогда за Спаситель такой? Эрену снились кошмары. Ему снилась мама, снился отец со шприцом и извиняющимся лицом, снился мир, которого он никогда не видел — и не увидит уже, наверное. Еще ему снился суд, и удары по лицу, раз за разом, вбивая в него покорность и страх. Армин говорил, что этого не было — что капрал ударил лишь однажды, лишь чтобы спасти его. — Это у тебя в голове, — Армин беспокойно обернулся к двери, испуганный каким-то щелчком, — когда ты поймешь, что этого нет, что у тебя целы все зубы, руки и ноги, тогда пройдет и эта боль. Я читал об этом. — Может, у меня целы все зубы, руки и ноги, — Эрен не услышал ничего, а если услышал, не подумал, что кто-то мог ходить по коридору и подслушивать, — а что с головой? Если у меня не цела голова? Если бы кто-то и вправду подслушивал их, если бы кто-то узнал, что титан сам признался в том, что у него что-то с головой — Армин отчаянно пытался что-то придумать. Надо узнать, если это был человек — надо его устранить. Никто не мог хранить такие тайны: капрал не придавал им значения, Ханджи уж точно не делилась бы секретами любимого подопытного, пока не найдет решение, а Микаса и Армин не в счет. Возможно, это была мышь. Просто мышь. Богини милостивые, а его уже замутило от страха — горе от ума, глупый Армин. — Ты должен спать, иначе у тебя не будет сил и ты не сможешь превратиться, — Армин придумал это на ходу, но звучало вполне логично. — Ты сможешь заснуть, если не будешь думать об этом. Давай.  — Армин, почему ты должен со мной возиться? Уйди, — Эрен при всей своей силе был беспомощен, это ранило и раздражало его. — Уйду, когда уснешь, — пообещал ему, — уйду-уйду, если ты так хочешь от меня избавиться. Только усни. Помни — это всё у тебя в голове. Ты можешь это контролировать. Если Армин так говорил, значит, это правда. Эрен всегда верил Армину. На четвертой неделе он попросил у Ханджи лекарства. * Потихоньку теплело, изредка были дожди — они размывали дорогу, что обещало новобранцам дополнительную работу: помыть лошадей, поставить просушиться повозки, выстирать мокрые и грязные вещи. Хистория подтянула ноги на сиденье и закуталась в длинную синюю мантию, обитую мехом. Эрен хмуро рассматривал одинаковые, совершенно не живописные домики в окно. Они остались вдвоем, Эрвин предпочел самостоятельно проследить за дисциплиной в строю, или ему нужно было переговорить с капралом или Ханджи… Может, ему надоело сидеть в этой тесной коробке. Эрену вот надоело. Но кто его, конечно же, выпустит. Он же телохранитель королевы — потому должен был находиться с ней неотлучно. — Тебе следует отдохнуть, — Эрену хватило одного взгляда, чтобы понять, насколько Хистория устала. Любой бы устал. Так она к тому же еще и девчонка. — Приедем во владения у стены Шина, там и отдохну. После того, как встречусь с… не помню его имени. Командор знает. Или Армин, — она протянула руку и дотронулась до его плеча. — Благодарю за беспокойство, Эрен. — Притворись капризной девчонкой. Топни ногой и скажи, что тебе нужен день на восстановление. Она побледнела, а ладонь, только что лежавшая на его плече, уже сжимала золотую брошь — костяшки аж побелели. — Что ты такое говоришь? Да вовсе я и не устала, это же мои обязанности, возложенные богинями, я счастлива, — она подбирала фразы одну за другой, словно не могла решить, какая прозвучит убедительнее. В виске закололо. Эрен чертыхнулся про себя. Вот он дурак — думал, раз она королева, у неё был выбор. Выбора у неё не было — приходилось подстраиваться. — Притворись больной? — он предпринял последнюю попытку, а затем понял, что она и так больна. Надо сказать Армину или Эрвину, надо сказать Эрвину, он не позволит своей золотой пташке разболеться. Он скорее оденет Армина в платье и мантию и будет возить его по стране, выдавая за королеву, но не даст Хистории умереть. Она была нужна ему, нужна ему, нужна… — Благодарю за беспокойство, — снова повторила Хистория, на этот раз без улыбки, — не стоит никого тревожить моим состоянием. Я каждое утро пью зелёный чай, на одном из складов даже нашли кофе. Мне предоставляют самую лучшую еду — я уже забыла вкус чёрствых булочек, которые мы жевали в академии. Меня одевают в прекрасную, чистую, тёплую одежду. У меня есть горячая вода. Мне живется гораздо лучше, нежели большинству тут. И уж точно мне живется гораздо лучше тебя, так что не надо. Пожалуйста. — Почему? Ты ни разу не поговорила ни с кем из отряда. Поэтому? Стесняешься, что ты теперь королева? — Вот именно, — её хрупкая фигурка утонула в мантии, принадлежавшей мёртвому уже королю, — я королева, и когда-нибудь вы отдадите за меня свои жизни. Когда человек любит — он охотнее бросается защищать. Так что пусть лучше вы все меня ненавидите. Эрен помассировал виски. Не прошло. Нужно лекарство, где же Ханджи, ему срочно нужна Ханджи… Моблит, конечно, тут же укоризненно посмотрит на неё, заведет свою шарманку, что лекарство, возможно, вызывает привыкание — знал бы он, что это, когда у тебя днями напролет башка раскалывается — заткнулся бы. К черту этого моралиста. Если Ханджи говорит с командором, то стоило подождать. Командор тоже не одобрил бы. А может, он уже знал? Он всё всегда знал. Где же Ханджи? * Микаса зашла в комнату спокойным шагом, аккуратно затворила дверь, развязала шарф, сняла куртку и сложила аккуратно на табурете. Эрен напрягся, отметив, что она, очевидно, в ярости. — Я убью Ханджи, — наконец выдавила из себя Микаса. — Не говори ерунды, — он нахмурился. — Вообще-то я мыл голову. Девушкам в баню, кажется, входить запрещено. Особенно в верхней одежде. Разуйся хотя бы, грубиянка. Микаса присела на край занятого ей табурета и послушно сняла сапоги, стянула носки и подкатала штаны. — Вообще-то, я думал, ты уйдешь, — зло и смущенно выпалил Эрен. — На тебе полотенце, — Микаса вздохнула, — давай я? — Вот еще, я тебе, что, ребёнок, Микаса! У неё были сильные натруженные руки, пальцы все в мозолях и мелких ссадинах. Эрен выпрямился, чтобы ей было удобнее. Последний раз ему мыл голову кто-то другой, лет, эдак, двенадцать назад, мама. — Ты не устала после дороги? — Всё нормально. — Ну и чего ты пришла? Не для того, чтобы в очередной раз выставить меня дураком, правильно же? — Пришла сообщить тебе, — размеренный голос Микасы успокаивал, — я убью Ханджи. Просто чтобы ты знал. — Не дури. — Я серьезно. — Дура. Она не стала спорить, взяла ковш с горячей водой и начала смывать пену. — Не принимай больше этих лекарств. — Ладно, не буду, — Эрен выплюнул попавшую в рот воду. — Честно? — она мягко накрыла его голову полотенцем. — Если найду какое-то другое средство. Спасибо, Микаса, дальше я сам. Она снова не стала спорить, села на табурет со своими вещами и смотрела на него. Улыбаясь краем губ, просто молча смотрела. Эрен старался выглядеть невозмутимо, но и сам понимал, что верно, получалось плохо. Микасе нужно было переодеться — из-за пара, стоящего в комнате, её рубашка намокла и прилипла к телу, штаны потемнели. Да и наверняка она уже хотела сменить одежду после пути. * Армин читал книгу о пиратах, Эрен вспоминал слова их любимой в Шиганшине песни. Микаса сидела у него под боком, убаюканная шумом праздника в честь их приезда. Вместо широких окон тут были бойницы, и пьяные народные песни на улицах приходили в их комнату негромким шуршанием. Эрен пробовал подпевать — у Армина и Микасы голоса на порядок лучше… В дверной проем просунулась лысая голова Конни. Он широко и по-заговорщицки улыбался. — Ребята, тут Саша стащила откуда-то это дерьмо, как его… Шико… — Шоколад, — Армин отложил книгу, — я читал о нём, всегда хотел попробовать. — Пойдем тогда, пока эта картофельная проныра не сожрала всё, — Конни поманил его пальцем. — А вы что? — Спасибо, не хочется что-то, — отказался Эрен, — может, чуть попозже, если останется, конечно. Микаса просто покачала головой. Когда Армин поспешно вышел из комнаты, Конни подмигнул им. — Мы еще бутылку откопали, думаем, пару капель не помешает, в этот шекалад-то. — Ты хоть в курсе, что вы нашли? — Да какая разница, всё равно разведем. Не это пиво, которое на вкус как козлиная моча, и то спасибо. — А то ты пробовал козлиную мочу, — невозмутимо парировала Микаса. — На твоем месте я бы поторопилась. Оставлять Сашу один на один с едой и надеяться, что когда ты придешь, хоть крошка останется, глупо. Конни выругался и побежал за Армином, забыв затворить дверь как следует. — Может, мне остаться? — она перевернулась на живот и приложила ладонь к его лбу. — Да нет, спасибо, — Эрен не хотел, чтобы она знала, что лекарство Ханджи усыпляло его, но не избавляло от кошмаров, — я уже не маленький, Микаса. Хватит опекать меня. Я мужчина, и это я должен заботиться о тебе. Воздух был тонким и будто разреженным — Армин вышел всего мгновение назад, но что-то неуловимо изменилось. Прохладные ладони Микасы спасали от головной боли и тоски. — Тебе не кажется, что что-то не так? — Не так? — озадаченно переспросила она. — Что именно? — Всё. Как будто мы где-то не там свернули. Как будто всё идет неправильно, не так, как надо. Мы должны были попробовать договориться с Имир. Возможно, не стоило убивать Энни. Возможно, не стоило так поступать с Хисторией — заставлять её становиться королевой. Возможно, ей и не стоит быть королевой… — Замолчи, — Микаса зажала ему рот, и на её лице вспыхнул страх, — я никому не скажу никогда, но не говори так громко, не там, где нас могут услышать! Никому никогда не говори таких вещей — даже Армину… — Даже Армину? — Ему тем более, — она опустила голову, и волосы скрыли от него её лицо. — Ему сейчас очень тяжело, не испытывай его еще больше. Не заставляй его мучиться. Что бы он не делал в этой жизни, он никогда не желал, чтобы Армин мучился! Вовсе нет! Эрен в раздражении отнял её руку ото рта — да в самом деле, он, что, несмышленыш какой-то. Его перехлестывало через край. Перехлестнуло. Он сжал её запястья и поднялся, перенес колено, чтобы оказаться прямо над ней. Пусть Микаса в тысячу раз его сильнее, пусть сейчас она несомненно выбьет из него весь дух, но… Она почему-то не шевелилась. Дышала как-то тяжело — как будто только что бежала — и смотрела на него. — Перестань, — Эрен сказал это громче, чем следовало, — перестань вести себя так, словно оказавшись без твоего надзора я попаду в беду. — Без моего надзора ты и вправду постоянно попадаешь в беду, — спокойно ответила Микаса, — я нужна тебе. Я буду защищать и оберегать тебя, я… — Я же сказал, перестань, — прорычал он. Да что он за мужчина такой, если не может заставить её просто замолчать. Прекратить говорить эти глупости. Кто вообще придумал, что она должна его защищать? — Микаса, пожалуйста… — Ты знаешь, что было с Армином, когда он подумал, что ты погиб? — она говорила значительно тише, с расстановкой, не теряя самообладание. — Ты знаешь, что он чувствовал? Знаешь, что чувствовала я? Наверное, то, что я не могу позволить тебе умереть, всего лишь мой эгоизм. Руки задрожали и он тихо опустился на неё. Пуговицы на её рубашке больно давили на плечо, щекой он почувствовал тонкую лямку её майки. Её грудь медленно поднималась и опускалась: вдох-выдох, вдох-выдох… В коридоре раздался громкий смешок. Саша громогласно расхохоталась — явно уже навеселе — и спросила у кого-то, стоило ли приглашать Йегера с ними поплясать в деревню. Кто-то — это оказался Конни — тут же начал отговаривать её, крикнув, что если она помешает им, то Йегер превратится в титана и проглотит её целиком. Эрен фыркнул. Ну что еще такое? Парочка, судя по звукам, направилась дальше по коридору, высказывая мысли поопаснее, например, пригласить в деревню Кристу или же на свой страх и риск постучаться к капралу… У Микасы порозовели щеки, и Эрен скатился с неё. — Прости. Она не ответила, только встала, отряхнула юбку и сняла со спинки стула шарф. — Я пойду, — она прищурила глаз, определяя, ровно ли пополам сложила шарф. — Давай, я, — Эрен подорвался с кровати. Странно, что Микаса до сих пор носила его шарф — к тому же, на улице уже достаточно тепло, а в замке пусть сквозняки и гуляют, но Эрену они скорее нравились. Может, эти девчонки все мерзлячки? — Спокойной ночи, Эрен. — Спокойной. Когда Микаса вышла, не забыв закрыть дверь до щелчка, голова заболела с новой силой. * Когда Эрен открыл глаза, он не сразу сообразил, где находится. В комнате было темно, лишь сквозь бойницы проникали серые предрассветные лучи. А еще лязг металла о металл. Крики. Плач. И снова пронзительные крики. — Шевелись скорей, иначе скоро все будем вместо жареной кабанины у них на обед, — капрал решил убедиться, что Эрен проснулся. — Что произошло? — Бунт, — хмуро бросил он, — ничего особенного. Ничего особенного. Бунт случался уже во второй раз, но Армин говорил, что это нормально. Люди испытывают их. Людям трудно смириться с его, Эрена, присутствием. Тогда всё закончилось быстро — ему даже не пришлось превращаться. Но тогда их отряд не был вымотан длинным переходом и не пьянствовал всю ночь до этого… Откуда-то с лестницы донеслись громкие ругательства, больше похожие на жалобный плач — что ж, Конни точно жив, уже что-то. — Где Микаса? Армин? Хистория? — Эрен смотрел в спину капралу. — Мое задание — вывести тебя. Хистория уж точно в безопасности, она с Эрвином и Ханджи. Там же и твой мозговитый дружок. — А Микаса? — Переживет нас с тобой, не волнуйся, — он свернул налево и они оказались во внутреннем дворе. Микаса выбежала ему навстречу, одетая и собранная, будто и не спала совсем недавно еще. — Эрен! — Ты лошадей приготовила? — перебил её капрал. — Да, да, — она нахмурилась, — но почему мы сбегаем? Разве мы не можем дать бой здесь? — Будешь обсуждать приказы начальства, придется отрезать тебе язык. Едем к поляне за этими угодьями. Было довольно-таки холодно, и Эрен порадовался, что Микаса не расстается со своим шарфом, да еще и капюшон надела — он продрог почти до костей, не подумав о куртке. Всё же Микаса была права — почему они убегают? Разве его задание не защищать королеву ценой своей жизни? И тем не менее, Хисторию оставили с Эрвином и Ханджи. Эрен почувствовал непонятную досаду — ему, получалось, не доверяли. После начала восхождения Хистории на трон их практически никогда не разделяли, и пусть Эрен и понимал, что её сейчас защищали бойцы куда ловчее и опытнее, чем он, его злило, что она находилась вне его поля зрения и он помочь ей не мог никаким образом. Через пару мгновений за ними пристроилась целая толпа. Все вооружены и настроены, судя по их возгласам, очень серьезно. Когда они оказались на поляне, преследователи образовали полукруг. — Одна из них девчонка, видите, в юбке? Эта, небось, и есть эта королевна. Королева-пигалица! Вон и чудище это. И уродец её ручной, титан. — Эрен, самое время стать титаном, не находишь? — криво ухмыльнулся капрал. — Что? Но… — Это приказ, — он нетерпеливо оборвал Эрена. Он знал, что уже убивал людей при их битве с Энни. Они разрушили слишком много зданий — и задавили слишком много людей. Так что он всё равно уже не смог бы отмыть кровь со своих рук. Но то была почти что случайность — он просто не замечал их в пылу драки. Сейчас же ему предстояло убивать целенаправленно. Эрен не так представлял себе службу человечеству. Армин сказал, что эти люди просто запутались, просто боятся, так почему же с ними нельзя просто поговорить? Эрвин мог бы написать Хистории речь. Ханджи напоила бы их успокаивающим чаем. Весь мир чаем не напоишь. Весь мир словом не убедишь. Хистории просто нужен кто-то сильный, ведь в ней так много испуганной девочки и так мало королевы. Имир бы надрала ему уши, если бы узнала, что Эрен позволил им разлучить рыцаря и его королеву. Наверняка это Хистория подсунула тайком Саше шоколад. Она вечно таскала ей разную еду. «Защитить свою королеву. Защитить Микасу, Армина, и всех остальных… Защитить». Сначала люди пытались защититься — убить его. Потом они завизжали, пытаясь направить лошадей и сбежать. Ему понравился их визг. Смешной такой. Зубы клацнули, и языком он почувствовал тёплую солоновато-кислую кровь. Головы он стискивал в кулаке, как ягоды — ягодный их сок тёк по его рукам — тела их ничтожные он давил, даже не глядя вниз. Большой и сильный, он мог защитить свою королеву. И этот маленький, особо ничтожный человечек, он тоже угрожал королеве. Эрен помнил — он всё помнил, как эти тонкие красивые пальцы сжимали её узкие плечики, её белую шейку, оставляя фиолетовые и бурые следы. Его крошечная хозяйка не могла спать, не могла есть, могла только улыбаться и сжимать рукой застежку в форме головы единорога — пока этот маленький, особо ничтожный человечек был жив. Эрен застал его врасплох. — Йегер, ты что творишь, ублюдок? — Эрен! Отпусти его! Он за нас! Пожалуйста! Он помогает нам! Эрен! Это я, Микаса! — Отрежь его чертовы пальцы! Микаса? Микасу он тоже хотел защитить… Пальцы разжались, и она облегченно вздохнула — это значило, он сделал то, что нужно, да? Он правильно выбрал? * — Доброе утро, — плечо у Ханджи было перевязано, но улыбалась она лучезарно, как и всегда, — Ривай хочет тебя убить, но мы ему не позволили. Как голова? — Болит. Армин сидел в кресле напротив его кровати, держал в руках книгу — читал, пока Эрен не проснулся. Микаса, бледная и отстраненная, стояла у окна. — А вот Микаса хочет убить Ривая, — еще шире улыбнулась Ханджи, — всё то хорошо, что хорошо кончается, да? — Надеюсь, ты скоро почувствуешь себя лучше, — в комнате была еще одна гостья. Она сидела на другом кресле, в углу, укутанная в синюю мужскую мантию, крохотная и раскаивающаяся. — Хистория… — Я сослалась на то, что простудилась. Слабость, насморк, никто такого не любит — Эрвин сам отвел меня сюда и велел справиться о твоем здоровье. Тебя ведь он тоже любит, свою курицу, несущую золотые яйца. — Что-что? — Это выражение такое, — ответил Армин, — имеется в виду важный. Микаса продолжала молчать и смотреть в окно. — После того, как ты превратился, они сразу же сдались. Спасибо, — Хистория закашлялась. — Может, мне и вправду следует выпить какую-то противную микстуру? Ханджи как-то странно посмотрела на неё. — Ладно, не будем докучать, отдыхай, — она рассмеялась и, хлопнув Эрена по плечу, устремилась куда-то, — живучий. Армин пожелал ему скорейшего выздоровления и тоже ушел. Хистория смерила Микасу неожиданно тяжелым взглядом. На пару минут воцарилась тишина. Затем монархиня резко встала с кресла и подлетела к его постели. — Ладно, поболела и хватит, некогда, — она легонько прикоснулась губами к его лбу, — телохранитель не должен оставлять королеву без защиты, поэтому вставай поскорее. Разреженный воздух, внутри жарко до невыносимости, а от кожи несло могильным холодом. Эрен не знал, что сказать — наверное, стоило попросить прощения. Наверное, он напал на неё, когда был в титаньем теле — одна эта мысль колола и резала. Она стоит, видимых ран на ней нет… А затем Микаса оказалась прямо перед ним, вглядываясь как-то дико в его лицо. Сняла сапоги, залезла на кровать — и расплакалась. — Как я рада, — Микаса плакала, и Эрен совсем не мог понять её, — как же я рада, Эрен. Однажды она уже плакала вот так вот — он смутно помнил это, так как плохо соображал тогда. Титанье тело таяло, он смотрел в небо, а потом перед ним вот так же оказалась Микаса — она обняла его и заревела. Дурочка. Сегодня он соображал получше — поэтому обнял её тоже. Снял свой шарф с неё — в комнате жарко — и начал говорить что-то. Что-то слишком глупое, чтобы запоминать. Пуговицы на её рубашке давили на грудину, слёзы её давили на сердце. Этим вечером Микаса отчего-то не стала спрашивать, можно ли ей остаться. Просто не ушла. Утром она улыбалась — Эрен будто впервые видел её розовеющие щеки — и шарф тянулся за ней лентой. Они стояли на улице, встречая очередной тёплый день весны. Эрен осматривал домики, в которых они остановились. Преданные королеве люди. Преданные… Наверное, поэтому Эрвин и не доверял никому, кроме себя. Потому что более преданного и верного, нежели он, не было. — Нам пора на службу, мне еще переодеться в форму, — Микаса выжала край юбки, мокрый от росы, — я пойду. Увидимся позже, Эрен. — Увидимся. Первая ночь за последние месяцы, когда Эрену не снились кошмары. * У неё были голубые глаза и нос с горбинкой. Тёмные курчавые волосы, смуглая кожа, широкие плечи и обволакивающий голос — но из её глаз, пусть голубых, но совершенно не похожих, смотрела на него Энни. Наверное, так на Хисторию смотрела Имир в людях с веснушками. Он наклонился, будто хотел поцеловать на ночь — как дочь. И откусил голову. Девушка с голубыми глазами мертва. Девушки с голубыми глазами умирали раньше других. Поэтому Эрен боялся. У крошечной королевы на его плече были голубые глаза. Если бы она умерла, как бы он оправдывал свои поступки? Как бы оправдывал свой голод, свои огромные ладони, которыми так легко раздавить чью-то голову? Разорвать всех вокруг во имя слишком большой для её головы короны — слишком легко придумать предлог. Возможно, то, что он не мог позволить ей умереть, всего лишь его эгоизм. На этот раз их было много. Много людей, которые в свою очередь так хотели разорвать его самого. Он осторожно спустил монархиню на землю — там её подхватил левой рукой Эрвин, капрал тут же отбил каких-то особо ретивых желающих добраться до Хистории Райс. Особо ретивые были тут же задавлены. Эрен зарычал и тряхнул головой. Другие уже начали взбираться по нему — муравьишки — Эрен собрал их в титаньи ладони и захлопал — себе ли, командору, ловко подхватившему хозяйку, небу. Вам, муравьишкам, убить его не удастся. По крайней мере, в этот день. Он пообещал Микасе вернуться и взял с неё обещание выжить. Она сказала: «Увидимся позже», и Эрен верил ей, как верил Армину. Почему же их так много? Армин просчитался где-то — просчитался и Эрвин. Упустили что-то из виду. Ошиблись где-то. Ошиблись в этом туре, в казни Энни, в изгнании Имир, в Хистории, в нем самом… Если бы вернуться в начало, если бы понять, как всё можно было бы обернуть по-другому — если бы выбрать другой путь. Выбор ведь был у них, выбор есть всегда — так говорил он сам, и Эрен верил самому себе. Внезапно острая боль заискрилась где-то в затылке. Потом он ослеп — но мог чувствовать запах, мог слышать, мог реветь от ярости и давить врагов как муравьев. Хотя врагов от своих он всё равно бы уже не отличил. Он ведь обещал, что они увидятся. Он обещал… Эрен почувствовал, как что-то пронзило его насквозь — не титана, человека. Потом была боль. Потом темнота. Потом ничто. Потом… * Кто-то звал его по имени. Перед глазами всё расплывалось, он видел, что девочка что-то говорила, но не мог разобрать слов. Сон медленно рассеивался, и Эрен потер глаза. Сверху доносился тихий шелест. Ветер подхватывал кончики её прядей. — Микаса, а у тебя волосы, кажется, длиннее стали. Это был один из тех погожих дней, которые приходили после долгой непогоды. Шиганшина весной была красива как никогда.