Особо коварен и хитёр

EXO - K/M, Lu Han (кроссовер)
Слэш
NC-17
Завершён
2000
автор
Areum бета
Tea Caer бета
Пэйринг и персонажи:
Размер:
35 страниц, 1 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Награды от читателей:
2000 Нравится Отзывы 644 В сборник Скачать

Особо коварен и хитёр

Настройки текста

Особо коварен и хитёр

Есть на свете такие люди, которые способны кардинально менять чужие жизни. Для этого им порой достаточно появиться в поле зрения на несколько секунд, что уж говорить о минутах, часах, днях или неделях? Такие люди необъяснимым образом воздействуют на чувства, восприятие и, кажется иногда, на само течение времени. И заставляют принимать самые важные решения. Лу Хань не мог сказать, что встречал подобных людей часто. Честно говоря, он вовсе не испытывал уверенности в том, что видел хоть одного такого человека, тем не менее, он верил в их существование и надеялся, что не встретит никогда никого похожего, потому что свою жизнь менять ему изрядно надоело ― одного раза хватило за глаза. Хань остановился у витрины, пригладил чуть растрепавшиеся волосы, поправил узел галстука, одёрнул пиджак и улыбнулся собственному отражению. Бледновато как-то, но сегодня ему уже отказали в четырёх местах, откуда же взяться радости? Сейчас он спешил на пятую встречу и отчаянно хотел, чтобы его взяли на работу. Некоторый опыт у него имелся, хотя он и не работал года три вовсе, когда учился. Авось повезёт. Нет, ему должно повезти! Хань уверенно двинулся по улице, высматривая нужную вывеску. Различив вверху огромную надпись: "VIP only", взбодрился и зашагал веселее. И резко остановился, узрев огромную двустворчатую дверь с металлическим молотком. Рядом на ступенях переминались с ноги на ногу два охранника внушающей уважении комплекции. Немного оробев от неожиданности, Хань постоял на месте с минуту, потом взял себя в руки и двинулся к крыльцу. Дорогу ему заступили, как он и предполагал. ― Добрый день, ― вежливо, но монументально и решительно заявил охранник и продолжил в том же духе: ― что вам угодно? ― Добрый... Мне назначено. Собеседование по поводу... ― Лу Хань? ― оборвал его охранник, взглянув на карточку, выуженную из кармана. ― Есть какой-либо документ с фото? Хань пожал плечами и нашарил в портмоне именную страховую карточку со снимком. Охранник придирчиво сверил лицо Ханя со снимком, кивнул, шагнул к двери и распахнул её перед Ханем. ― Прошу. Пройдёте по холлу и налево. Скажете бармену, что пришли к управляющему. ― Э... Спасибо, ― пробормотал весьма озадаченный происходящим Хань. Вообще-то он полагал, что это заведение вроде круглосуточного клуба-ресторана, но чтобы вот так вот... И он немедленно вытаращил глаза, попав внутрь огромного холла. Никогда раньше он не оказывался в такой роскоши: статуи, фонтанчики, кадки с экзотическими цветами, певчая птичка в ажурной клетке под потолком, по периметру прогуливались две пантеры, от которых посетителей спасала изысканная решётка, мраморные скамейки, столики... От этого великолепия у Ханя едва не закружилась голова. И Хань с трудом добрался до противоположной стороны, чтобы свернуть налево и отыскать бар. Свернул. Остолбенел и попытался себя ущипнуть. Перед ним красовался зал, не уступавший в роскоши холлу. Всюду были столики с диванами, расставленные в шахматном порядке. По периметру тут гуляли уже тигры. И в центре зала высилась стеклянная конструкция, как второй ярус, воздушная и яркая. Хань сначала не понял, что это вообще такое, потом додумался ― сцена. Немного оклемавшись, Хань повертел головой и обнаружил искомый бар справа от себя. За стойкой из красного дерева хозяйничал высокий чуть угловатый парень с выбеленными волосами и с суровым выражением на лице. Хань подошёл, присел на край табурета и приветливо кивнул бармену. ― Здравствуйте. ― Цыпа, закрыто, не видишь? Кто тебя вообще сюда пустил? ― Э... Меня зовут Лу Хань. И мне нужен управляющий. Мне назначено. ― Ого... ― Бармен отставил стакан и придирчиво осмотрел Ханя. ― Не, на звезду не тянешь, музыкантишка? Хань смерил нахала мрачным взглядом, поскольку не видел ничего плохого или недостойного в профессии музыканта. Тем более что учился он и впрямь на музыкальном. ― Ладно, не скрипи, щас свистну. С трудом верилось, что этот невоспитанный парень мог работать в таком роскошном заведении. Хань вздохнул, спохватился и выудил из кармана пиджака очки в тонкой оправе, аккуратно надел и посмотрелся в ближайшее зеркало, благо, зеркал тут хватало. Ну вот, отлично, строгий и презентабельный вид. Бармен вернулся за стойку, буркнул, что надо подождать немного, и предложил кофе. Хань согласился и вскоре получил изысканную чашку из расписного фарфора на тоненьком блюдце. Он успел выпить половину, когда за спиной будто вихрь пронёсся. ― Сэхун, пятый трек. ― И тебе привет, ― рыкнул бармен, отклонился назад и пощёлкал кнопками, заставив мощные динамики в зале дрогнуть и запульсировать, словно несколько огромных сердец. И Хань расслышал во время короткой паузы, как бармен тихо добавил: ― Кобелина... Хань оглянулся, увидел полетевшую на один из столиков чёрную кожаную куртку, потом только уставился в обтянутую тёмной футболкой спину высокого гибкого парня. Тот казался худощавым и вёртким, но широкие плечи намекали, что заблуждаться на его счёт не стоит. Парень ловко взобрался вверх по стеклянной конструкции и оказался на сцене, где принялся вытворять нечто невообразимое. Он будто бы хватал мелодию руками, ловил, оборачивал её вокруг себя, рисовал ею узоры, заставлял меняться и дрожать на кончиках его пальцев. В свете ламп вскоре его кожа заблестела от пота. Смуглая кожа, словно начищенная бронза, немыслимо красивого оттенка. ― Это... Кто это? ― сдавленно ― дыхание перехватило ― спросил Хань у бармена по имени Сэхун. ― Шлюха, ― с непонятной злостью ответил тот. ― Завидовать нехорошо, ― прозвучал низкий голос. ― Если не можешь получить, помоги себе сам, Сэхун. Тот парень из эскорт-сервиса. Escorte-gaillard*, если ты понимаешь, о чём я. Ничего, если я сразу на ты? ― Высокий и колоритный тип в дорогом костюме протянул Ханю руку на европейский манер. ― Я тут всем управляю. Пак Чанёль. Добро пожаловать. ― Э... ― Хань вложил пальцы в большую ладонь и слабо улыбнулся. ― Лу Хань. ― Ага, мы говорили по телефону. Так вот, нам требуется второй ночной администратор. Видишь ту стеклянную хрень? Столики под ней самые дорогие и только под особый заказ и доплату. Есть такие типы, что любят смотреть на танцы этого знойного мальчишки снизу. Он у нас первый танцор и выходит только тогда, когда сумма дохода за вечер достигает высшей отметки. Если нет ― не выходит. Это тебе надо тоже запомнить, потому что ты должен знать, когда его вызвать. Ясно? Хань никак не ожидал, что на него сразу вывалят всю информацию, поэтому лишь кивнул на автомате. ― Отлично, идём дальше. В баре по ночам может работать как Сэхун, которого ты уже знаешь, так и Чондэ, его ты ещё не видел. С Чондэ проблем не будет ― мировой парень. Сэхун... Дело своё он знает и с клиентами обращается на уровне, но с персоналом... Трудно с ним. Пока что. Это у него возрастное, наверное. Ну и он неровно дышит к Каю. ― Палец Чанёля указал в сторону стеклянного сооружения, где танцевал парень-вихрь из эскорт-сервиса. ― Поэтому от Сэхуна ты точно наслушаешься всякой хрени в адрес Кая ― я тебе гарантирую. Пропускай мимо ушей, ага? Заказы принимают официанты, относят на кухню, там шеф-повар всем рулит и тамошний администратор, и тебя это уже не касается. Твоё дело следить за отметкой дохода, контролировать выходы или невыходы на сцену Кая, наблюдать за работой бара и решать проблемы именно и конкретно вот в этом зале, если они возникнут. Да, ещё смотри за чистотой и кормёжкой зверья. Если вдруг что, пинай уборщиков, у них отдел на первом подвальном. Кроме всего этого, вопросы охраны тебя не касаются, там тоже свой администратор. В случае надобности они сами вмешаются, поэтому вызывать их не надо. Вопросы эскорт-сервиса тоже не к тебе. Но! Если к ребятам и девчатам из эскорта будут приставать после их отказа взять заказ, не удивляйся визиту охраны. И если клиент тебя спросит, можно ли заказать эскорт, зови Кая. Кай распределяет заказы и сам разберётся, что нужно клиенту и сколько это будет стоить. Всё понятно? ― Вроде бы. ― Отлично. Если растеряешься, не стесняйся спрашивать Чондэ или Кая. Сэхуна ― не стоит. И не думай, что у нас тут персонала мало. Персонала хватает, но владелец заведения строго определяет старших, чтобы при проступках никто не валил с больной головы на здоровую. Кстати, за косяки у нас штрафы. Большие. Меняться ты будешь со мной. Ночь работаешь ты, ночь ― я. ― М-м... А можно всё же вопрос? ― рискнул Хань. ― Конечно. ― Чанёль сунул руки в карманы брюк и принялся наблюдать за Каем. Ещё бы, оно того стоило. ― Почему всё-таки Сэхун назвал его шлюхой? Разве эскорт-сервис не предполагает просто сопровождение? ― Эскорт предполагает всё, чего хочется клиенту при условии, что эскорт-служащий согласен с ценой и желаниями клиента. Кай популярен у клиентов, и он ― администратор эскорт-сервиса. Иногда он соглашается обработать клиентов за внушительную сумму. Но это очень дорого. Ощутимо бьёт по кошельку даже местную публику, но они всё равно снова приходят к нему. Одна его постоянная клиентка из Испании сказала, что мужчина, который любит и умеет так танцевать, умеет и доставлять удовольствие женщине, и любить, как никто. Так говорят у неё на родине, примета такая. В общем, он, скорее, жигало, хотя это тоже неверно. Всё-таки он не со всеми соглашается зайти дальше, чем просто сопровождать куда-нибудь. Та испанка, определённо, разбиралась в мужчинах отлично ― Хань мог это подтвердить. ― Тогда почему Сэхун... ― Потому что Кай соглашается на это только за плату. У Сэхуна нет таких денег, ― криво усмехнулся Чанёль, ― вот и бесится. ― То есть, Кай и с парнями тоже?.. ― Ему без разницы, кого именно трахать, если за это платят столько, сколько он сказал. Хань ошеломлённо поглазел на Кая, затем на Сэхуна и только позднее подметил, как именно Сэхун смотрит в сторону стеклянной сцены, почти что облизывает Кая взглядом с головы до ног и обратно и изо всей силы стискивает пальцами край стойки. ― Угу, вот именно. У Сэхуна проблемы с головой из-за этого нелюдимого мальчишки, а так-то он нормальный парень, ты не думай. ― Даже странно, он ведь красивый, почему же Кай с ним... ― Это Каю решать, а он не имеет привычки объяснять свои решения. Сказал "нет", значит, нет, хоть застрелись. ― Так с ним тоже будут проблемы? ― опасливо уточнил Хань. ― Никаких, если соблюдать дистанцию. Просто не трогай его, не подходи слишком близко, не задавай личные вопросы и не хватай его вещи. Говори с ним о работе ― и всё будет отлично. Так... Помещения для персонала! Идём! Чанёль поволок Ханя к двери позади бара, провёл через просторный коридор и запихнул в длинное и узкое помещение с душевой, шкафчиками, гладильной доской и стиральной машинкой. ― Тут вот присмотри себе шкаф, черкни мне свои размеры ― завтра форма будет готова. Если запачкаешься, тут можно и постирать, и погладить. Или можешь каждый раз стирать перед уходом. Душ тут вот. Столовая не предусмотрена, потому что в баре ты можешь всегда получить чай или кофе, а на кухне перекусить. Но имей в виду, перекус не больше четырёх раз за ночь. И ты должен укладываться в пятнадцать минут. Так... ― Чанёль выудил из кармана картонку и протянул Ханю. ― Здесь номера Чондэ, Сэхуна, Кая и мой. Их ты должен знать наизусть, ясно? Вроде бы всё... Дверь распахнулась, и в помещение зашёл Кай. Крупные капли пота блестели на смуглой коже и издевательски медленно ползли вниз по шее, к вороту мокрой футболки. ― Кай, это новый ночной администратор. Начнёт завтра. Звать Ханем. Тяжёлый взгляд ощупал лицо Ханя, задержался на очках, скользнул вниз, вновь вернулся к лицу, и только после этого внимательного осмотра Кай соизволил едва заметно наклонить голову в подобии приветствия. Он невозмутимо прошёл мимо Ханя и Чанёля, распахнул крайний шкафчик, выудил полотенце, всё так же невозмутимо стянул футболку, следом ― остальную одежду. Хань и Чанёль молчали и пялились на гибкое тело с красиво обрисованными под тёмной кожей мышцами. Хань сглотнул и подумал, что ещё ни разу не видел парня с такими красивыми ногами и плечами, и с такими узкими, но сильными бёдрами, словно у тореадора. Сэхун мог закатать губу ― на этого парня рассчитывать ему точно не стоило. Не про купца товар. Зато Хань губу вполне мог раскатать. Кай небрежно смахнул со лба длинную тёмную чёлку, подхватил полотенце и исчез в душевой. ― Красивый, засранец, ― вздохнул Чанёль. ― И ведь прекрасно знает об этом. ― Э... ты тоже?.. ― Чего?! ― опешил Чанёль. ― Да нет, ты что... Просто ведь в самом деле красивый и талантливый. ― А почему он соглашается, ну... на большее, чем эскорт? ― Понятия не имею. Скорее всего, из-за денег. ― Только из-за денег? ― разочарованно протянул Хань. ― Не скажи, деньги бывают нужны по-разному. Ты посиди месяц без еды вообще ― я посмотрю, как ты запоёшь. Так что лучше не делать поспешных выводов. Кай никогда не говорил, зачем ему деньги, так что кто его знает. Ты-то сам чего пялился? ― Ну ведь красивый же, ― отозвался Хань, постаравшись придать себе уверенный вид. Не то чтобы он солгал, просто не сказал всю правду. ― А как насчёт моих документов, рекомендаций, прошлых мест работы? ― Пустое, ― отмахнулся Чанёль. ― Меня это совершенно не интересует. Ты либо продержишься завтра всю ночь, либо мы с тобой распрощаемся. Это куда лучший вариант, чем пустая трата времени на всякие дурацкие вопросы и ответы. Так что запомни как следует: продержишься ночь ― у тебя есть работа, облажаешься ― ты знаешь, где выход. Ну, бывай. ― И Чанёль ловко развернул Ханя лицом в ту сторону, куда следовало уходить. ― Да, постарайся выспаться и выглядеть свежим. Если что, всегда приходи немного раньше и проси на кухне вазочку лимонного льда. Этим льдом протираешь лицо и выходишь на работу. Топай, настраивайся и отдыхай. Начинаешь в десять. *** Хань быстро переоделся, поправил очки и степенно вышел в зал, к бару. За стойкой нашёл невысокого шустрого типа с губами, что, кажется, навечно сложились в мягкую улыбку. ― Привет, ты, должно быть... ― Чондэ. А ты Хань? Новенький? ― Чондэ подмигнул ему и придвинул чашечку кофе, затем вручил распечатку. ― Что это? ― Уровень сегодняшнего дохода. Тебе нужно позвонить Каю. Смотри сюда, видишь вот эти колонки? Спиртное, заказы кухни, заказы эскорта, обслуживание. Теперь вот сюда гляди. Это критическая линия, как мы её называем. Если за сутки доход её не превысит, значит, денег получим меньше. Это нехорошо. Сегодня превысили, и это славно. Сегодняшняя публика может принести доход ещё больший, для этого нужен Кай, так что звони. Тебе надо каждый раз в десять при выходе проверять уровень дохода. Как только критическую линию прошли ― звонок. ― Ясно, спасибо. ― Хань вернулся в помещение для персонала, набрал по памяти номер Кая и принялся считать гудки. Ответили ему далеко не сразу. ― Слушаю... ― Сочный низкий голос с лёгкой хрипотцой, что бывает после сна. ― Это новый администратор. Меня зовут Хань. ― А... ― в трубке послышалась какая-то возня, шумы и шорохи, после чего сонным голосом Ханю сообщили: ― буду через полчаса. И всё. Хань отвёл телефон от уха и озадаченно осмотрел. Не ожидал, что выйдет всё так легко и быстро. Он вернулся к бару и обвёл внимательным взглядом зал. Играла музыка на приятном уровне громкости, за столиками восседала неприлично богатая публика, то тут, то там мелькали костюмы официантов ― юношей и девушек, на стеклянной сцене показывала программу гимнастка с булавами в руках, по периметру бродили тихие тигры и облизывались. ― Расслабься, ― посоветовал Чондэ. ― Если что-то потребует твоего внимания, тебе непременно сообщат. От функциональности и порядка тут у каждого оплата зависит, а когда привыкаешь получать по максимуму, минимум уже не устроит. У тебя работа несложная, честно. И спокойная чаще всего. Иногда может попасться какой-нибудь привереда из клиентов, но не часто. Вот тогда тебе придётся попотеть. Но если умеешь разруливать такие ситуации и умеешь людям нравиться, ты справишься легко. ― Чего же сам в администраторы не пошёл? ― Скучно, ― пожал плечами Чондэ. ― Стоишь, смотришь за всеми, время от времени делаешь обходы, звонки. И так от девяти до двенадцати часов. Сдохнуть можно. Ты Каю позвонил? ― Сказал, будет через полчаса. ― О, надо ему шоколад сделать покрепче, чтобы проснулся. Тебе ещё кофе? ― А можно? ― Кофе и чай администраторам в баре дают без лимита, ― разулыбался Чондэ. ― Да и как ты без кофе выдержишь тут до утра? Тебе ведь особо и не присесть, клиенты должны видеть, что ты бдишь и готов решить любую их проблему. А чашечка кофе у тебя в руках придаёт картине солидности, как и твои очки. ― Ты давно тут работаешь? ― Дай подумать... Три года и два месяца. ― Нравится? ― Не знаю, но это лучшая из всех работ, какие у меня были. И я нигде не получал столько, сколько здесь. Мне надо ещё немного поднакопить на подержанную яхту, как куплю и разживусь небольшим капитальчиком для начала, отправлюсь попутешествовать. Если ты из-за денег волнуешься, то напрасно. Тут платят еженедельно, всегда вовремя. Рассчитать сумму легко. В доходные дни получаешь оговоренное, за каждый недоходный день минусуешь три процента, за каждый сверхприбыльный плюсуешь пять процентов. Только штрафы получать нежелательно, они очень большие. Два штрафа ― и останутся жалкие гроши на целый месяц. И не косись так на Белочку и Пончика. ― На кого? ― На тигрят. За ними смотрят днём, когда заведение закрыто. Чистят там шерсть, ограду саму, внутри. У них специальный персонал. И они воспитанные, не рычат и не шумят, привыкли. Тот, что мельче и суше, Пончик, мальчик, а вон та, покрупнее и позлее, Белочка, его напарница. Когда они устраивают тут брачные игрища, клиенты платят раза в три больше, чем обычно. Кай появился именно тогда, когда вышел срок ожидания. Пролетел мимо бара пулей и скрылся в помещении для персонала. И Чондэ тут же остановил Ханя, решившего пойти следом. ― Не нужно. Он переоденется и придёт сам. ― Всё-таки трудно с ним... ― Трудно с любым человеком. Просто есть люди, с которыми ты легко преодолеваешь трудности, а есть люди, с которыми это... сложнее. С одними вы пасёте тех же тараканов, а с другими тараканьи породы не совпадают. Кай... он странный, но хороший. Сам увидишь. Кай вышел к ним через семь минут. И Хань замер, словно поражённый громом, потому что изумился, как заспанный и хмурый человек мог так преобразиться всего за семь минут. Чёрные облегающие брюки, алый кушак на узких бёдрах и атласная чёрная рубаха без пуговиц, позволявшая любоваться смуглой кожей от шеи до пояса в узком вырезе. Глаза умело подведены чёрным карандашом, а на губах соблазнительный блеск. "Грех во плоти, приятно познакомиться". Кай присел на табурет и кивнул сразу Чондэ и Ханю. Чондэ немедленно придвинул Каю чашку горячего шоколада. ― Что с музыкой? Кай опустил на полированную поверхность диск в прозрачной коробке и толкнул к Чондэ. ― Два, пять и семь. Если будет весело, поставишь остальные. И Кай припал к чашке, потом, прикрыв глаза, выпрямился. Хань завороженно смотрел на его красивого рисунка полные губы, блестевшие даже в приглушённом свете. И ему хотелось слизнуть с них тонкую влажную плёночку сладкого шоколада. Это желание сжимало его сердце ― словно ладонями и минуя грудную клетку, как бы парадоксально это ни звучало. Хань столько лет боролся с собой, но стоило появиться Каю, как он понял, насколько слаб на самом деле. Одержанная некогда победа превратилась в насмешку. "Мне не нравятся парни! Я люблю девушек!" ― твердил Хань в мыслях спасительное заклинание. А оно не работало, потому что отвести глаза от Кая он не мог. Чёрт бы всё побрал, ведь Кай странный, нелюдимый, не особо разговорчивый и, если верить Сэхуну, "шлюха", спит с любым, кто заплатит. Пусть даже он не шлюха, а дорогая куртизанка, всё равно! Его внешность ― спорная даже она. Это не красота, а шарм, порода, эффектность, стиль, если угодно. Резкие черты, нос с намекающей на тяжёлый нрав лёгкой горбинкой, вызывающий подбородок с говорящей ямочкой, пронизывающий неприятный взгляд... Несмотря на всё это, на Кая по-прежнему хотелось пялиться в упор и любоваться им. Более того, хотелось желать. ― Сейчас устроишь шоу? ― забрав диск, уточнил Чондэ. ― Нет. Ты увидишь. Сначала погляжу, что сегодня за публика. ― Кай грациозно соскользнул с табурета, смерил Ханя испытывающим взглядом и двинулся к столикам. И именно тогда Хань увидел ошеломляющее преображение. Яркую улыбку на смуглом лице, изысканность, приветливость. Секунду назад Кай восхищал, но и пугал, теперь же это был обаятельный молодой человек, дерзости и стеснительности в нём ― ровно пополам, что пленяло и подкупало, умеющий как радоваться, так и смущаться, поддерживать светскую беседу и проявлять внимание к собеседникам. Он присел за столик к двум дамам, и Хань ушам не поверил, услышав его громкий и задорный смех. Непередаваемая метаморфоза. Такой Кай казался тёплым, словно солнечный день. ― Ну и лицемер... ― невольно протянул Хань, приходя в себя. ― Почему это? ― удивился Чондэ, вручив ему ещё чашку кофе. ― Ну как же? Весь такой тут мрачный сидел, не подходи ― убьёт, а с ними... совсем другой. ― Он такой и есть, перестань. Просто такой он с теми, кто ему нравится, ну и на рабочем месте. По-моему, ему просто трудно сходиться с людьми. Он недоверчивый и замкнутый, и я ни разу не видел, чтобы он сразу с кем-то начинал общаться так вот запросто. Обычно Кай долго присматривается и наблюдает, но если решит, что человек ему симпатичен, позволяет стать ближе. Или его часто предавали, или сам по себе от природы такой недоверчивый. ― Он тебе нравится? ― Он хороший, ― тепло улыбнулся Чондэ. ― Не раз такое было, что кто-нибудь просил его помощи. И он, не говоря ни слова, помогал. Просто помогал, не прося ничего взамен и ничего заранее не обещая. Меня тоже как-то выручил, хотя я просто вскользь упомянул о своих неприятностях и надеялся на помощь лучшего друга. Но единственным, кто мне помог, был Кай. ― Вот как... ― Хань поправил очки пальцем и напомнил: ― Сэхуну он не нравится. ― Уж конечно. Сэхуну он слишком сильно нравится. И Сэхун бесится, потому что он Каю неинтересен. ― Слушай, а почему он работает в эскорте с... ну... больше, чем в эскорте? ― Потому что за это платят больше всего. Я не знаю, зачем ему нужны деньги, но именно поэтому он берёт такие заказы. Как-то я спрашивал его, не вызывает ли это всё у него отвращения. ― И что он ответил? ― Ну... он сказал, что людям свойственно искать удовольствий, ничего постыдного в этом нет. И ему, в принципе, нравится секс, правда, он предпочёл бы заниматься сексом с кем-нибудь одним, но полного счастья в жизни не бывает, а платят ему достаточно, чтобы он поступился этим своим принципом, благо, это не измена. Изменять ему пока некому. "...ему, в принципе, нравится секс..." Кай с каждой секундой становился всё интереснее. ― То есть, если у него будет кто-то постоянный, он больше не станет этим заниматься? ― Думаю, да. Но он сможет себе это позволить, если ему больше не нужны будут деньги, наверное. ― Зачем же ему такие огромные суммы? Пары-тройки раз хватило бы, чтобы жить в роскоши полгода. Чондэ пожал плечами. ― Я, правда, не знаю. Он не хочет говорить об этом. Видимо, на то есть веская причина, а лезть в личную жизнь другого человека, если он этого не хочет, как-то нехорошо, верно? О, прости, шоу начинается... Хань отвернулся и уставился на Кая, ловко забиравшегося вверх по стеклянной конструкции. Тут же к Ханю подошёл представительный молодой человек в синем костюме, стоившем целое состояние. Небрежно выудил бумажник и протянул платиновую карту. ― Место под сценой, пожалуйста. И мне требуется эскорт. ― Да, разумеется. ― Хань принял карту, снял нужную сумму, после чего вернул её владельцу и слегка поклонился. ― Вопрос по эскорту вы сможете обсудить немного позднее, а пока насладитесь шоу, пожалуйста. ― Мне бы хотелось обсудить сейчас, ― упрямо наклонил голову парень. ― Попробуйте, но человек, с которым вы будете это обсуждать, сейчас на сцене. ― Хань мягко улыбнулся, снимая раздражение собеседника. Это Хань делал профессионально. ― О... Тогда другое дело, ― просиял парень и убрался под сцену. К Ханю подходили ещё гости ― один за другим, оплачивали места под сценой. И когда зазвучала музыка, все места под сценой были проданы. ― С ума сойти... ― Хань посмотрел на сумму, полученную заведением только благодаря стоимости мест под сценой. Ему на два года безбедной жизни хватило бы, ещё на машину осталось бы. ― Хороший день, ― фыркнул Чондэ, ― так часто бывает, когда Кай танцует. ― Не понимаю, какой кайф смотреть на танец снизу? ― Наблюдай. Просто наблюдай ― и рано или поздно сообразишь. Хань послушно повернулся к сцене и устремил взгляд на Кая. Он и без совета Чондэ наблюдал бы с удовольствием ― Кай танцевал непередаваемо. Когда Хань учился, пересекался с ребятами из танцевалки, видел выступления на всяких мероприятиях, но даже лучшим выпускникам было далеко до Кая. На сцене тот жил в музыке так естественно, что это напоминало дельфинов в океане. Словно музыка ― это его стихия. И он походил сразу на огонь и воду: резкий, порывистый и грациозный, изящный. Причём он неуловимо переходил из одного состояния в другое. На ум пришло сравнение с ртутью, "живым серебром". Взмах руками, как крыльями, лёгкий наклон корпуса назад ― и атласная ткань едва не соскользнула с плеч Кая. Дама за крайним столиком выронила бокал и схватилась за телефон, торопливо щёлкая кадр за кадром. Кай тем временем продолжал танцевать, потом перекатился по стеклянной поверхности и провёл по ней ладонью. Теперь у кого-то грохнулся бокал за столиком под сценой. Ещё бы... Хорошо, что у Ханя в руках ничего не было, потому что залп сексуальности и красоты со сцены разил наповал. На любом расстоянии. Под шумок к даме с телефоном подошёл верзила в тёмном костюме, изъял телефон, удалил снимки и, ухватив даму за локоток, тихо вывел из зала. Хань вопросительно глянул на Чондэ. ― Сфера охраны. Делать снимки запрещено строжайше. Когда на этом ловят, для нарушителя двери заведения закрываются навсегда. И всем наплевать, сколько у нарушителя денег. Кредо владельца. Мы исполняем желания и дарим шикарный отдых с лучшей кухней, артистами и персоналом. Но каждый, кто попытается вынести хоть кусочек этого мира за стены заведения, будет изгнан из рая навсегда. То, что здесь есть, можно получить только здесь. Такое правило. Танец Кая закончился, и тот вернулся к бару, чтобы получить от Чондэ горячий шоколад. ― Кай, один из клиентов спрашивал насчёт эскорта. Сидит за центральным столиком под сценой. В синем. Кай кивнул и повернул голову, чтобы взглянуть на предполагаемого клиента. Хань же уставился на влажную ткань рубашки, прилипшую к смуглой коже, на крупные капли пота, что медленно скатывались по шее и стремились добраться до ключиц, и на глаза, вокруг которых карандашные линии слегка размазались. Как ни странно, но эти лишившиеся аккуратности линии смотрелись на Кае намного лучше, чем поначалу ― в нормальном состоянии. Не то чтобы такая подводка делала его "падшим" или греховным, скорее... обольстительным. Ходячим соблазном. Потому что казалось, что его глаза подёрнуты дымкой сладострастия и желания. Если бы Хань был Сэхуном, он сей же миг скончался бы на месте. Но Хань был Ханем, поэтому он мужественно закусил губу ― прокусил до крови, если честно ― и сунул руки в карманы, дабы они не тянулись к ничего не подозревающему Каю. "Вот так и становятся маньяками..." ― грустно подумалось Ханю. Кай не обратил внимания на его муки, даже не заметил ничего, спрыгнул со стула, едва допил шоколад, и двинулся к клиенту. Хань коротко предупредил Чондэ, что отлучится в уборную. Тот посоветовал воспользоваться туалетной комнатой для гостей, поскольку Хань всё-таки администратор, да и обход делать пора. Хань заглянул в шикарное помещение со стенами в плитках под малахит, осмотрелся, пришёл к выводу, что здесь недавно побывала уборочная бригада, значит, всё в порядке. Он заперся в ближайшей к выходу кабинке, протёр ладони влажной салфеткой и расстегнул брюки. Заниматься подобным вряд ли приличным людям полагалось, но сдерживаться Хань не мог. Или мог. Но только не до следующего раза. Следующий раз обещал наступить тогда, когда Кай вновь окажется рядом либо сделает нечто такое... такое, что он делал на сцене. "Сыграть на флейте пальчиками", как говаривали дома, в Китае, самое разумное в данной ситуации. Спустить пар, растратить силы, тогда возбуждение не будет таким сильным, и его станет легче выносить. Хань замер на месте, услышав, как распахнулась дверь. В туалет зашли двое, судя по приглушённым голосам. Щёлкнул замок. А вот это уже непорядок! Хань хотел было высунуться из кабинки и сделать замечание, но вовремя вспомнил, что у него спущены брюки, а в руках полувозбуждённая плоть. Хорошо же он будет выглядеть... Он прислушался и внезапно понял, что парочка в туалете целуется. Судя по шуму, они перебрались к дальней стене, к раковинам и зеркалам. Подтянув немного брюки, Хань постарался бесшумно повернуть защёлку и чуть приоткрыть дверь. Осторожно заглянул в тонкую щель и сглотнул, опознав в парне, сидевшем между раковинами, недавнего бодрого клиента, требовавшего эскорт. И уж его-то брюки смело содрали и бросили на пол. Руками этот клиент обхватил за шею не кого-то там, а Кая. Хань просто не мог не узнать вызывающе-эффектную чёрную одежду и алый кушак. Впрочем, кушак составил компанию синим брюкам на полу, а после атласная ткань соскользнула с плеч Кая, открыв гибкую спину. Под смуглой кожей чётко проступали мышцы. На пол полетел надорванный серебристый квадратик, а после клиент в синем томно застонал, заполучив Кая и ощутив его в себе. Хань прикусил язык, когда Кай уверенно принялся двигаться, выбивая каждым толчком фантастические признания из своего партнёра. Мышцы на его спине красиво играли, перекатывались под кожей, и смотреть на это Хань мог бы вечно. Машинально он прикоснулся к себе, наблюдая за действом у раковин. Пялился на спину Кая, отмечал, как она увлажняется от пота, блестит, смело скользил взглядом к пояснице и чуть ниже, завороженно любовался напряжёнными ягодицами, обтянутыми тканью брюк, и сожалел, что эти чёртовы брюки всё никак не свалятся. Хань не любил подглядывать и испытывал сейчас возбуждение точно не по этой причине. Там был Кай, а Кай менял всё. Хань успел кончить, зажимая свободной рукой себе рот, а парочка у раковин, похоже, с этим не спешила. Он торопливо вытер руки влажными салфетками, привёл в порядок одежду и прилип к щели, продолжая подглядывать. И всё сильнее подозревал, что Кай намерен заездить клиента до полусмерти. Когда они уже закончат? После очередной попытки клиента впиться поцелуем в полные губы Кая, тот, видимо, не выдержал, вышел из парня, сдёрнул с выступа и резко развернул лицом к зеркалу. Через миг клиент прижимался щекой к гладкой поверхности и вновь раскачивался от сильных толчков. Он едва удерживался на месте ― руки заметно дрожали. И клиент больше уже ничего не говорил, не мог из-за вконец сбитого дыхания, только всхлипывал и тихонечко поскуливал. Закончили они минут через десять. Кай отстранился, избавляясь от защиты, включил воду, а клиент обессиленно сполз на пол, посидел там, приходя в себя, и принялся натягивать бельё и брюки. Кай накинул рубашку на плечи, ополоснул руки, закрутил кран и взял полотенце. Когда он наклонился за кушаком, на пол перед ним шлёпнулся тяжёленький конверт из плотной бумаги. Лицо Кая застыло, но он всё же поднял и кушак, и конверт, выпрямился и смерил типа в синем таким взглядом, что Хань всерьёз забеспокоился. Левую руку Кая Хань прекрасно видел из своего укрытия, и видел, с какой силой Кай сжал кулак ― под побелевшей кожей отчётливо проступили вены. ― Ты лучше, чем мне обещали, но мог бы поработать подольше, ― небрежно сообщил клиент и двинулся к двери. "Подольше? Да ты бы сдох, скотина... И так еле на ногах держишься". Щёлкнул замок, и Кай остался у раковин один. Только тогда его брови дрогнули, на лице на миг появилось непонятное выражение, и он отвернулся к раковинам. Конверт лёг на выступ, кушак обернулся вокруг бёдер и свесился концами вниз. Уперевшись руками в края раковины, Кай с минуту стоял неподвижно, глядя на собственное отражение. И Ханю казалось, что он вот-вот разобьёт зеркало кулаком. Не разбил. Просто включил воду, плеснул в лицо, смыл краску с глаз и прижал полотенце ко лбу. Шумный выдох, вновь конверт. Кай заглянул внутрь и проверил сумму, потом сунул конверт в задний карман брюк и закрутил кран. Он вновь стал таким, каким Хань увидел его впервые: отстранённым, замкнутым, неприступным. Словно он смахнул с себя недавнее незаслуженное унижение, как пылинку с плеча. И Хань сам не понимал, почему до сих пор испытывает сочувствие. Ведь Кай сам пошёл на это, значит, сам и виноват, что с ним так вот обошлись. Но Хань продолжал сочувствовать ему, даже хотел, чтобы Кай набил тому типу морду ― Хань закрыл бы на это глаза. Кай провёл ладонью по лицу, круто развернулся и тоже покинул туалет. Только тогда Хань рискнул выбраться из кабинки, заметил на полу серебристый квадратик, подобрал и отправил в мусорный бак. *** Через две недели отмечали день рождения Сэхуна. Как раз утром, после закрытия. Пришёл Чанёль с огромным тортом, а Чондэ приготовил для всех напитки. Небольшая компания из нескольких артистов, администратора кухни Чжан Исина, Чондэ и Ханя, Кая и Чанёля устроилась за ближайшим столиком. Зажгли свечи и включили приятную музыку. Сэхун задул свечи, смущаясь совсем как ребёнок, и приготовился принимать подарки. Хань вручил ему коробку с модными кроссовками, о которых Сэхун ему как-то говорил. Потом слово взял Чондэ. ― Мы тут подумали и решили скинуться по возможности. Давайте сыграем в обычный день, а Сэхун изобразит клиента. ― Чондэ протянул Сэхуну увесистый конверт и подтолкнул к Каю. Кай мгновенно всё понял и резко качнул головой. ― Нет. У Сэхуна предательски задрожали губы. ― Но почему? ― Нет. ― Кай поднялся из-за столика и ушёл к барной стойке. Сэхун порывисто сунул конверт в руки Чондэ и метнулся следом за Каем, схватился за плечо и неожиданно для всех врезал кулаком в челюсть. Кай отшатнулся, но на ногах устоял. Сэхун явно не успокоился, однако на новом замахе Кай крепко стиснул его запястье, встряхнул и поволок за собой. ― Мы на минуту. Скоро вернёмся, ― сообщил он компании и закрыл дверь в помещение для персонала. Все ошарашенно молчали несколько секунд, а потом дружно рванули к двери, где образовалась давка и стихийная потасовка за лучшие места. Все норовили прижаться к двери ушами, чтобы лучше слышать, что ж там происходит внутри. ― Может, тебе пора подумать о жизни уже? ― И это мне говоришь ты? ― заорал Сэхун. ― Да, я. ― Ну так объясни мне, почему им ты говоришь "да", а мне ― "нет"! Чем я хуже? Тем, что у меня не такой толстый кошелёк? Какая тебе разница, с кем и когда? ― Ты лучше. Тем, что у тебя есть жизнь. Этим ты в тысячу раз лучше, чем они. Они пресыщены и ищут только острых ощущений. Больше им ничего не надо, да и не умеют они больше ничего. И они не хотят большего, чем у них уже есть. Просто приходят и покупают то, что хотят. Потому что они пустышки и никто, кошельки на ножках. Ясно? А ты хочешь совсем другого, ведь так? Один раз, ну конечно... Как будто тебе этого хватит. Ведь не хватит, так? Ты хочешь большего. А я не тот, кто может тебе это дать. ― Почему? ― Сэхун уже не кричал, что радовало. ― Почему ты не можешь? ― Потому что в один прекрасный день я исчезну из твоей жизни. Потому что я по уши в этом болоте. Потому что всё, что я делал и делаю, нельзя смыть и отменить. Потому что меня будут узнавать и напоминать о том, что тебе не понравится. Потому что ты этого не вынесешь. Потому что я грязный. Тебе нужны ещё причины? Просто возьми свою жизнь в собственные руки и найди того, кто достоин тебя и сможет дать тебе то, что ты хочешь получить. Потому что это точно не я. Считай меня тем, кем ты считал меня всегда. Это справедливо. И ищи того, кто не будет таким, как я. А теперь пошли обратно, отпразднуем твой день рождения, чтобы ты смог начать этот год сначала и счастливым. И чтобы ты больше не стремился испачкаться об меня, потому что ты стоишь большего. Идём? Все дружно рванули обратно к столику, торопливо занимая свои места. Когда же Кай и Сэхун показались из-за двери, вся компания степенно пила кофе из чашечек с невинно-умным видом. Притихший Сэхун взял у Чанёля нож и принялся резать торт, а Кай убрался в дальний угол вместе с чашкой горячего шоколада. Постепенно обстановка разрядилась и наполнилась весельем и праздничным настроем, но Хань настороженно поглядывал в сторону Кая. В ушах эхом отдавались все те слова, что Кай наговорил Сэхуну. После кофе и торта в ход пошли коктейли, а Кай так и не выбрался из своего угла, не выбрался и тогда, когда начались танцы. Обеспокоенный Хань подошёл к нему и сел рядом. ― Разве ты не будешь танцевать? ― Что? ― Очень тихий, чуть хриплый голос. Кай сидел, откинувшись на спинку дивана и прикрыв глаза. ― Ты в порядке? ― Что... Да, в порядке. Уже пора расходиться? Нет, с ним явно что-то было не так. Хань рискнул и прижал ладонь к смуглому лбу, сдвинув длинную чёлку. ― Чёрт, у тебя жар, кажется. А всё потому, что носишь обувь на босу ногу. Давно тебе плохо? ― Мне нормально, ― рыкнул Кай, смахнув руку Ханя со лба. ― Я же сказал ― я в порядке. ― Нет, ты не в порядке. Какой адрес? ― Что? ― Какой твой адрес? Я вызову тебе такси. Или лучше сразу в больницу? Если не скажешь адрес, вызову "скорую". Кай смерил его оценивающим взглядом и недовольно поморщился, правильно определив, что Хань не отстанет. Вздохнул и тихо назвал адрес. Хань прикинул, что это где-то сильно на окраине, где жильё подешевле. Странно, но ладно. Он вызвал такси, проследил, чтобы Кай надел куртку и застегнул как следует, потом обмотал шею Кая собственным шарфом и заглянул в аптечку, чтобы прихватить самое необходимое. Когда такси прибыло, Хань полез в салон вместе с Каем, проигнорировав недовольное ворчание. В дороге Кай задремал, и Хань охотно подставил плечо, чтобы Кай мог использовать его в качестве подушки. А ехать пришлось долго ― из-за пробок, Хань едва сам не уснул. Машина остановилась у обшарпанной невзрачной виллы, рассчитанной на двух съёмщиков, соответственно, в доме было два входа, и Хань понятия не имел, где нужный. Благо, что в кустах у дома копалась весёлая дамочка-пышка в годах. Она выпрямилась, смахнула пот со лба и помахала им рукой. ― Чонин, ты уже с работы вернулся? Ой, а что случилось-то? ― Он простыл, тётушка, ― объяснил Хань. "Чонин, значит". ― Скажите, куда мне его вести? ― Ох, беда с вами, вечно как забегаетесь по холоду, да и погода в этом году так переменчива... Иди направо, мальчик, вот это его крыльцо. ― А дома есть кто-нибудь? ― Откуда? Нет никого. Родители его в горах живут, его матушке полезнее горный воздух. Он тут один крутится, как может. Бедный ребёнок. ― Дамочка горестно вздохнула, махнула рукой и вновь склонилась над кустами. Что-то она темнила, но Хань решил прощупать почву чуть позже. Он закинул руку Кая ― или теперь уже Чонина ― себе на плечо и повёл к крыльцу, открыл дверь ключом, найденным в кармане куртки, и доволок Чонина ― это имя ему нравилось всё больше и больше ― до дивана, где и уложил, предварительно размотав шарф и стянув куртку. Хань осмотрелся на месте, сунул нос в ванную, покопался в аптечке, поставил чайник и повесил своё пальто у входной двери. В общем-то, в этом доме самыми дорогими вещами были те, что висели в шкафу, ― одежда Чонина ― да зеркальные стены в центральной комнате, где из мебели один диван и красовался. В остальном ― просто и даже бедно. С трудом верилось, что этому человеку платят огромные деньги за секс. Где же эти деньги? И куда они все вдруг подевались? Хань вернулся в просторную комнату с диваном, сел рядом с Чонином и аккуратно стал снимать с него рубашку. ― Одеяло у тебя где лежит? ― Убирайся к чёрту. ― Как только, так сразу. Надо дать тебе лекарство и, пожалуй, компресс сделать. ― Ничего мне не надо. ― Тогда звоню в больницу, потому что ты болен и тебя надо лечить. Это где-то неделя... ― Сколько? ― Чонин оттолкнул его руки и сам стянул с себя рубашку. Хань зорко следил за каждым движением и проверял кожу на запястьях и сгибах локтей. Чисто. Значит, точно не наркотики. Деньги уходят на что-то иное. ― Неделя. Если будешь хорошо себя вести, я поставлю тебя на ноги за два-три дня. Вот и выбирай. ― С какой радости тебе со мной возиться? ― Мне так хочется. Хобби у меня такое. "Потому что я маньяк. Латентный. Наверное. И у меня сдвиг по имени "Чонин", вот так. И потому что я тебя получу ― никуда не денешься". Хань вздохнул и постучал пальцем по пряжке, намекнув, что брюки надо снять тоже. ― Так как? В больничку едем? Или ты потерпишь меня? Чонин молча расстегнул брюки, снял их и указал куда-то влево. ― Одеяло в шкафу. В соседней комнате. Хань сходил к шкафу, достал одеяло и закутал в него Чонина с ног до головы. ― Сейчас принесу лекарства и горячий чай. В сон клонит? Чонин не пожелал ответить на вопрос, так что Хань пожал плечами и отправился за чаем. Заодно он сам принял несколько таблеток ― для профилактики. Простуда в этом году отличалась свирепостью и протекала в довольно тяжёлой форме. Помимо обычных симптомов она могла сопровождаться общей слабостью и тошнотой, многие падали в обмороки прямо на улице. Чонин в обморок не падал, на тошноту не жаловался, но слабость явно ощущал. Что забавно, Хань ни разу не слышал, чтобы он кашлял или чихал, хотя такое тоже могло быть. Хань заставил Чонина выпить часть таблеток и сунул ему в руки чашку с чаем. Едва тот сделал первый глоток, как зашипел, словно большой разъярённый кот. ― Что это за мерзость? ― Просто пей, не задавай вопросов. Иногда лучше знать меньше. У тебя красивое имя ― Чонин. Почему Кай? ― Слушай, я тебя не звал и ни о чём не просил, так какого чёрта ты ко мне лезешь со своими вопросами? Я тебе благодарен за помощь, но это не значит, что ты вправе лезть ко мне в душу, ясно? ― И не пытался. Просто хочу помочь и веду светскую беседу. Или ты имеешь что-то против светских бесед? ― Имею. Чонин раздражённо отставил чашку, одолев только две трети горького настоя, закрутился в одеяло и демонстративно отвернулся носом к спинке дивана. ― Я позвоню Чанёлю и предупрежу, что ты не сможешь выходить дня два. ― Смогу. ― Не сможешь. Или хочешь свалиться на сцене на глазах у публики? ― Не свалюсь, не волнуйся. ― Свалишься. Хватит уже строить из себя неуязвимого героя. ― Тебя послать фигурально или нецензурно? ― Опасаюсь, что это будет звучать одинаково. ― Правильно опасаешься, ― подумав, согласился Чонин. ― Ладно. Ты можешь стоять у меня над душой столько, сколько влезет. Но стой тихо. И не попадайся мне на глаза. Идёт? ― А ты будешь паинькой? Если будешь, то я превращусь в невидимку. Чонин хмыкнул. ― Я забыл, что это такое. Но ты можешь не лезть на стенку, я не выйду на работу, пока не буду чувствовать себя хорошо. Доволен? Но ради тебя я не собираюсь менять собственные привычки в своём же доме. Мой дом ― мои правила. ― А ты деспот, оказывается. ― Ничего подобного. Я привык жить один и не терплю, когда кто-то пытается влезть в мою уютную вселенную и устроить там бардак. От тебя пока больше шума, чем пользы. Делай выводы. Думаю, рассчитать пределы моего терпения ты сможешь без труда, как и вероятность того, что я вышвырну тебя за дверь. ― Всё понял. Теперь просто поспи, ладно? Грабить тебя я не буду, всё равно тут красть нечего... ― Заткнись! ― с неожиданной злостью рыкнул Чонин, натянул одеяло на голову и затих. Хань осторожно поднялся и убрёл в другую комнату, растерянно размышляя на ходу, что это вообще было. Чонин в последние несколько часов напоминал ему одну из "умных" мин в джунглях Камбоджи ― никогда не угадаешь, когда под ногой щёлкнет и что станет причиной взрыва. Между прочим, последствия от взрыва наверняка будут столь же плачевными: голова улетит в Японию, а ноги вернутся в Китай, всё остальное выпадет в виде осадков в Корее. Хань бесшумно ходил по комнатам и всюду совал свой любопытный нос, пытаясь найти ответы на незаданные вопросы. Чонин зарабатывал больше, чем кто-либо ещё, но почему же он жил в такой дыре? У него даже запасов еды никаких, да и видно, что он почти ничего не готовил. Скорее всего, он просто не умел готовить вовсе, поскольку все продукты, которые нашёл Хань, можно было либо сразу есть, либо требовалось запихать в микроволновку. Хуже того, Хань отметил, что Чонин ел мало ― ясно, почему такой худой и жилистый. Облазив жильё Чонина, Хань так ничего подозрительного и не отыскал, подсказок, впрочем, тоже. Подумав немного, он засобирался: решил сбегать за продуктами и приготовить Чонину нормальной горячей еды, ибо кормить больного сухими пайками или полуфабрикатами ― последнее дело. Хань возвращался с покупками, когда вновь столкнулся с соседкой Чонина. Оставив пакеты на крыльце, он помог ей перетащить кадку с выкопанным кустом на её половину дома. ― А я думала, ты уже ушёл. ― Нет, тётушка. Я присмотрю за Чонином пока. ― Правда? ― искренне удивилась соседка. ― И он согласен? Обычно он всегда один и не любит, когда к нему ходят в гости. ― Ну... Я думал, может, друзья-студенты... ― забросил первый пробный камень Хань. ― Какие друзья? Ему пришлось бросить учёбу ещё год назад, и ни разу никто из его однокурсников не пришёл. Они и раньше не приходили. Да и чего им приходить? Денег у него нет, да и во всякие тёмные делишки он никогда не впутывался. Было раз, конечно, но давно, ему лет пятнадцать было. Насилу уговорили отпустить из полиции. Мать взяла с него слово, что такого больше не будет. И он слово не нарушил. А так-то... он всё время танцевал. Кто бы стал с ним дружить, если он то танцует, то волком смотрит? ― Тётушка, а почему же он бросил учёбу? Он ведь в танцевальном... ― Потому что. На учёбу тоже деньги нужны, на дом, на семью, а у них долг огромный, который надо выплачивать. Отец и мать уже немолоды, здоровье не то... Эх, ― соседка махнула рукой и попыталась повернуть кадку в другую сторону. Хань помог ей и безразличным тоном поинтересовался: ― А что за долг-то? Отец в казино много играл, что ли? ― Ну что ты! Нет, там какие-то махинации незаконные были в компании, потом компанию прикрыли, всё наружу вылезло, стали разбираться и разделили долг между всеми, кто был указан в бумагах. Где-то справедливо, где-то нет. Вот так и вышло. И ничего уже не докажешь, так суд решил. Несколько раз пытались опротестовать решение, проводили повторные слушанья, но всё напрасно. Так вот всё и осталось. ― И большой долг? ― Сынок, я не знаю, сколько именно, знаю лишь, что очень много. Было бы мало, Чонин учился бы дальше. Он танцует очень красиво, ― грустно улыбнулась соседка. ― Молчаливый, но хороший. Всегда поможет, если попросить. Жаль мальчишку, на работе пропадает всё время, иногда и дома не ночует. Нельзя так. Теперь вот приболел. Как он? ― Через пару дней будет в порядке, я позабочусь. Соседка нагрузила Ханя фруктами и салатами, только после этого он смог вернуться к Чонину. Затащил всё накупленное в дом и взялся за готовку, разумеется, перепачкался с головы до ног, поскольку кулинария никогда не числилась среди его талантов. Пришлось полазить по вещам Чонина и взять без спроса футболку попроще, с брюками возникла заминка, но Хань нарыл-таки спортивные и просторные, в которые смог влезть, правда, пришлось подвернуть штанины. Свою одежду он запихнул в старенькую стиральную машину и после повесил в ванной сушиться. Оглядев себя, Хань невесело усмехнулся ― вот и поменялся местами с Сэхуном. Если раньше Сэхун сходил с ума по Чонину, то теперь этим же занимался Хань. Только Хань не зелёный юнец и привык добиваться своего так или иначе. Вспомнилось не ко времени, как он пять лет боролся с собственной природой ― и ведь успешно. Пока не появился Чонин. И всё пошло прахом в течение одной секунды. Первый лишь взгляд на Чонина: мгновенно выхватить резкие черты, глаза с тлеющим в глубине опасным огоньком, красивый рисунок чувственных губ, дерзкий подбородок, длинные ноги, волшебную грацию, сплетённую с силой, огонь и лёд в одном человеке ― и всё, пропал без права возврата. Так не бывает, так не могло быть, но случилось ― вопреки всему. И Хань забыл об обещании, что дал самому себе пять лет назад, ― никогда не думать о мужчинах и быть всегда одиноким, потому что женщины его просто не возбуждали. Совсем. Любые женщины, самые разные. Его тело никогда на них не реагировало, чего нельзя было сказать о мужчинах. Тут была, конечно, трудность, поскольку Чонин на женщин реагировал и явно предпочитал сопровождать именно их, а не мужчин. На мужчин он соглашался, но за двойную плату. С другой стороны, Хань сам видел, что мужчины вполне способны вызвать у Чонина возбуждение не хуже, чем женщины, ― это давало надежду. Надежду на что-то большее, чем просто переспать разок. Ведь Хань, как и Сэхун, тоже хотел от Чонина немало. Если уж начистоту, Хань хотел Чонина целиком и полностью, только себе одному ― в частную собственность, бессрочно, что означало "навсегда". Смело? Конечно. Но Хань привык добиваться своего и драться за желаемое. И он собирался драться за Чонина, если придётся. Даже с самим Чонином. Всё, что угодно, лишь бы приручить его и сделать своим. Прямо сейчас судьба явно была благосклонна к Ханю и подарила уникальный случай, чтобы он смог изменить ситуацию в свою пользу. Всего два дня, казалось бы, так мало, но за два дня можно сделать много, если захотеть и постараться. Хань был коварен и хитёр. Он не намеревался упускать столь редкую возможность. *** Ближе к ночи Ханя потревожил шум, донёсшийся из центральной комнаты. Он кинулся туда, машинально тронув переключатель. Свет залил просторное помещение, позволив Ханю полюбоваться на собравшегося куда-то Чонина. Тот застыл на месте, выглядывая из-под одеяла, в которое завернулся, словно в плащ. Он забавно щурился от яркого света. ― И куда ты собрался? ― Тебя забыл спросить. ― Без паузы и размышлений. И весьма сердито. Хань поставил в уме галочку: спросонья Чонин не в духе, и это, похоже, хроническое. Мило. В самом деле. Мило настолько, что Ханя потянуло на улыбку. ― Ты же сказал, что никуда... ― Я не собираюсь за пределы дома, придурок! ― тут же обрычал его Чонин и двинулся к ванной, но едва не загремел на пол. С координацией у него прямо сейчас, как видно, дела обстояли тоже неважно. Более того, в смущении от собственной неловкости он выглядел убийственно очаровательным. ― Давай помогу... ― Довольная улыбка всё-таки расплылась на лице Ханя. Смотреть на одновременно дерзкого и смущённого Чонина он мог бы вечно. ― Вот ещё! ― Чонин выдрался из рук Ханя, оставив в качестве добычи одеяло, и скрылся за дверью ванной. Хань аккуратно положил одеяло на диван и прислушался, выждал минут пять, после чего заглянул-таки в ванную и застал Чонина у раковины. Тот плескал в лицо холодной водой. ― Не переборщи. Тебе жарко, но это обманчивое ощущение. ― Без тебя знаю. ― Ты всегда так ворчишь? ― Представь себе. И отстань от меня. Ты обещал притвориться невидимкой. Пока плохо выходит. ― Есть хочешь? Чонин замер, потом медленно закрутил кран и потянулся за полотенцем. Размышлял с минуту и покачал головой. ― Точно? ― Нет. Но, боюсь, еда не полезет. ― Тогда давай обратно на диван. На сей раз Чонин отмолчался, прошёл мимо Ханя, улёгся и знакомо укрылся одеялом с головой. Что называется "уединился". Через четверть часа Хань проведал его и убедился, что он уснул. Хань поправил одеяло, пальцем смахнул капельки пота с виска и откинул в сторону влажную чёлку. После Хань разложил еду по контейнерам, навёл порядок, принял душ и вновь вернулся к Чонину. Обнаружил у дивана сброшенные остатки одежды и невольно подумал о том, что Чонин теперь полностью обнажён, там, под одеялом. Зря подумал, поскольку воображение немедленно разыгралось. Хуже того, Хань точно знал, что игра воображения померкнет рядом с действительностью, так что лучше сразу посмотреть, а то и потрогать, и не мучиться. Чонин свернулся под одеялом в клубок, значит, теперь ему уже не жарко, а холодно. Хань осмелился просунуть руку под одеяло и прикоснуться к плечу. Ощутил дрожь, что подтвердило его опасения. Он помялся рядом с диваном, но всё же отмёл все колебания в сторону, как и расшалившееся воображение. Низменные желания стояли на порядок ниже, чем благополучие человека, эти самые желания внушавшего. Хань торопливо разделся и юркнул под одеяло, потеснил Чонина и крепко обхватил его руками. Ещё и зажмурился, словно это помогало меньше чувствовать. Он отчаянно прижимался к Чонину, пытаясь согреть собой, напоить теплом тела собственного. И точно так же отчаянно пытался не верить, что соприкасается кожей с Чонином. Ханя самого затрясло всего через минуту, но отнюдь не от холода. Напротив его груди гулко билось чужое сердце, до него доходили лишь отголоски размеренных ударов, но даже это вынести было невозможно. Это казалось таким нереальным и волшебным, что Хань невольно распахнул глаза и уставился на Чонина. Зря... Хань не мог видеть это лицо так близко даже в полумраке. Настолько близко, что его дыхание играло на смуглой коже и возвращалось к нему же, оттолкнувшись от сухих и чуть потрескавшихся губ. Хань был попросту к этому не готов. Если к этому вообще можно быть готовым хоть когда-нибудь... Пять лет воздержания и отлучения осыпались тонкой струйкой невидимого праха на подушку ― прямо между Ханем и Чонином. Оставалось лишь придвинуться ближе, забыв обо всём, и смотреть, смотреть, смотреть... и дышать. Если получится вспомнить, как вообще нужно дышать и для чего. Вспомнить не получилось, зато в голову пришла спасительная мысль: если не выходит дышать, то почему бы не заменить вдох поцелуем? Вдруг поможет. Целоваться Хань не разучился, а Чонин практиковался в этом почти каждую ночь. Всё оказалось настолько естественным и простым, что совершенно не хотелось отпускать полные, но неожиданно твёрдые губы. Хань продолжал ловить их, мягко удерживая своими губами, проводя самым кончиком языка в намёке на ласку, но пока не отваживаясь заходить дальше. Пока он только изучал Чонина, пытался понять, что нравится, а что ― нет. Кому-то нравились именно такие поцелуи, напоминавшие игривые покусывания и посасывания, кому-то больше по душе поцелуи откровенные, глубокие, проникающие, а некоторые не любят целоваться вовсе. Чонин любил. Первый вариант ― по отношению к нему. Второй вариант ― по отношению к партнёру. Хань мог бы и догадаться: чувственные губы созданы для того, чтобы их ласкали. И он послушно продолжил начатую игру, дразня именно губы Чонина, заставляя их гореть, а потом позволил языку Чонина проскользнуть в его рот и отплатить тем же, но уже так, как нравилось Ханю, ― глубоким проникновением. Хань запустил пальцы в спутанные тёмные волосы, притягивая Чонина всё ближе и ближе к себе, не давая ни единого шанса прервать поцелуй. И его совершенно не смущало то, что Чонин мало что понимает, если понимает вообще. Скорее всего, Чонин полагал, что видит сон. В любом случае, восприятие Чонина искажали его состояние, температура и приглушённый неверный свет, но Ханя сейчас это не беспокоило. Не беспокоило и то, что Чонин может после не вспомнить их близость. Ханя даже не волновало то, что он сам мог заболеть. Во-первых, он тоже выпил кое-что из лекарств; во-вторых, он даже хотел заболеть, чтобы остаться с Чонином подольше, а раз хотел, то точно не заболеет ― закон подлости. Но всё это сейчас не имело никакого значения. Прямо сейчас Хань собирался нарушать все мыслимые и немыслимые правила, быть эгоистичным и беспринципным и идти до конца. Может, он и поменялся местами с Сэхуном, но он не Сэхун, он намного опаснее. И он жадный. Ладони мягко коснулись груди, легко сдвинулись к животу, прошлись по бокам и задержались на узких бёдрах. Немного неудобно было действовать левой рукой из-за их поз, но это пустяк. Под пальцами ― гибкие мышцы, тёплые. Хань ещё медленнее сдвинул правую ладонь, чтобы ощутить округлость ягодицы ― жёсткость и твёрдость тренированного тела. Мышцы на ногах Чонина были столь же твёрдыми и сухими. "Небо" и "земля" танцора, как рассказывали им на лекциях по истории танца ― Хань помнил это занятие. Гибкая и пластичная верхняя половина тела ― "небо". Сильная и надёжная, подобная каменной основе, нижняя половина тела ― "земля". Чонин и впрямь хорошо учился танцам, коль добился правильного эффекта. Похоже, он продолжал заниматься сам до сих пор, раз сохранял эту форму, что считалась канонической в искусстве танца. Хань решительно придвинулся ещё ближе к Чонину, обхватил его правой рукой и провёл пальцами по спине, рисуя воображаемую черту вдоль позвоночника и наслаждаясь безнаказанностью. Он мечтал об этом ― он это получил. Его руки всё смелее и хаотичнее изучали тело Чонина, повторяли каждую линию. Восхищение Хань мог выражать лишь шумными рваными вдохами или выдохами. Собственное сердцебиение становилось всё громче, всё быстрее, пока не примерещилось, что эти звуки вдруг заполнили помещение и теперь отдавались в ушах частой пульсацией. Откинув одеяло, Хань приподнялся и сдвинулся, чтобы удобнее устроить Чонина, затем склонился к нему, поймал тихий выдох и потёрся о слегка приоткрытые полные губы собственными. Неторопливо помечал лёгкими поцелуями подбородок, шею, щёки и скулы ― пробовал на вкус смуглую кожу. Кажется, и впрямь стал маньяком, да вот только всё никак не мог поверить, что это по-настоящему. Понадёжнее уперевшись коленями для обретения опоры, водил руками по плечам и груди, наклонялся и касался губами, втягивал в себя запах, который принадлежал только Чонину, особенный запах, такой же горячий, как танцы Чонина. И улыбался, потому что Чонин испытывал возбуждение и дрожал. То ли всё ещё озноб, то ли уже дрожь желания, то ли сразу всё вместе. Хань, упиваясь ощущениями, погладил узкие бёдра и смело прикоснулся к паху, чтобы ощутить в руке твёрдость и уловить быстрый ток крови. Но он не подумал, чем может обернуться столь опрометчивый поступок. Хотя догадаться следовало бы ― по реакции Чонина. В чувственности они оба не уступали друг другу, и если Хань сходил с ума, дотрагиваясь до Чонина, то Чонин делал то же самое, ощущая касания Ханя на себе. Хань рухнул на спину и задохнулся от неожиданности, когда Чонин навалился на него. Горячее дыхание на шее, жадные пальцы ― сразу везде, низкий хриплый стон и твёрдое колено между ног. Хань зажмурился и едва не взвыл, когда горячая ладонь обхватила его член, пришпорив и без того сумасшедшие ощущения. Такого с ним ещё не было, чтобы умереть хотелось на месте, лишь бы всё кончилось прямо сейчас или не начиналось никогда. А ещё хотелось остановить время вот на этой самой секунде, чтобы она повторялась и повторялась. Они оба хватались друг за друга одновременно, словно поделить никак не могли два тела на двоих. Казалось бы, простое действие ― поделить два на два, но дополнительная величина "желание" плевать хотела на математику, логику, здравый смысл и рассудок вообще. Почему-то в процессе деления получилось вычитание подушки и одеяла, испарившихся с дивана неизвестно куда. Хань запрокинул голову и сдавленно застонал от жгучего поцелуя. Он поёрзал немного, пытаясь стать ещё ближе к Чонину, если это вообще было возможно. Наверное, нет. Желание близости ― любой ― сжигало изнутри, сушило, причиняло почти невыносимую боль. И эту боль прикосновения не исцеляли, лишь усиливали. То же самое, что утолять жажду морской водой. А стать предельно близкими у них не получалось. Всё-таки пять лет ― срок внушительный. Хань пытался расслабиться и не мог, а Чонин не хотел причинить ему боль ― это было настолько очевидно, что Хань чуть ли не рычал от ярости, потому что какая там боль, если он сейчас сдохнет тут от желания? И Чонину вообще не полагалось соображать в его нынешнем состоянии, но он почему-то соображал и отлично осознавал, что Хань не готов. Ухватившись за запястье Чонина, Хань обхватил губами его пальцы, облизнул, снова взял в рот, уверенно и настойчиво. Отказываться от своих планов Хань по-прежнему не собирался, да и желание никуда не пропадало. Он невольно напрягся, почувствовав влажное прикосновение меж ягодиц, постарался дышать ровнее и спокойнее, будто это могло получиться, и вновь заставил себя расслабиться. Вовремя. Чонин втолкнул в него палец ― на две фаланги. Всего-то... Однако, ощутив внутри себя палец, Хань почти успокоился и действительно смог расслабиться достаточно, чтобы в него погрузился весь палец. Минута показалась вечностью, зато потом Хань смог принять второй палец и осознать, что этого ему мало. Он едва вынес то, что Чонин делал с ним пальцами. Понимал, что надо потерпеть и что это всего лишь два пальца, но терпеть не хотел, хотел сразу перейти к главному. И его уже изрядно достала осторожность Чонина. Горячее прикосновение, мягкое давление... К чёрту! Хань сам подался навстречу, резко, с силой, глухо застонал, бросил ладони на бёдра Чонина, притянув к себе, заполнив себя им. Тяжело дышал, ловил ошеломляющие и такие разные обрывки впечатлений, слушал чужое сбитое дыхание у своего левого уха и вспоминал то, что успел забыть. Недолго, правда, потому что погасить огонь в крови он не мог ни у себя, ни, тем более, у Чонина. И снова поделить два тела на двух собственников оказалось чертовски сложно. Хань даже испытал некоторое облегчение, когда Чонин прижал его запястья к дивану и надёжно зафиксировал. Конечно, это не могло помешать Ханю изучать с пристрастием шею Чонина губами и мстительно оставлять на смуглой коже красноречивые следы ― чем больше, тем лучше, и такие, чтоб и за неделю не сошли. Припомнив рубашки для выступлений и узкие вырезы, Хань с энтузиазмом принялся метить кожу и на груди. Энтузиазму изрядно способствовали глубокие сильные толчки, смесь из удовольствия, неудобства и лёгкой боли и ноющие запястья, которые Чонин сжимал слишком сильно. А ещё Хань безумно хотел прикоснуться к себе и достичь освобождения, но не мог. И Чонин явно не собирался делать этого тоже, что выводило Ханя из себя, не мешая при этом продолжать сходить с ума. Расстроиться Хань не успел. Сначала его оглушило ощущениями, когда Чонин кончил в него, потом сделал ещё несколько ленивых толчков ― и Ханю уже ничего не понадобилось. Он впервые в жизни достиг оргазма без помощи рук. Наверное, целых полчаса ушло на то, чтобы тело вернулось в привычное состояние. Хань осторожно обхватил руками Чонина и провёл ладонями по его спине, липкой от пота. Вставать совершенно не хотелось, но выбора не было. Хань принёс из ванной влажное полотенце, привёл в порядок Чонина, завернул в одеяло и сунул найденную в дальнем углу подушку под голову. Вернувшись в ванную, долго сидел на бортике и смотрел на льющуюся в раковину воду. Многое зависело от того, что будет помнить утром Чонин. А может, всё уже и вовсе перестало иметь значение. Или всё будет точно так же, как было пять лет назад. Хань рассеянно взял с полки круглую металлическую бляшку и повертел в пальцах. Так, если вот этой гладкой стороной вверх, то всё повторится, а если вот той стороной с резьбой, то он заполучит Чонина без особого труда и навеки. ― Раз, два, три... Твою мать! Хань покачнулся на бортике, с трудом удержав равновесие и не шлёпнувшись в ванну, зато подброшенная в воздух бляшка сверкнула над унитазом. Отчётливо булькнуло. Хань ошарашенно пялился внутрь белой "вазы", застыв на краю бортика с нелепо вытянутой вперёд рукой. Шёпотом и едва двигая губами, Хань выдохнул одно короткое, но неприличное слово. У него тут, понимаете ли, вопрос жизни и смерти, и вот, пожалуйста... Что это было? И как вообще можно трактовать подобный ответ на незаданный вопрос? Бляшка стояла в воде вверх ребром. *** Хань медленно чистил банан, размышлял о бренности бытия и жалел в мыслях свою ноющую после ночных приключений задницу, уже пять лет не испытывавшую подобных нагрузок. Утренние спокойствие и равновесие нарушил появившийся на пороге заспанный Чонин. Он пытался одновременно зевнуть, прикрыть ладонью рот, попасть рукой в рукав полосатого свитера и застегнуть джинсы. Хань даже замер с бананом у губ и постарался угадать, что же у Чонина получится раньше. Но потом взгляд своевольно сместился на смуглую кожу на животе ― там и остался. Пока полосатый свитер не скрыл всю красоту и не заставил переключить внимание на что-нибудь иное. Например, на многочисленные засосы на шее Чонина. Качественные такие. Почти синяки. Хань шумно сглотнул, представив себе реакцию Чонина, когда тот обнаружит эти "украшения". Где бы попросить политического убежища на пару жизней вперёд? На Марсе? ― Чашечку какао? ― осторожно вопросил Хань. ― Я сам. Чонин прошёл мимо, бесцеремонно задев Ханя плечом, взял большую кружку, налил сваренное Ханем какао и сразу сделал большой глоток, потом отошёл к столу и принялся разглядывать пластиковые контейнеры. Хань отметил, что ему явно стало лучше, но ещё денёк полечить его не помешает. А потом Хань задумчиво откусил кусочек банана и уставился на обтянутую тёмной джинсовой тканью крепкую задницу Чонина, которую он накануне щупал своими грешными дланями. Имел удовольствие. Чонин оставил чашку на столе, присмотрел один из контейнеров, спохватился и отправился в ванную мыть руки. Хань как раз пытался вспомнить первые строчки "Pater Noster", слышанной в католической церкви рядом с домом в Пекине, когда из ванной донёсся разъярённый рык: ― Это ещё что за?! ― Где? ― тихо уточнил Хань, вспомнив только "Amen" и ничего больше. Чонин влетел в комнату, потянул за ворот свитера ― как будто ворот что-то там мешал рассмотреть ― и указал на свою шею. ― Это что такое вообще? ― Такой большой мальчик, а до сих пор не знаешь, что такое засос? ― ядовито уточнил Хань и вернулся к банану с невозмутимым видом. ― Это ведь твоих рук дело! ― Нет. ― Хань помотал головой и посмотрел на опешившего от наглой лжи Чонина честными глазами. ― Не рук. Губ. Руками я пока так не умею. ― Ты! ― загремел окончательно взбешённый Чонин. В гневе он был чудо как хорош ― Хань залюбовался. ― Да ладно, тебе понравилось. И это, и всё остальное. У тебя роскошная задница. Чонин нахмурился, отпустил изрядно растянутый ворот свитера и смерил Ханя внимательным взглядом. Правда, потом он сделал нечто совершенно неожиданное: шагнул к Ханю и потянул за резинку на поясе. ― Эй! ― Хань возмущённо выдрал из рук Чонина резинку и подтянул брюки повыше. ― Какого чёрта? ― Проверяю, всё ли цело, ― пожал плечами Чонин и хищно улыбнулся уголком рта. ― Что значит "всё ли цело"? Чонин взял со стола один из контейнеров и вновь пожал плечами. ― О мою "роскошную" задницу ты бы точно яйца себе разбил всмятку. ― Чонин протянул открытый контейнер ошарашенному Ханю и с убийственной участливостью спросил: ― Омлетик? Не дождавшись ответа, Чонин отошёл к окну, вооружился палочками и приступил к завтраку. Оклемавшийся Хань выбросил банановую кожуру, аккуратно ухватил большую металлическую ложку, подкрался к Чонину и приложил ложкой по голове. ― Ой! Больно же! Ты чего? ― Вот, значит, как, да? ― Хань добавил ложкой по "роскошной" заднице и хотел повторить обучение насилием, но застыл, уставившись на заметно погнувшуюся после последнего удара ложку. Удравший к двери Чонин обернулся, оценил картину и сложился пополам от приступа хохота. Хань попробовал выпрямить ложку руками, но потерпел неудачу, чем окончательно добил Чонина. Тот сполз вниз по стене под новый взрыв громкого смеха ― едва по полу не катался, умирая от веселья. ― Заткнись, ― тихо велел Хань, но его бессовестно проигнорировали. Отсмеявшись, Чонин поднялся, перебрался на стул и сообщил между делом: ― Ты мне денег теперь должен. ― За что это? ― За то, что покусился на мою невинность. ― На какую ещё невинность? Если чья невинность и пострадала, то только моя. ― По-моему, невинность от тебя сбежала с дикими воплями ещё во младенчестве. Хань был хитёр и коварен, поэтому по-умному промолчал. Пока что последствия в большей степени радовали, чем пугали. И Чонин, кажется, не собирался откручивать ему голову. Но вот помнил ли он всё, что случилось? Или не помнил? Или просто поставил галочку в уме, что они с Ханем переспали? Последний вариант Ханя совершенно не устраивал. Он нарушил собственное обещание не потому, что вновь ощутил влечение к другому парню. Он вообще довольно легко когда-то принял собственные вкусы и желания, поскольку всегда был в ладах со своими чувствами. И на пять лет он отказался от всего этого вовсе не потому, что это неправильно и кем-то там осуждается. Он отказался от желаний на пять лет потому, что не мог обрести желаемое. Человек, которым он дорожил, считал их связь извращённой и всерьёз страдал от этого. О каком счастье могла идти речь в таких условиях? С Чонином же Хань рассчитывал на большее хотя бы потому, что Чонин соглашался на секс с парнями. Пусть из-за денег, это неважно. Важно то, что Чонин говорил Сэхуну и как говорил. И считал себя грязным Чонин вовсе не потому, что кого-то там трахал или не трахал, а потому, что делал это из-за денег. И это ― излечимо. Хань помыл опустевшие контейнеры, вытер руки полотенцем и заглянул в просторную комнату с диваном. "Пациент" старательно нарушал постельный режим и танцевал перед зеркалами. На голове у него красовались наушники, провод от которых убегал к заднему карману джинсов, где по очертаниям Хань угадал плеер. ― Эй! Ханя не услышали, поэтому он подошёл к Чонину и бросил ладонь на плечо. Чонин изящно повернулся и вопросительно вскинул брови. Хань сдвинул наушники обручем назад, они повисли на шее Чонина, и из маленьких динамиков теперь лилась едва слышная мелодия. Чонин хотел что-то спросить, но не успел. Хань слегка прикусил его губу, лизнул и отважился на глубокий поцелуй. Отвоёванные позиции всегда надо закреплять, так говорил Ханю отец. Закрепление прошло неплохо, поскольку Чонин на поцелуй ответил тем, что избавился от языка Ханя и поцеловал сам. Так, как того хотелось Ханю. Правда, всё закончилось гораздо быстрее, чем Хань рассчитывал, ― Чонин отпрянул, сделал музыку погромче и продолжил танцевать. Вокруг Ханя. Странное довольно-таки ощущение. Хань сам себе казался шестом, тем самым шестом, вокруг которого обычно зажигают стриптизёры. И не менее странными казались прикосновения чужого тела. Чонин двигался вокруг него, задевая иногда то бедром, то рукой, то плечом, то грудью или животом. Время от времени Чонин замирал на месте, и его губы дарили намёк на доступность. Но стоило Ханю потянуться к ним, почти прикоснуться собственными губами ― Чонин ускользал, вновь изводя танцем и прикосновениями под тихую музыку, звучавшую в наушниках. Засранец. Ведь он прекрасно знал, насколько сексуален, насколько сильно заводят даже невинные "случайные" касания, и насколько уже возбуждён Хань. ― Сколько... ― сбивчиво зашептал Хань, ― сколько стоит минет? ― Хочешь сделать мне подарок? ― Нет. Хочу купить твои губы. ― Такой услуги в ассортименте нет. ― Так это бесплатно? ― Нет. Я не делаю минет. ― За деньги? Или вообще? ― Вообще. ― Чонин остановился за его спиной, на миг прижавшись плотнее, чем следовало бы. ― Никому и никогда. ― М... А в качестве единственного исключения? ― Хань боялся шелохнуться, лишь бы не спугнуть свою персональную дичь. ― Нет. ― Но почему? ― Потому что. Никогда это не делал и не собираюсь. Ты же не хочешь лишиться кое-чего очень важного? Вряд ли есть хоть что-то хуже, чем неумелый минет. ― А я тебя научу, ― самонадеянно решил Хань. ― На практике? ― Чонин тихо засмеялся, уткнувшись носом ему в шею. Хань невольно прикрыл глаза и улыбнулся ― приятные ощущения от игры тёплого дыхания на коже. ― На бананах. ― Я тебя умоляю... ― Чонин отступил на шаг, смеясь уже в голос. ― Ты хоть бы попытался, а потом уже ржал. Бананов Хань прикупил достаточно ― точно знал, что пригодятся. И даже если бы из затеи ни черта не вышло... Хань предложил это с умыслом. У него был отличный план, и плану полагалось сработать так или иначе. По ночам на работе Чонин занимался тем, что сводил с ума богатых клиентов. Он привык это делать, настолько привык, что соблазнение стало для него естественным состоянием. И никому не приходило в голову соблазнять самого Чонина. Кроме Ханя. Хань собирался обратить оружие Чонина против него самого именно потому, что никто до такого не додумывался. Но ведь Чонин тоже живой человек, а любому человеку приятно, когда кто-то тратит время и силы на его соблазнение. Капля тщеславия есть у всех, даже у тех, кто тщеславия обычно лишён. Должно сработать. А если сработает... Два раза ― это уже не один. Но кое-что Ханя всё же беспокоило сильнее, чем он полагал. Его беспокоило, как именно Чонин воспримет некоторые вещи. В Хане. Те вещи, которые пять лет назад пугали другого человека и превращали сложную ситуацию в неразрешимую проблему. Чонин казался дерзким и холодным, и меньше всего он походил на труса. Но Хань точно знал, что в нём дерзости и стеснительности ровно пополам, льда и огня ― ровно пополам, страстности и сдержанности ― ровно пополам, искушённости и чистоты ― ровно пополам тоже. Именно это сводило Ханя с ума. И именно это заставляло сжиматься от страха. А что, если... Если будет опять точно так же? Что, если Чонин тоже испугается? Катастрофа. Второй раз... Думать об этом не хотелось, потому что Хань мог этого не вынести. Ещё раз. Он переживёт, но не вынесет. Но если он не попробует сейчас, с Чонином, то уже никогда не сможет узнать ответ наверняка. И будет сожалеть об упущенной возможности. Лучше не вынести и пережить, чем сожалеть до конца жизни. Хань аккуратно и демонстративно очистил банан, бросил быстрый взгляд на заинтересованного Чонина и слегка запрокинул голову. Кремовая мякоть фрукта легко проскользнула меж его губ и медленно двинулась дальше. И Хань с мысленной улыбкой наблюдал, как глаза Чонина расширяются от изумления при виде почти полностью погрузившегося в рот банана. Хань ещё медленнее потянул банан обратно, обвёл языком кончик и повторил недавний трюк, взяв банан в рот полностью. Он отлично знал, как это выглядит, если смотреть со стороны. Джинсам Чонина полагалось трещать по швам. Но Хань был хитёр и коварен, поэтому он не остановился, достал банан изо рта, соблазнительно провёл языком от кромки кожуры до кончика, рисуя извилистую линию, и втолкнул банан вновь в рот, но уже резче, агрессивнее. Только тогда он соизволил скосить глаза на Чонина. Готов. Убит наповал. Можно брать голыми руками. Чонин зачарованно смотрел на Ханя, не замечая, что держит в руках пустую банановую шкурку, а сам очищенный банан лежит у него на правом бедре. Хань шагнул к столу, присел на край, взял банан с джинсов и переложил в тарелку, затем медленно наклонился и соприкоснулся губами с Чонином. Отчётливый банановый вкус на губах и языке, и язык Чонина там, где был недавно банан, так же глубоко, медленно и чувственно. На пол полетело с грохотом всё, что стояло на столе. Стул тоже рухнул, когда Чонин резко поднялся на ноги. Туда же, на пол, полетели содранные с Ханя брюки, обувь, а футболку Чонин задрал, потянул вверх и намотал ткань себе на левое запястье, тем самым изобретательно связав Ханю руки над головой. Жгучие прикосновения губ к шее, ладонь на груди ― поверх соска, узкие бёдра меж разведённых ног, трение грубой ткани о кожу... Сработало. Именно так, как Хань и хотел. Дичь угодила в ловушку. Чонин завёл связанные футболкой руки Ханю за спину и дёрнул его к себе, заставив тихо застонать от лёгкой боли. Они пристально смотрели друг другу в глаза и молчали. Через минуту Хань обеспокоенно поёрзал и всё же вопросительно вскинул брови. Чонин наклонился, кончиком носа провёл по щеке Ханя и хрипло пробормотал: ― А я тебя недооценил. Хань прикрыл глаза, ощутив лёгкое прикосновение губ к уголку своего рта. И едва заметно улыбнулся тихому шёпоту и своим мгновенно почившим самым страшным опасениям: ― Ты опаснее, чем кажешься на первый взгляд. ― Ну что ты... ― Хань распахнул глаза и улыбнулся уже открыто, заодно выпутывая руки из плена футболки. ― Я нежный и трепетный. Чонин выразительно хмыкнул, когда "нежный и трепетный" ловко расстегнул джинсы на нём и высвободил напряжённую плоть. ― Нежный и трепетный ― Сэхун. Ты ― ни черта. ― У слов много значений, ― пробормотал Хань, сжал в ладони горячий ствол и плавно потянул к себе, заставив Чонина сделать шаг и приблизиться вплотную. Это оказалось сексуальнее, чем Хань себе представлял в мечтах ― вести парня за член так, будто держа за руку. И Чонину это явно понравилось не меньше, судя по искоркам в глубине глаз. ― Но сейчас... сейчас ты не с Сэхуном, а со мной. Ты сделаешь это? Или я должен сам? Хань закусил губу и вцепился в плечи Чонина. Чёрт... ― Экстремал хренов. ― Чонин не поскупился на "комплимент", хотя его тоже можно было понять. Вряд ли он практиковал секс без защиты и смазки со своими клиентами. Но Хань не был клиентом, даже не претендовал на это сомнительное звание. Он хотел намного большего и играл по-крупному. Поэтому Хань уверенно припечатал ладони к ягодицам Чонина и дёрнул к себе от души. Сдержать стон не вышло, но удовлетворение он испытал. ― Сколько... ― Хань открыл глаза и посмотрел в лицо Чонину. ― Сколько осталось? ― Ты... ― Сколько тебе нужно работать в эскорте, чтобы выплатить долг? А-а... Хань задохнулся от резкого и сильного толчка, но вновь упрямо посмотрел на Чонина. ― Так... сколько? ― Жаждешь... вести сейчас... светскую беседу? Хань чуть отклонился назад, удерживаясь руками за шею Чонина, чтобы уменьшить давление на стенки внутри. ― Именно. Так сколько осталось? Он запрокинул голову, позволив Чонину поиздеваться над шеей и отплатить в полной мере за ночные метки. ― Четыре месяца. Примерно. ― А потом... ― Хань прижался к Чонину и застонал от нового толчка, ― потом... продолжишь учёбу? ― И что? Хань запутался пальцами в жёстких тёмных волосах, безжалостно потянул, запрокидывая тем самым голову Чонина, провёл языком линию от подбородка до уха и жадно поцеловал. Горячие пальцы больно впились в бёдра, принуждая развести ноги ещё шире и полностью открыться. ― Я выдержу... четыре месяца, ― выдохнул Хань после поцелуя, сжал зубами губу, почти сразу отпустил и чуть отстранился, улыбнулся. ― Если потом... получу... безраздельно... ― Что? Ответить Ханю не позволяли почти минуту, позволяли только стонать и хрипло дышать, прижимаясь губами к смуглой шее. ― Тебя... я хочу тебя. Через... четыре месяца. ― Хань вскинул голову и прямо посмотрел на Чонина. Он перестал улыбаться и добавил предельно чётко и ясно: ― Навсегда. Чонин тихо хмыкнул, свалил его на стол, наклонился, провёл губами по груди. Хань запустил пальцы в тёмные волосы, легонько придерживая, чтобы не вздумал отстраняться. ― Тридцать первое августа... ― Хань вздрогнул всем телом от очередного толчка и закинул руки за голову. ― "Красный Дракон". В... Он всхлипнул и чуть выгнулся, когда чувствительный сосок грубо смяли пальцами, но приласкали тут же губами. ― В девять вечера... Новый рывок, вскинуться одним слитным движением и обхватить руками за шею... ― И только посмей не прийти! ― Поцелуй до вкуса крови ― это чтобы лучше запомнилось. ― Превращу твою жизнь в сущий ад... ― Просто заткнись. Хань обожал непосредственность и безыскусность Чонина. Это было так по-детски мило. И по-взрослому сексуально. *** Хань влетел в салон и рявкнул, толком не отдышавшись: ― "Красный Дракон". За десять минут если успеем, плачу два счётчика! Таксист рванул с места и на красный, но ему, как и пассажиру, на это было наплевать. ― На свиданку опаздываешь? ― Твою мать, ― обречённо кивнув, подтвердил Хань и попытался поправить безобразный узел надетого впопыхах галстука. Он проспал после смены, хотя специально лёг пораньше. Просто забыл выставить будильник. Или не забыл. ― Она хоть красивая? Двойной платы-то не жаль? ― Дядя, десять минут ― я втройне заплачу, только гони! ― Видать, редкая красотка, ― уважительно протянул таксист, притопив педаль газа. ― Куда важнее смелость в постели, ― буркнул Хань и снова выругался, обнаружив, что застегнул пиджак, пропустив пару пуговиц. ― О, готова на эксперименты? ― Обожает вести, но не выпендривается и не командует. Ну... в обычных условиях. ― Это как? ― Это он, дядя. И он меня жестоко прибьёт, если я опоздаю. ― Чонин ненавидел ждать ― за миновавшее время Хань отлично это уяснил. Пределы терпения Чонина сводились к одной минуте, неустойке в пятьдесят тысяч долларов и анальной пробке на пару суток в качестве замены. Самый ужасный недостаток Ким Чонина и эскорт-гайяра Кая ― так считал Хань. Но опоздание на две минуты могло иметь иные последствия. ― Чёрт, пробка... Именно, жалкая пробка вместо офигенного секса! Стоп. Какая пробка? Хань посмотрел вперёд и тихо завыл. Ну какого дьявола он выбрал именно этот ресторан? Не мог назвать тот, что ближе к дому? Обязательно было выбирать самый дорогой? Шика захотелось? Опоздать на две минуты теперь... ― А по тротуарам? ― Спятил? Оштрафуют же. ― Лучше пусть оштрафуют! Три минуты ругани и пятнадцать метров по дороге. Теперь машины оказались со всех сторон, и выехать на тротуар не удалось бы и при желании. Через пять минут в кармане заорал телефон. ― Э... Слушаю? ― робко и с опаской отозвался Хань. ― Ты где? Хань прикрыл глаза, впитывая в себя звучание низкого голоса и возбуждаясь уже от одних едва уловимых рычащих ноток. ― В пробке, в такси. И хочу тебя. На мне тот самый серебристо-серый костюм, который ты так любишь. ― На какой улице? Хань открыл глаза и осмотрелся, торопливо объяснил, где находится. ― Вылезай из машины и жди меня. ― Ты зол. ― Нет. ― Да. ― Нет. ― Но я же слышу! ― Нет. Я не зол. Хань молчал и ждал продолжения. ― Я в бешенстве, ― наконец соизволил сообщить истину Чонин. ― Быстро из машины, стой у дороги и жди. ― Но... ― Потом. Я думаю. Наслушавшись коротких гудков, Хань неохотно полез из салона, кое-как выбрался к тротуару и остановился на краю, сунув руки в карманы. Фортуна немедленно продемонстрировала своё отвращение к Ханю мелким дождиком. Капли разбивались о серебристо-серую ткань и расплывались тёмными пятнышками. И Хань волновался по-настоящему. Всё не так плохо, но кто его знает, что там придумает Чонин? Результат угадать почти невозможно. Круто или не очень ― пятьдесят на пятьдесят. Слишком мало времени у них было, чтобы получше узнать друг друга. Но это не помешало Ханю рискнуть в очередной раз. Чонин появился через десять минут, ухватил Ханя за руку и потащил за собой. ― Куда мы идём? ― Платить неустойку. ― У меня нет при себе нужной суммы. ― Я уже два часа не работаю в эскорт-сервисе. Финансовые санкции отменяются. ― Почему меня это не радует? ― задал риторический вопрос Хань. И вопрос предсказуемо остался без ответа. ― Ну в самом деле... Это же пробка! Я не виноват, что... ― Ты сам меня пригласил. Сам и опоздал. Это свинство. ― Мог бы разок и поступиться своими принципами. ― Где один раз, там и... ― О Господи... Чонин! Да где угодно и в любой позе, только давай поскорее, а? Холодно... И я весь промок. Что ты... Что? Нет! Ты этого не хочешь! Что ты делаешь? Что... Чонин бесцеремонно затащил упирающегося Ханя в почти пустой автобус, идущий в Чончжу, купил два билета и поволок Ханя к лестнице на второй ярус. От Сеула до Чончжу ― три часа езды, значит, времени предостаточно. На втором ярусе они оказались совсем одни, что радовало и не особо удивляло, учитывая, что это последний рейс. ― Раздевайся, ― шепнул на ухо Чонин. ― Что? ― Полностью. ― С ума сошёл? А если кто-нибудь... ― Возражения стали бесполезными, когда с Ханя свалились брюки. Пришлось раздеться и покрыться "гусиной кожей" от холода. ― Если я простужусь... ― У тебя не будет на это времени, ― пообещал Чонин и дёрнул Ханя за руку. Шлёпнувшись Чонину на колени, Хань поёрзал и нащупал ладонью под собой твёрдую штуку. ― Да уж... ― Это твой лучший друг, ― со смешком пробормотал Ханю в шею Чонин. ― И тебе придётся нелегко. Но знаешь... ― Что? ― откинув голову на широкое плечо, прикрыв глаза и довольно улыбнувшись, спросил Хань. ― По-моему, ты всё рассчитал. ― Как ты мог такое подумать? ― искренне возмутился Хань. Чонин не купился и ловко пристегнул руки Ханя наручниками к спинке сиденья. ― Твою мать... И Чонин аккуратно надел на Ханя очки в тонкой оправе. Ну ещё бы. Однажды он признался, что от вида Ханя в очках у него стоит железно ― само по себе. Мелкий фетишист. ― Ты забыл, что я тоже умею рассчитывать. ― Не забыл. Я на это очень надеялся, ― Хань повернул голову и провёл губами по губам Чонина, потёрся, ― и кое-что прихватил. В кармане пиджака посмотри. В левом. Чонин покопался в складках ткани и выудил широкое кольцо. Оно обошлось Ханю в круглую сумму. ― Я не надену это! ― Куда ты денешься? Если дашь его мне, встанешь и снимешь брюки, я надену его сам. Без рук. Спорим, ты очень... очень-очень сильно этого хочешь? ― Без рук? ― с сомнением уточнил Чонин и повертел игрушку в пальцах. Его взгляд медленно скользил по обнажённым ногам Ханя, а после поднялся к губам ― и Хань немедленно губы облизнул. Хань был коварен и хитёр и точно знал, что этот раунд он выиграл ещё до того, как Чонин поднёс кольцо к его губам. Чтобы потом он мог губами надеть широкий ободок прямо на... Это было идеальное первое свидание... ...и лучший момент, чтобы назначить второе.
Примечания:
Возможность оставлять отзывы отключена автором
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.