He doesn't understand

Весь мир Юнги разбивается вдребезги, когда Тэхен заболевает. Привычные дела отходят на второй план, все меняется, переворачивается с ног на голову, но ни капли не тревожит Юнги, потому что тревожит его сейчас только одно - болеющий Тэхен. Он дышит так хрипло и тяжело, что миновское сердце каждый раз противным ноющим эхом отдает в груди. Тэхен скалит зубы, и сейчас это совсем не похоже на улыбку. Честно говоря, Юнги нравится такой Тэхен: слабый, которому не хватает сил быть (как он сам думает) крутым. Он такой, какой есть, а еще потрясающе красивый, со всей этой бледностью на лице, выцветающими волосами и не угасающим светом в глазах. И свет этот наполняет всю комнату, греет, становится непривычно уютно. Юнги совсем не хочет уходить, зачарованный, заманенный тэхеновским светом. Даже солнце не проглядывает сквозь плотную штору, не желает разрушать хрупкую атмосферу. Третье утро подряд он как бы между делом заносит ароматный горячий чай и отдает в руки (как эти болезненно тонкие пальцы вообще могут что-то удержать) только что проснувшемуся Тэхену, придерживает пару секунд чашку, пока рыжий сгибается пополам от кашля. Тяжелая миновская ладонь опускается на его макушку, и Тэхен улыбается с благодарностью, Шуга улыбается в ответ одними глазами. Юнги растягивается на небольшом кухонном диване и не может понять, в какой момент это произошло, в какой момент он надломился, позволил Тэхену прочно засесть в его мыслях. Тот оказывается на кухне спустя пару минут, пугливо прикрывает рот ладонями (боится заразить), а Юнги немного с грустью понимает, что готов каждым вдохом забирать тот вирус, что прочно засел в легких Тэхена. Он возвращается с репетиции вечером, когда тот, зажав одеяло между колен, листает манхву, и Юнги хочет его поругать (читать лежа нельзя), но вместо этого протягивает новый том, который сам купил по дороге. Терпеливо ждет, пока Тэхен, переполненный благодарностью, виснет у него на шее (уже, кажется, забыл, что боялся заразить). Неуверенно, но все же Юнги кладет ладонь на спину и прижимает парня к себе. Время замирает вместе с их дыханием, голова почти взрывается от спутанных мыслей, и они, не сговариваясь, в один момент отстраняются друг от друга. Тэхен продолжает читать, Юнги продолжает не понимать. Когда ночью все уже засыпают, и Юнги встает, чтобы выключить свет, Тэхен снова сгибается, упирается костлявыми ладонями в одеяло, и Юнги холодеет, боится, что тот сейчас сломается. От выключателя до его постели - четыре шага, Мин садится рядом и обнимает за плечи, держит крепко, с закрытыми глазами и первый раз в жизни молится. Пусть это всего лишь небольшое осложнение, но Юнги страшно. Страшно, что Тэхена у него могут забрать. Первый раз Юнги проводит ночь в его постели: обнимает со спины сжавшегося от беспокойного сна парня. Ловит каждый его вдох, пальцем водит по сантиметру кожи, который открыла задравшаяся футболка и сам себя не понимает (даже не старается, не важно). Просто он чувствует, что здесь и сейчас он должен быть с ним, что если Тэхен не сможет дышать – он его заставит. Наутро никто не говорит ни слова, когда Тэхен пытается с ложки покормить Юнги йогуртом, а тот злится (смущается), не хочет, отворачивается и хриплое тэхеновское "хееен" уламывает его только на одну ложку. Все происходит слишком быстро, и Юнги это бесит. Он не отвечает на смс во время репетиции и не приходит домой пораньше. Он надеется, что Тэхен поймет, но сам понять не может. Ночные улицы не встречают радушно уставшего Юнги, а Тэхен не встречает его дома. Он проходит мимо тэхеновской постели, но тот не поднимает глаза. Юнги думает, что так и должно быть, душой понимает, что нет. Заставляет себя не двигаться с места, когда среди ночи Тэхен заходится в приступе. Не двигается, даже когда Намджун включает ночник и садится рядом с рыжим, заставляет того выпить лекарство. Юнги краем глаза замечает, какой же Тэхен сейчас обессиленный, бледный, совсем-совсем слабый, и сердце жмет сильнее. Юнги не встает с постели, но слушает каждый хриплый вдох, и так до самого утра. Бессонная ночь действует на Юнги почти отрезвляюще, и он уже собирается идти за чаем для них обоих, как его опережает Чимин. Сердце колет, неприятно тянет, Юнги морщится, не понимает. За все утро не подходит к Тэхену и хочет как можно скорее уйти. А на репетиции без Тэхена скучно. Откровенно скучно, и чувствуют это все без исключения. После - все разбредаются по своим делам, и Юнги решает насладиться парой свободных часов. Он гуляет по пустынным в рабочий день улицам, щурится от солнца и разочаровывается, потому что свет не тот. Думает, как его угораздило, и свободное время внезапно режет одиночеством, заставляет спешно повернуть в сторону дома. Твиттер выдает новую фотографию в ленте, пока Юнги ждет лифт, крепко сжимая в руке пакет из книжного (подарок). На изображении Чимин, заботливо обматывающий тэхеновскую шею теплым шарфом (а еще Намджун в зеркале палится, фотографируя, но это неважно). Сердце колет ревностью, а Юнги, дурак, радуется, потому что наконец-то осознает. Уголки губ ползут наверх, лифт везет нетерпеливого Юнги туда же. Стоит ему появиться на пороге комнаты, как Чимин тащит его к Тэхеновской постели и сам падает рядом, смеется. Тэхен упрямо смотрит в манхву, но ровно до тех пор, пока Юнги не кладет перед ним новый подарок из книжного. Уголки губ дергаются, ползут вверх, показываются зубы - Тэхен улыбается. Намджун трепет его по волосам и встает, утаскивая Чимина за собой. Юнги смотрит снизу вверх (виновато), а кожей чувствует тэхеновское тепло. Оно разливается на душе и греет, отогревает Юнги, заставляет осознать, что никуда он теперь не денется. Лишь бы сам Тэхен не оттолкнул. И он не отталкивает. Ворочается, утыкается носом в миновское плечо и хрипло дышит, заставляя Юнги нахмуриться и прижать его к себе посильнее. Юнги не хочет ничего, абсолютно ничего, лишь бы Тэхен, наконец, выздоровел и перестал дышать так тяжело. Он физически ощущает, как такой нужный тэхеновский свет угасает, изо всех сил цепляется за него, пытается уберечь, сохранить, и засыпает на тэхеновской постели каждую ночь, чувствует каждый его вдох (так спокойнее) и злится на себя за то, что не осознал, не понял раньше, насколько нужен он Тэхену, и насколько, на самом деле, Тэхен нужен ему.