Обладать. И не делиться

Слухи. Они расползались при французском дворе так же быстро и неумолимо, как рассыпанный жемчуг с порвавшихся бус спешил укатиться в самые дальние и труднодоступные углы. О том, что королева едва не погибла от руки бастарда своего мужа, гудел весь замок. Никто толком не знал, что именно произошло в покоях Ее Величества, но сплетни имели обыкновение обрастать невероятными деталями. И вот уже Катерина и Себастьян были давними любовниками, которых стража застукала, когда они начали ссориться прямо в постели. Те же, кто видел, как все случилось на самом деле, были теперь слишком заняты: за несколько часов стража успела обыскать весь замок, но, так и не найдя скрывшегося из спальни королевы бастарда, принялась обыскивать снова. Служанкам Катерины и вовсе запретили покидать ее покои — с одной стороны, Генрих был вне себя от ярости на сына, но с другой... С другой стороны, он был почти уверен, что его жена увлекла Баша в свои сети, как когда-то увлекла его лучшего друга... Генрих вскинулся от этой мысли и бросил взгляд на окно — ночь пролетела слишком быстро, оставив за собой легкую изморозь на стеклах. Он повернулся на бок, сильнее натягивая одеяло. Воспоминания о жене не давали спать почти до рассвета, то заставляя сжимать кулаки от ярости, то вдруг наполняя сердце ностальгией по давно прошедшей влюбленности. Той самой, что едва не сбила короля с толку еще два дня назад, когда вдруг померещилась глотком молодости, а оказалась привычно расчетливой Медичи. Генрих злился: никто не в праве брать то, что принадлежит ему. Даже своих любовниц он отдавал лишь тогда, когда его собственный интерес к ним угасал окончательно и бесповоротно, но жена... Он никогда не согласился бы делиться своей женой с другими. Генрих нервно перевернулся на спину, упираясь взглядом в потолок. Сколько их было? Сколько раз Катерина предавала его?.. Прислуга утверждала, что сейчас все вышло без согласия королевы, но так ли это? Или ведьма сама соблазнила будущего наследника, лишь бы не дать ему занять место ее сына на троне? Генрих рывком поднялся на постели — этот порочный круг, неверие и неуверенность во всем, что было вокруг, стоило разорвать раз и навсегда. Шальная мысль, мелькнувшая испуганной тенью в дальний угол подсознания, вдруг вспыхнула перед глазами. Ему нужен был наследник. Избранный Богом, чтобы править великой Францией. Тот, в чьих жилах гарантированно текла бы кровь Генриха. С этой мыслью король спрыгнул с кровати и, набросив поверх ночной сорочки меховой плащ, покинул покои. Уже приближаясь к спальне супруги, он вдруг широко заулыбался — сомнения, терзавшие его всю ночь, отступили. Стража у входа распахнула перед Генрихом двери, являя его взгляду стоящего у постели королевы Нострадамуса. Тот увлеченно колдовал над спиной не шевелящейся Катерины, и на мгновение Генриху показалось, что ревность снова закипает в нем. Если жена приняла в своей постели его лучшего друга, кто мог бы поручиться, что то же самое не произошло с этим... Король не смог подобрать подходящего слова, утешая себя тем, что лично наблюдал за допросом Нострадамуса, когда пытался обвинить его в любовной связи с Ее Величеством. На прорицателе испробовали тогда все орудия инквизиции, которые нашлись в замке, но пытки не принесли должных результатов, разве только потешили самолюбие короля. Правда, тогда он все еще наивно полагал, что жена верна ему. Теперь же, видя, насколько бережно касаются подкравливающей спины руки прорицателя, как аккуратно смазывают чем-то полоски ран... — Ваше Величество, — неожиданно послышался голос Нострадамуса, вырывая Генриха из размышлений. Он вздрогнул от неожиданности — адресовалось ли обращение ему или его супруге, король не понял, но сделал несколько уверенных шагов вперед, нависнув над по-прежнему стоящим на коленях мужчиной. — Она спит, — продолжил тот, почувствовав за спиной сипящее дыхание. — Я хочу увидеть, что он с ней сделал, — быстро проговорил Генрих, будто опасаясь, что может передумать. Желание узнать правду боролось в нем с одной-единственной мыслью: что, если все это ложь, и супруга снова пытается его обмануть? Прорицатель обернулся и непонимающе нахмурил брови. — Все говорят, что это произошло без ее согласия, — Генрих нетерпеливо замахал руками, вплотную подойдя к постели. — Покажите мне, — он потянул одеяло с бедер Катерины, но вместо оголенного тела увидел плотную материю юбки. Нострадамус едва заметно выдохнул. — Служанки одели ее, Ваше Величество. Еще до моего прихода, — он подал голос, надеясь, что такого объяснения Генриху покажется достаточно. На Катерине попросту не было необходимых следов там, где так красочно описал их минувшим днем Нострадамус, а потому само желание короля лично во всем удостовериться грозило мучительной смертью всем участникам этого спектакля. Нострадамус встал, окидывая взглядом королеву. Она спала крепко и — надеялся он — безболезненно. Уйти сейчас было бы правильно — скрыться, пока король не залез жене под юбку и не увидел, что его водят за нос. Но бросить Катерину, когда она была беспомощна и не имела возможности защищаться хотя бы словами, казалось прорицателю предательством. Он отогнал от себя желание в подробностях описать королю то, как выглядела Ее Величество сразу после визита бастарда — отчего-то воспоминания о всхлипывающей — пусть и на публику — Катерине хотелось оставить для себя. Вместо этого он отошел к дальнему окну и поднял с пола перепачканную кровью простынь, протягивая ее Генриху. Тот поморщился и небрежно сел в кресло, явно не собираясь уходить. — Она скоро проснется? — наконец, спросил Генрих, все так же внимательно рассматривая мерно дышащую супругу. Она уже не выглядела такой жалобной, как тогда, в башне: глаза не казались заплаканными, губы не были синими от холода, а руки расслабленно лежали по бокам. — В течение часа, Ваше Величество, — отозвался прорицатель, понимая, что, вероятно, уйти ему все же придется. — Я пропитал компресс, — он кивнул на спину Катерины, — самым сильным обезболивающим. Придя в себя, она почти ничего не почувствует, — он поклонился и как можно медленнее стал двигаться к двери. Если у Генриха оставались вопросы, Нострадамус искренне надеялся успеть ответить на них лично. Но король молчал. Какое-то время он мысленно боролся с желанием объявить придворным о своем решении прямо сейчас — подобный шаг мог бы быть расценен двояко, а потому сначала нужно было поймать сбежавшего Баша. И наказать. Генрих скривил губы, все еще не до конца веря в произошедшее. Медленно и почти крадучись, он подошел к постели и потянулся рукой к подолу юбки. Катерина коротко промычала во сне и перевернулась на бок — Генрих хмыкнул, рассматривая ее оголившуюся из одеял грудь. Его накрыла новая согревающая волна воспоминаний: супруга была права — когда-то давно они любили друг друга, пусть даже по-детски и наивно. Он прошелся пальцами по щиколотке, увлекая юбку вверх, но не отводя взгляда от лица супруги. Та явственно просыпалась. Ресницы вздрагивали, губы шевелились, дыхание стало более глубоким и прерывистым. На мгновение оставив юбку, Генрих шагнул к изголовью кровати и провел ладонью по уцелевшему от плети боку супруги. Кожа под пальцами горела. Катерина неожиданно резко вздрогнула и распахнула глаза — во взгляде читалась паника и недоумение, но уже через мгновение все это исчезло. — Генрих, — она растянула губы в улыбке, голос звучал нежно и почти заискивающе. Генрих убрал со спины прилипший к компрессу локон. Приложенные Катериной усилия не прошли напрасно — король и правда не заметил, как сильно ей хотелось отпрянуть от его прикосновения, спрятавшись в дальний угол. Что произошло, пока она спала? Верил ли муж в ее невиновность или же пришел лично напоить ядом? — Зачем ты раскрыл меня, Генрих? — она сонно моргала, всем своим видом демонстрируя мужу недоумение, точно зная, что один неверный шаг мог сейчас стоить ей всего. Спина неприятно покалывала, голова казалась невероятно тяжелой, горло саднило и... Катерина опустила взгляд, понимая, куда смотрит ее супруг. Неуклюже дернувшись, она попыталась прикрыть грудь, но только зацепила пальцами компресс и заскулила, когда материя прошлась по свежим ранам на спине. Генрих самодовольно хмыкнул и снова отошел к креслу. Пожалуй, такая Катерина Медичи — опоенная опием и полностью дезориентированная — ему нравилась. Это, правда, никоим образом не должно было повлиять на план, который уже созрел в голове короля до мельчайших подробностей. — Монарх не должен принимать скоропалительных решений, — проговорил он куда-то в сторону окна. Катерина согласно промычала, еще не в силах полноценно говорить — язык не слушался и казался во рту чужим. — То, в чем ты обвиняешь моего сына, конечно, заслуживает наказания. Он будет изгнан из Франции, — Генрих закинул ногу на ногу, настойчиво уговаривая себя, что более не питает к жене чувств, и виновата в этом она сама. — Что же до тебя, моя дорогая... — многозначительная пауза затянулась — слишком интересно было ему наблюдать за вспыхнувшей на лице супруги надеждой. — Я думаю, ты согласишься, что твой сын... наш сын, надеюсь... Франциск. Он слишком легко отказался от по праву принадлежащего ему трона. Франции не нужен слабый король. Катерина напряженно слушала, стараясь понять, о чем говорил ее муж. Слова сливались в гудящий фон, а сознание то и дело грозило ускользнуть. Она попыталась снова назвать супруга по имени, но пересохшие губы издали неразборчивое бормотание. А между тем, король продолжал рассуждать о том, что и другие дети Катерины, сколь малы бы они ни были, едва ли казались ему достойными его наследия и трона. Для чего Генрих рассказывал сейчас все, будто на исповеди, не знал ни он, ни его жена. Впрочем, сам он по мере того, как мысли превращались в слова, чувствовал себя все увереннее. Королева же все отчаяннее ерзала по перине, нетерпеливо ожидая финала этого затянувшегося монолога. — Чего ты хочешь, Генрих? — в ее голосе мелькнуло раздражение, и она тотчас пожалела, что не промолчала. — Я хочу наследника, который сможет продолжить мое дело. Сможет расширить Францию на запад, — речь стала быстрой, глаза короля засверкали, и он вскочил, приближаясь к все так же лежащей супруге. — Наследника, который бы ни с кем не делился своей властью... — он сел на корточки у самого лица Катерины, голос перешел в шепот. — И Мария, королева Шотландии, родит мне такого наследника. Несколько секунд в покоях стояла абсолютная тишина. Казалось, даже огонь в камине перестал потрескивать. Катерина непонимающе смотрела на мужа, будто видя перед собой совершенно незнакомого ей человека. Осознание приходило к ней мучительно медленно: — Ты хочешь развестись со мной и жениться на Марии сам, — она сплюнула последнее слово так, будто это был самый большой грех, известный католической церкви, — вместо своего сына. — Мы оба избраны Богом... Наш наследник станет великим правителем, — он провел пальцами по щеке супруги, зная, что уклониться ей некуда. — Франциска при дворе нет, на этот раз у Марии нет выбора. А ты, жена... Вы, Медичи, никогда не умели проигрывать, лучше тебе покоиться в земле. Прости, — он резко встал и направился к выходу. — Мне нужна Англия, — его голос зазвенел металлом. Катерина устало перевернулась на живот, утопая лицом в подушках. План с треском рассыпался. Все было напрасно — боль, унижение... Не такого она добивалась. Если бы в ней были сейчас силы, королева захотела бы кричать. Но вместо этого на несколько мгновений она предалась жалости — к самой себе и к своим детям. — Как только поправишься, состоится казнь и... — договорить он не успел: в двери без стука ворвалась запыхавшаяся служанка. Увидев прямо перед собой короля, она испуганно попятилась. — Ваше Величество! — прерываясь после каждого слога, она металась взглядом между королем и королевой. — Ваши сыновья, Генрих и Карл, их похитили!