Чистота эксперимента

Экспериментальный образец номер триста четыре под маркером «эф» издох ближе к утру. - Неожиданно, - пробормотал Кабуто. Нахмурился недовольно, с громким щелчком распахнул крышку инкубационной камеры. На приборной доске горела багрово-алая кнопка, и тихий монотонный писк не смолкал. Тугая резинка перчатки привычно шлепнула по запястью. Кабуто натянул маску на лицо, перенес труп на стол, зафиксировал ремнями и склонился над ним. Пару раз образцы попросту впадали в кому и приходили в себя во время вскрытия, что мешало процессу. - Смерть зафиксирована в четыре пятьдесят… в пять часов пополуночи, - заговорил Кабуто негромко, благо камер в третьей лаборатории было предостаточно. И все-таки как же не вовремя экспериментальный образец решил издохнуть, причем, похоже, не умереть, а именно что издохнуть в муках – вытаращенные глаза с полопавшимися сосудами, распахнутый до предела рот не оставлял никаких сомнений. Конечно, многих удавалось вылечить, удавалось сэкономить на материале, однако не всегда и не со всеми. Кабуто провел ладонью по лицу образца, попытался опустить ему веки, но ничего не вышло – мешали наросшие за ночь жесткие струпья-чешуйки. Прикоснулся к шее острием секционного ножа, нажал, надавил, надавил сильнее, но ничего не вышло – лезвие соскальзывало с кожи, отвердевшей от молочно-белой чешуи. Кабуто неприязненно нахмурился, замахнулся ножом, вогнал его в дрогнувшее от удара тело. Тихо чавкнуло, по каменной стене пополз тугой сгусток черной крови. Кабуто попытался прорезать дальше, но нож упирался в жесткую корку наросшей чешуи, и это почему-то напомнило о консервах. Не желая тратить чакру, Кабуто щелкнул выключателем пилы, та послушно зажужжала, завибрировала в его руках. Легко разрезала твердую, словно камень, чешую, и дальше все пошло по накатанной. Кабуто сосредоточенно описывал свои действия, почти автоматически распиливая, отсекая ножом, взвешивая. - Шумишь с утра пораньше, - прошипел Орочимару, подошел с другой стороны стола. - Что такое? - Не получилось, - сглотнул Кабуто, искоса поглядел на саннина. Орочимару по своему обыкновению молчал, смотрел немигающим взглядом. Потом перевел взгляд на труп. С черепом Кабуто давно расправился, но образец по-прежнему пялился в каменный потолок красными глазами. Орочимару с негромким шлепком натянул перчатки, внимательно рассмотрел мозги, упаковал их отдельно и убрал в холодильную камеру. - Мне кажется, - сморгнул Кабуто, - что дальнейшие исследования пока что бесполезны. Он осекся, не сказав всего, что хотел. Орочимару по-прежнему молчал, поглядывая пристально. Потом вернулся к работе, взял пилу и быстро отделил кусок кожного покрова, покрытый чешуей. Тоже убрал в холодильник, взял в руки нож. Распахал то, что не успел сделать Кабуто. - Возможно, стоит считать эти аллели летальными, - проговорил Кабуто, не поднимая глаз. Маска неожиданно начала неприятно давить на старый синяк на скуле, про который он уже забыл. - Почему ты так считаешь? – саннин все-таки удостоил его ответом, с хрустом выдирая нож. - Потому что последствия воздействия несовместимы с жизнью, - пожал плечами тот. - Вы и сами видите, что это означает. - Это всего лишь означает, что наши методы несовершенны, - возразил Орочимару, подкинул на ладони сердце, прикидывая его вес. Упаковал и отправил в холодильник. - Вы правы, - поддакнул Кабуто, отложил в сторону ставшую ненужной пилу. - Убери всю требуху. - Вам что-то потребуется? Или вы взяли все необходимое? – на всякий случай спросил Кабуто. Орочимару ухмыльнулся, глядя, как тот аккуратно складывает тело в большой непрозрачный мешок, застегивает молнию. - Сожги, - приказал саннин. Парень послушно кивнул, стянул маску за край. Переложил мешок на другой стол, начал прибирать, тщательно протирая инструменты. - Это был мальчик, - заметил Кабуто, отволок тяжелый мешок в угол, открыл стальную дверцу и протолкнул туда свою ношу. - И что с того? – поднял бровь саннин, - Взыграла мужская солидарность? - Что вы… Кстати, Орочимару-сама, - парень присел на корточках у дверцы, выбирая нужный режим, - быть может, я неправ, но... - Не виляй. - Женщины более выносливы, - пожал плечами тот. - Неужели? - Это факт, вспомните хотя бы о продолжительности жизни. Женщины сильнее, и потом, они лучше приспособлены к тяготам жизни. Вы сами знаете, что две Х-хромосомы с полным набором генов позволяют… - Без тебя знаю, - оборвал его Орочимару, - По-твоему, я зациклился на мальчиках? - Ну, как вам сказать, - Кабуто позволил себе легкую полуулыбку. - Вы все же редко используете материал женского пола. Возможно, стоит делать это чаще? Ради чистоты эксперимента? *** Когда издохли экспериментальные образцы триста четыре под маркерами «эль», «эм» и «эн», Кабуто замер в растерянности, покусывая заусеницу на большом пальце. Без вскрытия было понятно, что умерли точно так же, как первый. Кабуто постучал пальцами по стальной переборке, стараясь не смотреть в искореженные гримасами боли лица, в разверстые рты. У того, вернее, той, что была под маркером «эль», от внутреннего давления лопнули глаза, и жижа уже подсыхала на серых щеках. Кабуто неожиданно быстро схватил полотняный мешок, упаковал труп в него, поволок к мусоросжигателю, чувствуя, как капли пота пропитывают бандану. - Опять не получилось? – ласково спросил саннин, возникая из темноты. - Как видите, Орочимару-сама, - развел руками Кабуто. - Возможно, мои выводы были ошибочны… Орочимару смолчал. Подошел ближе, потрепал парня по загривку, ущипнул, заставив Кабуто сдержанно фыркнуть. Орочимару не позволял ему залечивать синяки. Парень больше нравился ему таким, с этими отметками, часто незаметными постороннему глазу. - Две Х-хромосомы, - пробормотал Орочимару, вдавливая пальцы в его шею. - Ты знаешь, что это такое? - О чем вы? – спросил тот, сдерживая голос, словно и не чувствовал давления. - Да я все о том же, - усмехнулся Орочимару. - Про, как ты говоришь, выводы. Я так и знал, что пол не влияет на… Кстати говоря, проверить не хочешь? Ради чистоты эксперимента? - Орочимару-сама… - парень поднялся на ноги, поправил очки и посмотрел ему в глаза. Орочимару-сама иногда казался ему олицетворением секса. Весь внешний вид его, слова и жесты, манера держать себя – все и сразу шептало, намекало, тянуло в постель. - Если ты сейчас спросишь, о чем это я, мне придется усомниться в твоих аналитических способностях, - проговорил саннин, придвинулся к нему. - У меня были планы на это утро, - возразил Кабуто, уперся ладонями в грудь Орочимару. - Неужели? - Представьте себе, - проговорил тот, пряча взгляд. - Можете посмотреть в моем расписании. - Впиши в свое расписание новый пункт. - Как скажете, - Кабуто не рискнул возражать дальше, привычным движением потянул вниз пояс. В отличие от Орочимару, в Кабуто не было намека на жаркое и томное времяпровождение. Начиная от самого имени, четкого, рубленного, на раз-два-три слога, и до внешнего вида. - Я не это имел в виду, - проговорил Орочимару, наблюдая, как скользит вниз светлая ткань. - Ты не так понял. - Касательно пункта в моем расписании? Вы уже не хотите? - Хочу, - возразил Орочимару. - Но не так. Иначе. - Ваше «иначе» очень расплывчато, - криво улыбнулся Кабуто, придерживая спадающие брюки. - Уточните критерии. Орочимару ухмыльнулся, отступил на шаг, воздел руки. Парень внимательно смотрел в лицо саннина, с сомнением отмечая, как черты его лица становятся мягче, словно по рисунку провели влажной кистью. Как становится мягче и острее четкий тяжелый подбородок Орочимару, как медленно соскальзывает юката с округлых узких плеч, обнажая полукружья грудей, алебастрово-белые. Орочимару поддернул вверх ворот ставшей чересчур просторной юкаты, сложил пальцы домиком, посмотрел на парня. - Вы хотите, что бы я вас…? – поднял светлую бровь Кабуто, прикусил губу. - Ради чистоты эксперимента? Орочимару паскудно ухмыльнулся, но медленно покачал головой. Потянулся к нему, не чувствуя дискомфорта в женском теле, дотронулся кончиками пальцев до его шеи, процарапал вниз, оставляя неяркие полосы. - Присоединяйся. Кабуто покорно кивнул, закрывая глаза. Это была куда более сложная техника, нежели хенге, развеять которое не составляло труда. Конечно, техника модификации требовала определенного умения и концентрации чакры, но Кабуто было не привыкать с его навыками шпиона. Несколько раз ему доводилось преображаться в девушку, правда, цели он тогда преследовал совершенно другие. Кабуто вдохнул, сложил пальцы, изменяя себя, тяжело задышал, когда получилось. Орочимару с удовольствием наблюдал за ним. - Готово, - сглотнул Кабуто, открывая глаза. - Халтуришь, - прошипел Орочимару, оглядывая его андрогинное тело без явных признаков пола. Просторная одежда не позволяла определить изменения. - Почему? – нахмурился тот, - первичные половые признаки женские. Можете проверить. - А где вторичные? – скривился саннин. Кабуто нахмурился, вновь закрыл глаза. - Где ты набрался этой пошлости? – прищурился Орочимару, придирчиво оглядывая его. Кабуто смутился, поглядел в сторону, одергивая короткий белый халат, едва прикрывавший то место, где сходились ноги. - Я подумал, что если уж вам хочется… то все должно быть по полной программе. Орочимару уставился на длинные, ровные ноги, круглые аккуратные коленки – оказывается, у мальчишки были красивые ноги, пожалуй, стоило почаще заниматься любовью при свете. Ажурная резинка чулка несильно врезалась в мягкое, нежное бедро, кипенно-белая полупрозрачная ткань приятно оттеняла кожу. Вырез халатика был достаточно глубоким, позволяя разглядеть кулон, скользнувший низко в ложбинку меж грудей. - Неплохо, - ухмыльнулся Орочимару, откинул с лица мешавшие пряди. Взял с полки резинку, зажал ее в зубах, скручивая мешающие волосы в тугой узел на затылке, широкие рукава юкаты поползли вниз, обнажая бледные изящные руки. Скрепил волосы резинкой, заправил выбившиеся пряди за уши и притянул к себе Кабуто. Дотронулся до кулона, согретого теплом его тела, потянул, звенья цепочки врезались в шею мальчишки, но тот смолчал, все еще пряча улыбку в уголках губ. - Нравится? – прошипел Орочимару. Голос саннина, не изменившийся ни на йоту, прекрасно гармонировал с женским телом. Кабуто же подумал, что свой голос ему стоило сделать выше и мягче, однако сейчас поздно было уже менять что-либо. - Ну как? – спросил Орочимару, теребя глубокий вырез халатика, - Уже ощущаешь себя сильнее? - Сильнее? – ухмыльнулся Кабуто, упираясь ладонями в непривычно узкие плечи саннина. - Как ты там говорил… более привычным к жизненным тяготам? - Нет, Орочимару-сама, - пробормотал тот. Послушно облизал ткнувшийся в рот палец, пощекотал языком, потерся бедром о его ногу. Орочимару почувствовал его тепло даже сквозь ткань, хмыкнул, позволяя ему вылизать все пальцы. Давно уже мальчишку под себя выдрессировал, но спал с ним не так уж часто – несмотря на то, что Кабуто старался угодить ему, сделать приятно, практически ничему не сопротивлялся и ничему не удивлялся, несмотря на все это, мальчишка уместнее смотрелся в лаборатории, со скальпелем и иглой в руках. В постели был совершенной посредственностью, что, впрочем, Орочимару часто компенсировал для себя вседозволенностью, вытворяя с его телом все, что на ум шло. Как, например, сейчас. Орочимару рванул вниз ворот белого халата, прикоснулся к выскользнувшей упругой груди, стиснул ее, зажав маленький алый сосок меж указательным и средним пальцем. Чуть пошевелил пальцами, заставляя мальчишку дернуться, плотно свести ноги вместе. Стиснул с силой, и тут же отпустил. - Тише, - попросил тот, скрывая растерянное выражение лица, - Мне же больно по-настоящему. - Какая жалость, - притворно воскликнул саннин, обхватил обе груди, провел языком. Склонился, словно пробуя нежную плоть, прихватил зубами. Кабуто сглотнул, уставился в темный затылок, в гладкие блестящие черные пряди, выбившиеся из прически. - Мне нравится, что ты такой сегодня, - выдохнул Орочимару, отстранился от него. Начал неторопливо поигрывать с его сосками, лаская, сжимая и теребя. Кабуто зажмурился, приоткрыв рот – то ли играл, чтобы Орочимару остался доволен, то ли действительно получал удовольствие. Орочимару на самом деле никогда не интересовался этим вопросом. Задумчиво посмотрел на него, подхватил из лотка первую попавшуюся иглу, тонкую и изогнутую полукольцом. - Может, тебе пирсинг сделать? – склонил голову набок, раздумывая. - Не надо, – возразил Кабуто, прикрывая полные груди руками. - Не стоит. - Стоит, - решил Орочимару, потянулся к нему, схватил за кисть. - Руки убери. - Может быть, все же не стоит? - Прекрати перечить, - велел саннин. - Тебе понравится. - Не уверен, - покачал головой тот, но руки все же убрал, позволяя саннину вновь прикоснуться к соску. С опаской посмотрел, как Орочимару примеривается острием иглы, не стал смотреть, тихо охнул, когда иголка пронзила тугую плоть соска. Задышал тяжело – боль разлилась по телу, запульсировала в груди. Орочимару слизнул выступившую кровь, приласкал, но Кабуто зажался, покрылся испариной, на прикосновения не отреагировал. Орочимару надавил пальцами на иглу, при помощи чакры согнул ее в неровное кольцо. Отстранился, довольно оглядывая результат. - Тебе к лицу, - усмехнулся он. - Я же говорил, что пойдет. - Вы… говорили, - Кабуто стер пот со лба, отдышался. - Вы говорили, что мне понравится. - Только не говори, что тебе не понравилось. - Не буду. - И прекрати дрожать, - сощурился Орочимару. - Раздражает. - Я постараюсь. Кабуто обхватил себя руками, пытаясь отвлечься от пульсирующей, тянущей боли. Полез целоваться к Орочимару, отвлекая его, тайком подлечил себя. Стало полегче, и он перестал думать об этом, снова попытался расслабиться. Обычно Орочимару запрещал все это, вынуждая прочувствовать боль полностью, без уловок, но сейчас не заметил, или намеренно не обратил внимания. - Сядь, - приказал Орочимару, и Кабуто покладисто залез на один из столов, сдвинул ноги. По требованию саннина откинулся назад, слишком далеко, ударился затылком о шкаф, стеклянные полки задрожали, зазвенели, штатив с чистыми пробирками упал на пол, и те разбилось вдребезги. Кабуто виновато глянул на Орочимару, прикрывая лицо ладонью. - Похоже, лучше перебраться в спальню, - саннин кивком указал на дверь, - Не забудь потом навести здесь порядок. - Да, Орочимару-сама, - вздохнул Кабуто, сложил пальцы в печать и исчез следом за ним. *** В спальне было спокойнее, привычнее. Орочимару взял Кабуто за плечи, подвел к постели, чуть надавил, вынуждая лечь. - Все-таки у тебя весьма стереотипное мышление, - проговорил Орочимару, задирая короткий белый халат. – Этот пояс с подвязками… - Я надеюсь, вы простите мне узость моих взглядов? – прищурился Кабуто, инстинктивно сдвигая ноги. - Посмотрим-посмотрим, - пробормотал Орочимару, потянул вниз кружевные трусики и замер. Поглядел внимательно. - Орочимару-сама? – Кабуто поправил очки, приподнялся на локтях. – Что-то не… - Что это такое? – нахмурился Орочимару, расправляя пальцем жесткие светлые волоски. - Вторичные половые признаки, - сморгнул тот, - как вы и просили… - Без этого стоило обойтись, - недовольно проговорил саннин, - тем более, женское тело. Я говорил не один раз об этом. - Извините! – воскликнул Кабуто, - Это больше не повторится! - Надеюсь, - все еще не слишком довольно проговорил Орочимару, потом умолк, дотронулся языком до пропирсованного соска, потеребил импровизированную сережку. Пропихнул палец в светлые волоски, искоса наблюдая за реакцией Кабуто. Тот не двигался, покусывая ноготь. Смотрел в потолок, дышал тихо, ровно, и внизу у него тоже было сухо. Орочимару втянул язык, отстранился. - Орочимару-сама? - Что? - Вас что-то не устраивает? - Возможно, - усмехнулся саннин, вытянулся на широкой кровати во весь рост. Подгреб под себя подушку, посмотрел на Кабуто с прищуром. - Сделай это сам. - Что? – не понял тот. - Отлижи мне, - выдохнул Орочимару, облизнулся. Кабуто посмотрел на него с сомнением, но все же устроился меж его ног, рывком задрал длинный подол юкаты на лицо Орочимару и подхватил его под бедра. - Аккуратнее, - зашипел тот, - смотри, что вытворяешь. - Я нечаянно, - хмыкнул Кабуто, разглядывая плоский живот саннина и то, что было ниже. Саннин не надел белья, и безволосый треугольник там, где сходились ноги, был непривычным, неожиданным. Кабуто сглотнул, и, несмотря на просьбу Орочимару, чересчур резко развел его ноги в стороны, уставился в алые складки плоти. Он невольно прикусил палец – настолько необычно это все было применительно к саннину. - Ты не уснул? – поинтересовался Орочимару. - Нет, что вы, - проговорил Кабуто, склонился к влажному, поблескивающему, похожему на пульсирующую рану. Невольно дернул носом, принюхиваясь, но пахло привычно – запахом Орочимару, давно знакомым ему. Кабуто зажмурился, высунул язык, лизнул, но на вкус все вроде бы тоже было привычно. Разве что… разве что когда он облизывал головку саннина, смазка, конечно, выступала, но не так много. - Мне до завтра ждать? – холодно задал вопрос Орочимару, и Кабуто послушно провел языком, облизнулся, слизывая смазку с губ. Воткнул язык в тугую щелку, пошевелил им внутри – возникло навязчивое ощущение, словно он ест нечто вязкое, лижет и посасывает. Орочимару удовлетворенно зашипел, расслабился – Кабуто почувствовал, как напряжение покинуло мышцы. Он постарался вытянуть язык поглубже, зашевелил им в солоноватой и горячей тесноте, вдруг почувствовал, что его собственные трусики пропитываются влагой, и сдвинул ноги. Орочимару подавался вперед, пришептывал тихо, чуть заметно вздрагивая. Внутри него было горячо, жарко, и запах саннина чувствовался гораздо ярче, чем при том же минете. Кабуто проникся, наконец, понял, в чем суть, и начал ласкать его уже увереннее, в груди поселился приятный тугой комок, который переворачивался внутри, и от этого был так хорошо и приятно, что приходилось дышать прерывисто, выпуская рвущийся на свободу воздух короткими порциями. Кабуто тяжело дышал, вновь и вновь тыкался языком внутрь. Провел выше, вылизывая мокрые, словно бархатные, складочки, горячие и скользкие от его слюны и смазки, почувствовал, что по ноге потекла капля смазки. Внизу живота тянуло, туго и сладко, отчего сердце на мгновение замирало, а потом начинало колотиться с удвоенной силой. Орочимару тоже дышал прерывисто, и это был хороший знак. Кабуто пощекотал кончиком языка бугорок клитора, неуверенно пососал, но побоялся продолжать, и снова принялся вылизывать горячую щелку, тычась носом. Перемазал весь нос, губы и подбородок прозрачной слизью и своей слюной, но не прекращал. - П-прекрати издавать звуки, - велел Орочимару, вплел пальцы ему в волосы, лаская затылок. Кабуто смутился, обхватил его ноги, воткнулся языком так глубоко, как смог. Орочимару беззастенчиво скрестил лодыжки у него на спине, уперся крепкими пятками в позвоночник. Зажал ему уши, и Кабуто почувствовал, как пот стекает вниз к шее. - Пальцами, - приказал Орочимару, Кабуто не расслышал, и саннин больно рванул его за волосы, перестал стискивать бедрами его голову. – Пальцами, я сказал. Кабуто кивнул, чуть отодвинулся, утер губы тыльной стороны ладони. На всякий случай тщательно облизал два пальца, приласкал жаркую, упругую плоть, пропихнул их внутрь неглубоко, и Орочимару застонал довольно, по его телу словно дрожь пробежала. Кабуто, изнывая от невозможности приласкать самого себя, медленно, по миллиметру вводил пальцы, несмотря на то, что Орочимару податливо раскрылся перед ним. Кабуто нарочно отодвигался, будто отплачивал Орочимару за пробитый иглой сосок и выдранные волосы. Потом все же перестал рисковать, выполнил то, что, что от него требовалось – полностью погрузил пальцы внутрь, словно руку в распоротое тело засунул, как на операции. Кабуто невольно ощупал его изнутри – там было горячо, скользко, гладко и одновременно неровно, впрочем, вряд ли Кабуто мог сейчас сказать осмысленно. Все, чего ему сейчас хотелось – чтобы Орочимару перестал быть проклятым эгоистом и тоже впихнул в него палец, а то и два. Кабуто сидел неспокойно, ерзал, стискивая ноги, терся промежностью о ткань покрывала, но ничего не помогало. Он засопел, стараясь сосредоточиться, но ничего не вышло - он почти автоматически скользил пальцами внутрь, не слишком заботясь об Орочимару. - Да-а, - выстонал Орочимару, видимо, ему пришлось по вкусу, - Глубже… Прошипел последнее слово, крепко сжал его кисть ногами, влажными от пота и размазанной смазки. Кабуто почувствовал, как внутри того все сокращается, пульсирует. Вынул пальцы из него, невольно слизал с них солоноватую слизь – она была приятнее на вкус, чем сперма, отдававшая горечью. Орочимару одернул юкату, обхватил себя руками, задышал себе в плечо, будто сам с собой обнимался. Перекатился на правый бок, потом на левый, прижал колени к груди и тут же вытянулся струной, замер, тихо-тихо дыша. - Орочимару-сама, - неуверенно протянул Кабуто. – Орочимару-сама… - Чего еще? – недовольно спросил тот, приоткрыв один глаз. Кабуто смешался, не зная, как сказать, и лиловые полосы снова сомкнулись. Орочимару отвернулся от него, зевнул, прикрывая рот ладонью. - Орочимару-сама? - тот не откликнулся, и Кабуто набрался решимости, легко потряс его за плечо. Саннин не откликнулся, хотя по времени сейчас как раз наступало утро. Кабуто тряс и тряс его, вежливо, но настойчиво. Орочимару, наконец, приоткрыл глаза, посмотрел на него сквозь приопущенные ресницы. - Ты что-то хотел, Кабуто? - Да, - закивал тот, опустил глаза, провел ладонью по его крутому бедру. - Что ты хотел? – поинтересовался Орочимару, отодвинулся к стене и устроился полусидя, пихнув под спину подушку. - Пожалуйста, - заныл Кабуто, зная, что это нравится саннину. Сам-то не слишком любил ощущать себя зависимым. – Пожалуйста, Орочимару-сама… вы такой опытный… вы такой умелый. - Дальше, - потребовал саннин, схватил его за руку, рванул на себя. Кабуто разлегся на нем, уткнулся носом в его груди, обхватил их через шероховатую ткань юкаты, стиснул и застонал. - Вы такой замечательный, - пробубнил Кабуто, с усилием подбирая слова, потому что внизу живота точно ток пробегал, когда он касался, сжимал эти упругие… охх! Орочимару легко подтянул колено меж его раскинутых ног, Кабуто уперся промежностью в прохладный столб его ноги. Не сдержался, потерся, чувствуя, как внутри все словно вспыхивает и сгорает яркими напряженными вспышками. Орочимару широко ухмыльнулся, провел ладонью по его макушке. Светлые жесткие волосы растрепались, Орочимару пригладил их ладонью. Кабуто и сам, в общем-то, был жестким. Но не сейчас – сейчас он был мягким, словно подтаявшее мороженое, обтекал прямо весь. Орочимару не сдержался, провел длинным языком по его губам, впихнулся внутрь, до глотки, одновременно подтягивая ногу повыше. Кабуто елозил по его телу, стискивал, мял податливую грудь, глухо стонал, потому что рот был заткнут языком Орочимару. Вспотел весь, разгоряченный и влажный. Саннин прервал своеобразный поцелуй, провел кончиком языка по его губам, потом втянул его. Облизал пальцы, пропихнул их меж своим телом и телом Кабуто, погладил ждущую ласки плоть. - Все же мне не слишком это нравится, - проговорил Орочимару, потянул за волосы на лобке. - Сбрею, - простонал Кабуто, заглядывая ему в лицо, - завтра же. - Хочешь, я? - Н-нет! – замотал головой тот, - я сам, сегодня же, честное слово, пожалуйста, Орочимару-сама, не тяните. Тот ничего не ответил, ущипнул его там, и Кабуто вздрогнул, дернулся, едва не свалившись с него. Его грудь, полная, тугая и тяжелая, терлась о грудь Орочимару, поглаживала соски, нагретая теплом тела игла процарапала острым концом кожу. Орочимару поглаживал то внутреннюю сторону бедер, то спускался вниз, к самому позвоночнику, вжимая палец меж ягодиц. Кабуто застонал, и Орочимару удовлетворенно размазал смазку, начал ширкать пальцем по складкам, не касаясь клитора. Быстро, часто ласкал, растирал пальцем. Кабуто ткнулся распотелым лбом ему в плечо, стонал на одной ноте, сжимался до предела, стараясь свести ноги, и вновь раскрывался перед ним. Орочимару догадался, что еще пара движений - и тот кончит, забьется в оргазме. Перестал ласкать, попытался впихнуть палец – и ничего. - Ты девственница? – спросил Орочимару. - Не надо было? – с сожалением спросил Кабуто, шумно вдохнул. – Простите, я не подумал. - Да какая, в сущности, разница, - хмыкнул Орочимару, с усилием вогнал палец внутрь, прорывал тонкую преграду, преодолев сопротивление. Пара ложек крови выплеснулась на его ладонь, Кабуто вскрикнул от боли, вцепился в его плечо, но Орочимару начал методично трахать его пальцами, впихивая их, поглаживая, лаская. Кабуто чуть поостыл, задышал судорожно, сжался – видимо, от боли. Орочимару нахмурился, но Кабуто, кажется, уже не был таким восприимчивым к ласке. Лежал на нем, стискивая ткань юкаты, и кончать уже не собирался. Орочимару, не вынимая пальцев, скользнул безымянным ниже, привычно погладил дырку, и Кабуто тут же встрепенулся от знакомой ласки. Орочимару улыбнулся, пихнул палец еще и туда, принялся трахать, растягивая его. Кабуто завыл, застонал, тут же кончил, задергался конвульсивно, и Орочимару обхватил его левой рукой, прижал к себе, не позволяя отодвинуться. Приучал к себе, к рукам приучал. Как и всегда, впрочем. Кабуто не возражал, расстелившись на нем безвольной тряпочкой. - Орочимару-сама, - протянул, когда тот все же вынул пальцы, вытер их подолом юкаты. - Что? - Ваша нелогичность иногда меня поражает. Взять хотя бы это ваше утверждение о хромосомах… - Я очень логичен, - возразил Орочимару, - не смей спорить. - Не буду, - сглотнул Кабуто, повернулся на спину, но потом повертелся и присел, не найдя удобной позы, - можно я уже все? Мне эти штуки на диафрагму давят. - Можно, - позволил саннин. Тоже развеял собственную технику, снова подтянул Кабуто к себе. - И все равно, - задумался Кабуто, - мне ваши выводы кажутся нелогичными. Я считаю, что нам стоит прекратить пока дальнейшие разработки в этой области. Вне зависимости от половой принадлежности материала. А вы упираетесь. - Спорить собрался? - Нет, что вы. - Яйца побрей. - Обязательно, - сглотнул Кабуто, поглаживая иглу в соске – приятно плоском и маленьком. - Обязательно. Все, как вы захотите.