Падение

Знаете, спокойствие весьма забавное внутреннее ощущение. Оно у меня всегда ассоциировалось с хрусталем. Возьмем, к примеру, вазу из хрусталя. Пока та стоит, то кажется нам непоколебимой, но стоит её задеть, отсоединить от твердой почвы и ваза упадет, разбиваясь на осколки. Так же и со спокойствием. Это чувство внутри нас кажется сильным и вечным, но стоит появиться малейшему раздражителю, как спокойствие отходит на второй план, начиная расшатываться, а затем и вовсе падает в бурю других эмоций, разбиваясь. Но чем легче нарушить спокойствие, тем оно ценнее. Многие люди могут днями, неделями не ощущать в себе этого и даже не замечать. Спокойствие умело заменяют другие положительные эмоции. Однако… если вы испытывали именно спокойствие, то знаете, что это чувство невозможно заменить другими. Я не тот, кто испытывает спокойствие ежедневно. Не тот, кому везет его почувствовать хоть раз в месяц. Постоянно меня одолевают другие чувства, в основном негативные. Я борюсь за свою жизнь, но в то же время не ищу спасения. Я просто потерял веру в то, что я могу вылечиться, но мне так хочется жить, что я начинаю ненавидеть вокруг всех, кто может беззаботно существовать, даже не ценя такой дар, как жизнь. Наверное, я испытывал спокойствие лишь в детстве, когда спал. Будучи ребенком, не понимаешь всего ужаса бытия. Всё кажется простым и искренним, но мне в детстве так не казалось. Однако я чувствовал себя защищенным. И вот, Гарри Озборн (если вы забыли, то напомню – это я) вырос. Мальчик перестал чувствовать себя защищенным. Даже во сне этому, казалось, уже взрослому парню не найти спокойствия. Сны тревожат душу, в основном оповещая о скорой кончине. Да, я редко чувствую спокойствие, поэтому оно безумно ценно для меня. Я бы, пожалуй, даже дышал им, заменяй он кислород. Но сегодня мне повезло. Я почувствовал спокойствие. Ощутил его каждым нервом своего организма. Сегодня я был спокоен. Не долго, но был. На мои глаза упал солнечный свет. Это неприятно, потому что разбудило меня. Странно, сегодня мне даже не снились кошмары, я просто спал. Глаза открывать не хотелось, и я не открывал. Интересно, сколько времени человек может пролежать, делая вид, что спит? Может, как раз пришла пора это проверить? Мне неудобно лежать так, как я лежу, но внутри, в душе, меня ничто не тревожит. Боюсь, если пошевелюсь – это прекрасное ощущение исчезнет, развеется прахом в буре подступивших эмоций. Поэтому не шевелюсь, сохраняя своё тело в неудобной для него позе. Сколько я так пролежал – не знаю. До меня не сразу дошли воспоминания, не сразу нахлынули эмоции и чувства, ведь тело ещё просыпалось. Но сейчас оно проснулось, и спокойствие внутри меня разбилось, как хрусталь, разлетелось в разные уголки души, не давая возможности заново его собрать. Пришла пора открывать глаза, потому что теперь мне было дискомфортно как физически, так и морально. Правда, ко второму я уже привык и не замечаю, но вот с первым мириться больше не хотелось. Для начала я сел, но глаза по-прежнему были закрыты. Я вспомнил вчерашний день и последнее, что я помню – красно-синие пятна. Воспоминание, что я кому-то обязан жизнью, пусть даже Нью-Йоркскому герою, меня не радовала. Ладно, пора открывать глаза. Раз, два… стук в дверь. Отлично, значит я где-то, где есть дверь. Это упрощает задачу? Да нисколечко. Впрочем, как обычно. Ничто в этой жизни мне не дается просто так, даже сама жизнь. Я открыл глаза. Белые стены, на одной висит натюрморт, в виде небольшой картины, столик напротив кровати, рядом со столиком стул. Всё выдержанно в белых, отдающих зеленым оттенком, тонах. Похоже на… о нет. Хотя, куда ещё мог доставить меня Человек-Паук, если я был в отключке? Конечно же, больница. «Так, Гарри, всё нормально, развернись и посмотри, кто пришел», - мысленно уговаривал себя я. Как подумал, так и сделал. Повернув голову, я увидел за приоткрытой дверью миниатюрную брюнетку. Слегка нахмурившись, я сухо сказал: - Входи…те, - не знаю, как стоит к ней обращаться. Вдруг ей за 40 и она просто имеет хорошего пластического хирурга? Хотя, выглядит где-то на 20-25 лет. Наверное, так и есть. На работника больницы эта незнакомка не похожа, на ней просто накинут белый халат для соблюдения больничных правил. Кто же это тогда? - Мистер Озборн, я Фелиция Харди, - сказала девушка, заходя внутрь палаты. Что же, правильно сделала, что для начала представилась. – Я работала ассистенткой вашего отца. Так как по поводу моей работы вы распоряжений не давали, всё это время я была на той же должности. Сегодня позвонили из больницы и сказали, что… - Достаточно, - я перебил её. Уже услышал для себя достаточно информации. Судя по всему, девушка далеко не дура, да и явно поприятнее других работников «Оскорпа». Быстро взвесив все «за» и «против», я продолжил: - Зови меня Гарри, это во-первых. Во-вторых, ты теперь будешь моей ассистенткой. Меня твоя кандидатура вполне устраивает, - после этих слов Фелиция слегка улыбнулась, я задал интересующий меня сейчас больше всего вопрос: - Кто знает, что я в больнице? И, самое главное, кто-то знает из-за чего? – мой голос теперь был преисполнен интереса. Я боюсь услышать ответы, но должен их знать. Мне не хочется, чтобы о моей болезни знал кто-то из «Оскорпа», да и кто-то вообще. Фелиция некоторое время не отвечала, меня это начало напрягать и я, было, хотел что-то ей сказать, но она заговорила: - Да, вроде как, все знают, - неловко начала она. Видя непонимание в моих глазах, девушка продолжила: - Дело в том, что Человек-Паук доставил вас сюда, так что журналисты гнались, чуть ли не до двери больницы. Все думают, что вы ранены. Это так, мист… Гарри? Ну конечно! Как до меня сразу не дошло? Снова этот красно-синий клоун. Угадайте, какие цвета меня больше всего раздражают? Даю подсказку: их два. Из-за Человека-Паука люди теперь будут говорить разную чушь обо мне. Упаси Господи, дойдет до спонсоров. Мне было над чем подумать, но только не в присутствии этой леди, которая меня не раздражала, но сейчас была тут лишней. - Фелиция, я прошу, возвращайся на работу. Завтра я тоже выйду. И больше никаких вопросов, - последнее предложение я добавил поспешно, видя, как рот девушки открывается, чтобы задать ещё один вопрос. Благо, Фелиция действительно умна, потому что после моих последних слов встала, сказала, чтобы я поправлялся, и вышла, закрыв за собой дверь. Теперь я снова был один, но о спокойствии и речи не шло. Боже, я, кажется, начинаю ненавидеть всеобщего любимчика. Надеюсь, на костре меня за это не сожгут. Почему это «нечто» в костюме для цирковых выступлений портит мою жизнь и репутацию? То есть, конечно, он сначала меня спас, но за это я ещё сильнее его ненавижу, хотя и совершенно не знаю, какой он. Последующая часть дня прошла весьма скучно. У меня брали анализы, и так хотелось убраться поскорее. Мне сказали, что я смогу уйти вечером, когда результаты будут готовы. Отлично, я буду ждать этого, как когда-то домохозяйки свежего выпуска ток-шоу Опры Уинфри. После всех процедур я снова стоял в палате, смотря в окно. Судя по всему, я находился на 4-м этаже. На меня уже не светило солнце, оно уже было с другой стороны больницы и меня это радовало. Я никогда особо не любил солнце и по мне это видно. Бледный тощий парень, который выглядит младше своих лет. Наверное, многие только по моему внешнему виду могут подумать, что я болен. Но мне никогда не хотелось изменять своё тело. Я не буду разглагольствовать о том, что нравлюсь себе таким, какой я есть. Просто я не вижу себя другим. Измени я себя внешне или внутренне – это уже не я. Я смотрел вниз, видя машины скорой помощи и много медиков, толпившихся там. Любят свою работу, что сказать. Мне бы так. Но нет, не люблю. Радует лишь то, что скоро я перестану быть главой «Оскорпа», уйдя в небытие. Видите, какой я оптимист, даже в смертельной болезни плюсы нахожу! Меня злит моя беспомощность, и я сжимаю руки в кулаки, напрягаясь всем телом. На какой-то момент мне хочется стать тем, кто вчера меня спас. Он, не смотря на свой идиотский вид, сильный и уверенный. Наверняка, он весьма удачливый парень в жизни и никогда не задумывался над столь мрачными мыслями, как я. Кстати, о мыслях. Меня отвлекли. Дверь в мою палату скрипнула и я медленно крутнулся, поворачиваясь лицом ко входящему. Я подумал, на секунду, что это моя ассистентка и уловил себя на мысли, что был бы не против, но нет. Высокий парень, со взлохмаченными темными волосами, такими же темными глазами и густыми бровями. Весь этот образ вызвал в моей душе вопли радости, негодования (сам не понимаю, почему) и пробудили воспоминания. - Питер? – Я был откровенно удивлен и не скрывал этого. Может, я и ошибся, но этот парень был так похож. Столько лет, но я помню своего друга. Помню, как бы ни пытался забыть. Парень широко улыбнулся. Да, я был прав, это мой друг Питер. Питер Паркер, которого я не видела 8 лет. Питер Паркер, которого я пытался забыть эти года, потому что он не написал ни одного чертового письма! Не прислал ни одной весточки, не захотел разделить со мной мое горе, когда я уехал. Но хуже всего, что я всё равно помню его, потому что он был моим единственным другом. И по сей день единственным остается. Сейчас, глядя на стоячего передо мной человека мне трудно представить худого парня-заучку, у которого тоже было мало друзей, да и были ли другие, кроме меня? - Привет, Гарри, - Питер быстро подошел и обнял меня, как в детстве. Это показалось таким родным и знакомым, что, невольно, я тоже обнял его в ответ. Я не знаю, что чувствую сейчас, в этой ситуации. С одной стороны я безумно рад увидеть друга, с другой я ненавижу его, почти так же, как и этого паука, потому что Питер нагло оставил меня, когда был так нужен. Мой подбородок касался его плеча и, кажется, мы не шевелимся. Наверное, так и должно быть, мы слишком долго не виделись, а сейчас эмоции закипают странным варевом, потому что они смешаны и в них нужно разобраться в экстренном порядке. - Видел вчера в новостях, как тебя чуть не убило. Я хотел навестить тебя на работе, узнав о смерти твоего отца, но потом этот пожар и новость о том, что ты в больнице. Я хотел прийти ещё вчера, но тетя Мэй оставила меня дома, а сегодня отправила с мясным рулетом. Так что вот так и… Гарри, с тобой всё в порядке? Это бы Питер. Такой знакомый Питер. Он говорил быстро, почти не делая паузы, переживал. Я не видел, но готов поклясться, что на лбу у него залегла небольшая складка от сосредоточенности. Да, это мой друг. Я помню его таким, каким он и остался. Наверное, он никогда не меняется внутренне. Это меня радует. Переварив все слова, я засмеялся и похлопал друга по плечу, отстраняясь и выпутываясь из объятий. - И я рад тебя видеть, - переведя дыхание после смеха, сказал я, и это было правдой. – Всё нормально, Пит. Не знаю, почему этот спасатель доставил меня в больницу. Хотя, вряд ли он знает, где я живу, - с нескрываемой неприязнью в голосе сказал я. - Тебе не нравится Паук? – со скрываемым любопытством спросил Питер, но он никогда не умел мастерски скрывать свои эмоции, однако я не придал этому большого значения. Ведь многие в городе помешаны на этом герое. - Ну, я не в восторге от него. Думаю, он выбрал неправильную позицию, для привлечения внимания, - говорю я откровенно. С Питером мы всегда были откровенны, и не стоит сейчас менять этого. - Думаю, он не хочет внимания, - недовольно буркнул Питер, но затем продолжил уже более спокойным голосом: - Мне кажется, он дарит людям надежду, - и эту фразу Паркер сказал с надеждой. Кажется, он надеется, что убедил меня. Сегодня я совершенно не в настроении спорить, поэтому лишь коротко кивнул в знак согласия и Питер улыбнулся. Мне захотелось улыбнуться в ответ, и я так и сделал. - Ты что-то говорил о мясном рулете тети Мэй, - я решил сменить тему. – Она меня ещё помнит? - Ещё как помнит! – обрадовано воскликнул Питер, - Но вот рулет есть не советую, - он засмеялся. И я тоже. Мы снова выглядели детьми, как раньше, как в детстве. Нам хватило нескольких минут, чтобы привязаться друг к другу. Мы долго беседовали на пустые темы. Я рассказывал, как мне жилось в своем личном аде, не скрывая эмоций, потому что Питер был тем человеком, от которого я мог этого не скрывать. Он, в свою очередь, рассказывал о своей жизни. О девушке, теперь уже бывшей, по имени Гвен. Судя по всему, мой друг очень любит её, и я откровенно не понимаю, почему они расстались. Наш разговор прервал доктор, зашедший в палату. Он сказал, что я могу идти домой. И я не стал ждать ничего больше. Мне потребовалось минут 15, чтобы собраться. Я бы мог сейчас взять и позвонить шоферу, чтобы тот забрал меня, но нет. Мы решили пройтись пешком. Это была веселая прогулка. На улице было много людей, потому что все спешили домой с работы. Солнце уже скрылось за высотками и, судя по цвету неба, уже уходило за горизонт. Всё было прекрасно. - Ты мне ни разу не написал, - обиженно сказал я. Мой голос не звучал обиженным по-детски. Я был действительно обижен на Паркера за то, что он вычеркнул меня из своей жизни. Последовало долгое молчание, которое меня начинало раздражать. Наверное, Питер обдумывал ответ. Неужели он действительно меня забыл? - Первый год я действительно тебе не писал, друг. Я думал, что ты вернешься, не верил, что отец забрал тебя навсегда, - Пит горько усмехнулся, - но потом я понял, что ты не вернешься. Тогда я пошел к твоему отцу, но он выставил меня, не дав о тебе никаких сведений. Прости, я должен был найти способ общения с тобой. Мне стыдно, что я этого не сделал. От его слов было неприятно, но они был правдой, и она поясняла молчание за последние годы. Я не знал, как дальше поступить, что сказать. Я молчал, но теперь молчание было не напряженным, а понимающим. - Ладно, это нормально. Я тоже пытался тебя забыть. Вообще не думал, что вернусь. Но, знаешь, как говорят? Хочешь рассмешить судьбу: скажи, что ты будешь делать завтра. Кажется, где-то за нас уже всё решено. – Я улыбнулся и легко толкнул кулаком Питера в плечо, получив в ответ такой же жест. Мы снова засмеялись. Шли по улице и хохотали, как дети. Но вот, рядом уже был мой дом. - Знаешь, ты зайди завтра ко мне на работу, хорошо? Извини, не приглашаю тебя домой, просто уже поздно, я устал, - это не было правдой. Я не устал. Но мне не хотелось приглашать Питера в место, которое пропитано моей ненавистью. Я обязательно приглашу его в новый дом, который будет светиться чем-то более положительным. - Хорошо, я зайду. Пока, Гарри, был рад встречи. Не ешь много рулета, иначе живот не даст тебе спать, - Питер коротко засмеялся и, перебежав дорогу, пошел дальше, один раз обернувшись и помахав на прощание. Я помахал в ответ и потом зашел в дом. Я прошел на кухню, положив в холодильник пакет, в котором был рулет, обмотанный в фольгу. Наверное, стоит попробовать труды тети Мэй, но завтра. Сегодня есть не хочется. Дальше мой вечер прошел не занимательно. Я созвонился с партнерами своей компании, договариваясь о встречах на ближайшие дни. Потом я немного посмотрел телевизор. Никогда особо не любил это занятие, садящее зрение, но когда делать нечего, выбирать особо не приходиться. Да, мой вечер прошел скучно. Я думал о Питере, о нашей прогулке. Кажется, единственное светлое событие, которое стоит вспоминать за время моего пребывания в Нью-Йорке. Вечер уже переходил в ночь, было около 11-ти часов вечера. Пора принять душ. Я специально сделал воду холоднее, она отрезвляла мысли и всё тело. Холодные струйки воды стекали по моему телу, заставляя бегать по коже сотни мурашек, но это было приятно, не вызывало раздражения. Выйдя из душа, я вытирался полотенцем, которое было мягким на ощупь, но протирая шею мне стало больно. У меня было плохое предчувствие по поводу этого, но я всё равно взглянул в зеркало. На меня смотрел парень с небольшими мешками под глазами, голубые глаза которого были почти серые, теряли свой яркий цвет. А на шее… у меня перехватило дыхание. На шеё было красное пятно, кожа на котором шелушилась. Больше похоже на язву. Так оно, пожалуй, и есть. Вот она, моя болезнь, во всей своей красе. Я не мог смотреть нормально на это пятно, которое, почему-то, для меня становилось всё больше. Перед глазами всё снова поплыло, я чувствую свою беспомощность. Она пульсирует в моих жилах, мешая спокойно дышать. Взяв с полки какую-то бутылочку ( я не видел, что там было написано), я бросил её в зеркало и оно разбилось. - Это не я! Этого не может быть!! Нет!!! – Я кричал, не в силах предпринять ещё что-то. Боль, кажется, была всего лишь моим домыслом, или же нет. Я уже не понимаю. Упав на колени, я оперся на руки и почувствовал, как небольшой осколок стекла врезается в мою ладонь. Я повержен своей болезнью. Язвы на коже – первый шаг навстречу пропасти.