Десятки лет

Признается однажды утром, роняя на пол посуду, разлетаясь словами, как осколками по полу: «Я вернулся не Барнсом, я Барнсом уже не буду. Лучше дай мне уйти. С чистой совестью я уйду, чем с тобой, как с щенком резвым, радостным, дни и ночи напролет обсуждать, что не помню, того, что давно забыл. Если б можно найти себе способ теперь смыть мысли, я б решился на боль, я бы сам себя обнулил. Я хочу пулю-дуру в висок, но стрелять кто станет? Я хочу амнезию простудой, болезнью — как тяжкий грипп. Чтоб не помнить того, кем уже никогда не буду, чтобы память того схоронила, кто в прошлом давно погиб. Я устал от твоих бесконечных: «Поверь мне, Баки». Я устал, я хочу воскресать, но не тем, кем когда-то был. Хватит. Имя не Барнс, ты с Солдатом его не путай. Мне дозволь выбирать повороты моей судьбы самому и не лезь в нее больше. Нет в памяти Капитана, нет и Роджерса. Память изрезана, как ножом. Мы не сможем идти по дороге — узка тропинка, не уместимся больше напарниками вдвоем. Так оставь меня, хватит попыток и хватит вот этой драмы. Я хочу жить по-своему, не тем, кем когда-то жил. Подхватить бы беспамятство дурацкой совсем простудой. Если б мог это сам, я бы сам себя обнулил, я бы сам током срезал все то, что сумел я вспомнить, то, что прежней — чужой — биографии только факт. Роджерс, хватит играть в благородства спектакль глупый. Барнс погиб на войне, и ему не ожить никак». Признается однажды утром, роняя на пол посуду, разлетаясь словами, как осколками по полу: «Если б можно беспамятство подхватить, как порой простуду, я б до гриппа довел ее, веря, что с ним загнусь, что настолько забудется все, что успело вылезть на поверхности меня — но совсем уже не мое. Больно ранят осколки, когда ты по ним шагаешь. А представь, каково резать душу слогами чужих имен». 4 мая 2014