Победителей судят

Все знают, что когда Роджер Федерер выигрывает турнир, на награждении он плачет. И нет ничего удивительного в том, что Надаль чаще других оказывается рядом с ним в такие моменты. Рафаэль не может определиться, нравится ли ему такое поведение соперника. С одной стороны, есть какая-то трогательная откровенность в его слезах, сердечность без тени стыда, придающая великому чемпиону так привлекающую всех искренность. А с другой — Надалю всё равно кажется, что он притворяется, как божество притворяется человеком; выдалбливает искусственные трещины на своей безукоризненно ровной стене, которая закрывает от всех то, что занимает его мысли на самом деле. Во время встреч, интервью, коллективных поездок Роджер общителен и вежлив, он рад видеть каждого из своих потенциальных конкурентов в равной мере, он смеётся, шутит и приветлив от души, — но не от всей души. Потому что испанец не понимает, как можно не чувствовать всех этих взглядов. Как можно не замечать, что Рафаэль смотрит на него большую часть времени, на его профиль, на его пальцы, на его осанку. Как можно не подозревать, о чём он думает, пока наблюдает за Роджером издалека и вблизи, отовсюду. Или — как можно так хорошо изображать недогадливость. Впрочем, не исключено, что идеальному Федереру и это под силу. Ему всё под силу, а особенно удаётся последний удар в матче — ювелирной точности росчерк — и мяч уходит с корта, предварительно коснувшись линии, а Роджер, уже с влажными глазами, торопится к сетке, чтобы пожать руку проигравшему — он даже это делает необыкновенно: с достоинством, но тепло, ничем не подчёркивая своего превосходства. Оно бросается в глаза как-то само собой. И потому-то Надаль каждый раз борется с неловкостью, нарастающей от финала к финалу, когда Роджер вытирает лицо, принимая награду. Его ведь называют великим и ужасным, а значит, он должен смотреть на всех снисходительно; а лучше, не смотреть вовсе, потому что с Олимпа неудобно глядеть вниз. Почему он плачет, вместо того, чтобы сиять так же ярко, как заслуженный трофей? Зачем доброжелательно сжимает Рафаэлю запястье, как будто ему не всё равно? Когда Надаль впервые побеждает его, то в первые минуты не может не ощущать злорадства. И пусть слёзы Роджера не имеют ничего общего с причиной, по которой уже несколько лет страдает сам Рафаэль, за ними всё-таки кроется основание, и это месть Надаля за то, о чём Федерер до сих пор не имеет понятия. Нет, даже больше, это низвержение. Шанс узнать, что великий Роджер плачет не только при выигрыше, но и при поражении тоже. И в этот миг он кажется вдруг особенно уязвимым, открытым для всего, и Надалю приходит в голову сумасшедшая, кощунственная идея. Может быть, именно в этот день Федерер, наконец, поймёт. Может быть, если Рафаэль задержится с ним после окончания церемонии, если не упустит момент, в который противник наконец-то покажет ему свою душу… Надаль сбивается, говоря речь, когда обнаруживает, что Роджер не плачет больше. Он смаргивает оставшиеся крупные капли и улыбается, повернув голову куда-то в сторону трибун. Рафаэль никогда не наблюдал, чтобы тот улыбался кому-то так нежно. Вот она, душа, открытая отнюдь не ему. Роджер незаметно подмигивает своей жене и детям, а те машут в ответ и показывают большие пальцы, жестами просят не огорчаться, потому что он всё равно самый лучший. Швейцарец в последний раз промокает уголки глаз и снова кивает семье, которой у Надаля нет и, наверное, никогда не будет. Оступившийся Федерер больше не был идеальным, но всё равно умудрился остаться победителем, несмотря на то, что прижимал к груди серебряную тарелку вместо золотого кубка.