Амойский гамбит

АРЕС Он все-таки добился своего – вывел меня из себя. Проклятый блонди!.. Он, видите ли, плевать хотел на меня и на мои подарки. Да и я тоже хорош: уж не знаю, что на меня нашло, какая дурь ударила мне в голову, что я решил подарить фамильное императорское кольцо этому смазливому хлыщу?.. Не иначе, последствия спермотоксикоза: неделя воздержания выходит мне боком. Все, больше никаких романтических заебок – только секс, голый секс, и ничего, кроме секса. Он обещал подчиняться моей воле, любым моим эротическим фантазиям, и он будет это делать. Рано или поздно я все равно его сломаю, не будь я генералом Аресом. Приняв душ и переодевшись, я спешу в его покои. Даже ужинать не стал: ну, какой, к черту ужин, когда меня мучает голод совершенно иного рода?.. У самой двери в его апартаменты я притормаживаю: отодвинув в сторону тяжелую серебристую штору, я несколько секунд наблюдаю за тем, как он играет в шахматы со своим рыжим фурнитуром. Ох, как же не нравится мне этот его рыжий со шрамом!.. Может быть, потому, что в холодных синих глазах Минка всякий раз, когда он смотрит на этого парня, мелькает теплый голубой огонек?.. А уж как этот парень на него смотрит, об этом я вообще молчу. Надо же: кастрат, а туда же! - Шах, Никки, - улыбнувшись, говорит Консул, и я вздрагиваю – до чего непривычно мягко, певуче и, черт бы его подрал, ласково звучит сейчас его бархатистый баритон. Ярость накатывает внезапно – такая сильная, что, кажется, я вот-вот рванусь к ним и размажу мордой об стол этого нахального рыжего кастрата. Громко хлопнув дверью, я вхожу в спальню. - Ты, я смотрю, неплохо проводишь время, Консул? – нацепив на свое лицо устрашающий оскал волчьей ухмылки, говорю я. – А что еще умеет твой фурнитур, помимо игры в шахматы? - Все, что полагается уметь делать фурнитуру, - бесстрастно говорит Минк и кивает рыжему. – Ступай к себе, Никки. Тот поспешно, было, поднимается, но… - А, ну, стоять!.. Он моментально сжимается и вытягивается в струнку от моего окрика. Я медленно обхожу сидящего в кресле Минка, как зверь обходит свою добычу. Затем бросаю заинтересованный взгляд на рыжего. - Я слышал, что эти ваши так называемые фурнитуры – мастера на все руки. Они тебе в одном флаконе и лакей, и горничная, и гарсон… А, кроме того, в их обязанности так же входит подготовка пэтов к шоу. Это правда? - Да, - спокойно кивает Минк. - Ой, как интересно! – я с похабной улыбочкой скольжу глазами по долговязой фигуре рыжего. – А, скажи-ка, Никки, или как там тебя… Ты ведь, помимо массажа, грима и прочих прибамбасов, собственноручно подготавливал пэтов к…гм…как бы это выразиться поприличнее?.. К соитию?.. Так? Щеки парня вспыхивают. Он быстро кивает. - О! Это еще интереснее! – пошло облизнувшись, я беру кресло и ставлю его в центр комнаты. – У меня появилась замечательная идея. А, что, если нам устроить здесь сейчас небольшое пэт-шоу?.. Так сказать, любительское?.. Что ты об этом думаешь, Консул? А ты, Никки? На лице Минка появляется плохо скрытая ярость, однако он тут же берет себя в руки. - Я не понимаю, - холодно говорит он. - Да что ж тут непонятного, - я убираю с лица улыбку и в упор жестко смотрю на него. Он бледнеет. Я перевожу точно такой же взгляд на фурнитура. У того глаза расширяются от ужаса. - Сейчас ты, как покладистый фурнитур, Никки, подготовишь своего хозяина к сексу со мной. А я посмотрю. Если у тебя хорошо получится, ты останешься жив. Я знаю, что самообладание в крови у блонди, но все же я ожидаю от него чего-то…Гнева? Протеста?..Оскорблений?.. Однако, не считая внезапной и сильной бледности, он совершенно не изменился в лице. В холодном синем омуте его глаз ничего невозможно прочесть. Зато, ах, как хорошо читаемо лицо кастрата, и как предсказуемы его эмоции. - Я…я не стану этого делать, - кусая губы, шепчет он. Я вижу в его янтарных глазах горячий и дерзкий огонек самоотверженности. Да, пожалуй, такой скорее умрет, чем сделает то, что противоречит его принципам. Вот незадача. Значит, придется его убить. Однако я ничего не успеваю сказать. Ясон встает с места и резким движением сбрасывает с себя халат. Я едва удерживаюсь от восторженного стона. Жемчужно-белое тело, увитое мускулами, к красоте которого невозможно привыкнуть. Оно сводит меня с ума. Мой рот моментально наполняется слюной, а руки сами собой до хруста сжимают подлокотники кресла. - Делай то, что тебе говорят, Никки, - голос Минка звучит холодно, с нотками той завораживающей ледяной чувственности, которые поднимут даже покойника. - Но я…как же я могу? – тот жадно хватает губами воздух. - Делай. То, Что. Тебе. Говорят. Каждое слово – как удар хлыста. Минк ложится на разобранную постель, заложив руки за голову. Его тело на голубых шелковых простынях кажется диковинным цветком, блистающим и белым, как ледники высоко в горах под солнцем. Единственный. Прекрасный. Совершенство. На мгновение у меня вдруг появляется сомнение в правильности моей затеи. Что я делаю? Зачем хочу его унизить?.. Это ведь все равно, что изнасиловать собственную душу. Но он раздвигает ноги, и я… Все мысли, все сомнения, все моментально исчезает. Остается только желание – неконтролируемое, дикое, звериное. Желание на грани ненависти. Ненависть на грани восхищения. - Приступай, - говорю я фурнитуру; мой голос звучит низко и сипло, совсем по-звериному. – Не забудь использовать вот это! – я бросаю ему крошечный флакончик, выточенный из цельного изумруда. – Это масло эльфийских роз. Я специально привез его для твоего хозяина, - со смешком добавляю я. Сосредоточенный и бледный, фурнитур становится между широко разведенных ног своего господина, окунает свои пальцы в масло и наклоняется. Когда его указательный палец касается темно-розового, чуть припухшего ануса, я с трудом сдерживаю стон. Я ведь знаю, очень хорошо знаю, каково это чувствовать пальцами упругие, раскаленные, бархатистые стенки, которые пульсируют, обволакивают, сжимаются!.. И рыжий тоже знает, тоже чувствует: на лбу его выступает пот, вены на висках вздуваются. А что чувствует лежащий перед ним белокурый мужчина, в теле которого он сейчас бесстыдно хозяйничает?.. Когда фурнитур добавляет третий палец, Минк дергается и закрывает глаза. - Нет, смотри на меня! – глухо рычу я, торопливо и жадно сглатывая ставший раскаленным воздух. – А ты чего застыл? – злобно окрикиваю фурнитура. – Забыл, где находится простата?.. Рыжий вздрагивает, движения его руки становятся интенсивнее. И – вот оно!.. Минк громко стонет, тело его выгибается дугой, а потом…потом… Дьявол тебя забери, что же он такое делает?! ЯСОН Ты хочешь унизить меня, Арес?.. Растоптать мою гордость?.. Подчинить меня своей воле, раз и навсегда указав мне, где теперь мое место?.. Не выйдет, господин завоеватель. Видимо, ты забыл, с кем имеешь дело. Умение подчинять – у меня в крови, умение манипулировать заложено в моей ДНК. А, кроме того, туда еще заложено и умение соблазнять, играть на животных, низменных инстинктах у таких, как ты, генерал. Ну, что ж, посмотрим, кто кого, Арес. Ты задумал превратить меня в куклу для секса?.. Ты и опомниться не успеешь, как я превращу тебя в похотливое животное. «Делай то, что делаешь, и ничему не удивляйся», - подаю я знак Лису на языке жестов, который мы когда-то с ним придумали. Он чуть заметно кивает. Я на мгновение замираю, сосредоточенно прислушиваясь к ласкающим движениям Никки внутри моего тела. О, да, он хорошо знает свое дело, сказывается многолетний фурнитурский опыт. Секунды мне хватает для того, чтобы настроиться на удовольствие и отпустить свое тело на свободу. И – вот оно!.. Возбуждение волнами пробегает по моему телу. Моя плоть наливается кровью и становится каменной. Я раскрываю, распахиваю ноги настолько широко, насколько позволяет растяжка, и начинаю ритмично двигать бедрами в такт движениям руки Лиса. Как говорят в Цересе, «обломитесь, господин генерал». Ты хотел, чтобы я сейчас на твоих глазах корчился от стыда и унижения?.. Хорошо, я буду корчиться, но только от удовольствия. Я вижу, как расширяются зрачки у Ареса, как его побелевшие пальцы судорожно цепляются за кресло. Он дышит тяжело, с хрипом, как загнанный зверь. И его мощная грудь ходит ходуном так, что звенят аксельбанты. Ах, как же тебя разобрало, Арес!.. Не каждый ведь день можно увидеть пэт-шоу, где в главной роли выступает мужчина, которого ты безумно хочешь сломать. Да что там говорить, которого ты просто безумно хочешь. Я издаю протяжный, сладостно-пошлый стон и забрасываю левую ногу на плечо Никки. Контрольный выстрел, господин генерал – в самое твое сердце, а, точнее, ниже пояса. И мой выстрел достигает цели. С рычанием подхватившись с места, Арес, сжав кулаки, бросается на Лиса. Глаза его сверкают яростью. Или я чего-то не понимаю, или это самая настоящая вспышка ревности. Сам виноват, доблестный генерал, не нужно было меня провоцировать. Но только Рыжего я тебе калечить не позволю. Блонди двигаются быстрее ветра: я вскакиваю, отталкиваю Никки в сторону и, перехватив генерала за талию, швыряю его, опрокидываю на постель. Он делает попытку вырваться, но я, навалившись на него сверху, крепко фиксирую обе его руки у него над головой. - Никки, оставь нас, - вполголоса быстро приказываю я, не отводя своих глаз от глаз Ареса. Он молчит. Его сердце тяжело и гулко бьется рядом с моим сердцем. Его глаза, черные от ярости и желания, напротив моих глаз. Пауза затягивается. Я медленно сжимаю руку на его горле, чувствуя, как в висках у меня неистово стучит кровь. Да, я сейчас легко, одним движением руки могу свернуть ему шею. Но чего я этим добьюсь?.. Гриндеры не простят мне смерти своего предводителя, император Кориан не простит мне смерти своего сына. А Амои, как ни печально, принадлежит сейчас гриндерам и императору. Я не боюсь смерти, и своей жизни мне нисколько не жаль: я перестал дорожить ею еще три года назад, когда меня, полумертвого, вытащили из-под обломков Дана Бам. Но Танагура будет разрушена. Блонди будут уничтожены. И я даже не представляю, во что, в конечном счете, превратят Амои гриндеры. А потому я обязан держать свои эмоции в узде и придерживаться выбранной линии поведения, как бы мучительна она для меня не была, каким бы бесчестием она для меня не оборачивалась. Все так же медленно, неотрывно глядя в глаза Аресу, я убираю руку с его шеи. - Я, кажется, немного вышел из роли, - усмехаюсь я, наклоняясь над Аресом так, что мои волосы падают ему на лицо и на грудь. Генерал тяжело дышит. Он, кажется, так и не успел понять, чем он мгновение назад рисковал. Ярость в его глазах уступает место грубой и необузданной, почти животной похоти. - Никто не смеет прикасаться к тебе, Минк. Никто, кроме меня, - хрипло дышит он мне в лицо. – Я, единственный, имею право входить в твое тело. И я разорву на части любого, кто посмеет прикоснуться к тебе. - Но ведь ты сам приказал Доминику, - я наклоняюсь еще ниже, так что мои губы почти касаются его губ. - Да, сам. Потому, что я идиот. Потому, что я и сам не думал, что настолько тебя хочу. До безумия, до умопомрачения, до смерти. Его желание упирается мне в бедро. Я слегка меняю положение тела так, чтобы наши члены соприкасались, и делаю несколько плавных движений, имитируя соитие. Он с рыком впивается мне в губы. - Ты – дьявол, Минк. Самый настоящий дьявол. Ну, раз уж ты улегся на меня, покажи, какой из тебя топ. - Ты уверен? – я продолжаю двигать бедрами, от чего между нашими телами вот-вот, кажется, вспыхнут искры. - Да, черт возьми! – рявкает он. Я не заставляю себя долго упрашивать. Я делаю так, как он хочет, и уже через несколько минут он стонет от наслаждения, яростно подмахивая мне бедрами. Он горячий, тугой и узкий, и он с жадностью стискивает меня в своем теле. Да, видимо, господин генерал далеко не каждому своему партнеру оказывает подобную честь. Ничего не поделаешь – сказывается комплекс завоевателя. Однако никакие комплексы не мешают сейчас Аресу искать удовольствия и получать удовольствия в моих объятиях. И, нужно отдать ему должное, он – великолепный любовник во всех отношениях и в любой роли. Наши тела жадно сливаются в едином ритме, грубом и бесстыдном, больше напоминающем пляску дикарей. Оргазм накрывает нас одновременно, соединяя, сжигая нас в едином пламени. Однако я себе контролирую: пружиня на руках, я тут же откатываюсь в сторону и ложусь рядом. Арес не пытается меня удерживать. Тяжело дыша, раскрасневшийся, растрепанный, в полурасстегнутом мятом мундире, который я так и не удосужился с него снять, он приподнимается на локтях и задумчиво глядит, как из него на простыни вытекает мое семя. Затем косится на меня – с любопытством, удовлетворенно, но все так же хищно. - А у тебя в этом деле талант, Консул. Ты знаешь, как доставить удовольствие мужчине, как снизу, так и сверху. Честно говоря, я давно так ни под кем не кончал. Спасибо. - Да на здоровье, - глядя в потолок, равнодушно роняю я. Его глаза с жадностью шарят по моему телу. Да, секс-марафон мне сегодня ночью обеспечен. Черт! За свои неполные тридцать три года я попадал в разные ситуации, бывало, находился на волосок от гибели, но еще никогда, ни разу мне не приходилось ночи напролет заниматься сексом с человеком, которого я ненавижу. Впрочем, ненависть не мешает мне получать удовольствие в постели: генерал не только утоляет со мной собственную страсть, но и всегда старается добиться моего оргазма. «Обожаю смотреть, как ты кончаешь», - каждый раз нашептывает он мне. - А с этим своим…Советником…ты чаще был сверху или снизу? – неожиданно спрашивает Арес. Я невольно фыркаю (ну, что за бабское любопытство, господин генерал?), но все же отвечаю: - По-разному. Он – универсал, как и я. Каждый из нас получал от другого то, что хотел, то, что ему в данную минуту было нужно. - Понятно. Генерал вдруг резко переворачивается, накрывая меня своим телом. - Вот только со мной такой номер не пройдет, Минк, - он горячо дышит мне в лицо, скользит щекой по моей щеке и груди, по-звериному жадно меня обнюхивая. – Ты слишком красив для того, чтобы доминировать в сексе. - Железная логика, - я позволяю себе усмехнуться. – Иными словами, красота существует для того, чтобы ее трахать, так? - В твоем случае, да, - шепчет он, присасываясь к моей шее, и почти тут же грубо втискивает пальцы в мое тело. – Черт возьми, Ясон, ну, какой же ты… шелковый там, внутри… Раскройся, впусти меня, сделай мне хорошо. Я закрываю глаза, заставляя свое тело настроиться на его ласки. Что ж, чем больше времени господин генерал будет проводить в моей постели, тем меньше времени у него останется на осуществление его планов в отношении Цереса. Хочешь удовольствий, Арес?... Я тебе их дам. Но даже не думай, что ты сможешь делать с моей планетой то же самое, что делаешь со мной. Ее-то поиметь я тебе не дам. А для этого хороши все средства. В том числе и… ЭРИК ДАРК …Я смотрю на себя в зеркало, наблюдая за трансформацией. Забавно выглядит, если отключить мозги от происходящего. В течение семи минут моя внешность преображается. Волосы приобретают цвет и блеск воронова крыла – я тут же закручиваю их в тугой узел на затылке. Радужка глаз наливается чернотой, губы приобретают сочный вишневый оттенок. А кожа напоминает золотой песок, нет, бронзу. Невольно провожу рукой по щеке: нет, она все такая же мягкая и шелковистая, изменился только цвет. Личность меняется более тонко: мое «я» никуда не девается и не исчезает. Я есть, и я по-прежнему есть я. Вот только как будто бы некая дверь внутри меня приоткрывается, и я выхожу, вырываюсь на свободу. Туда, где нет долга и правил, туда, где я могу и имею право бороться. Мои движения становятся более резкими, даже в какой-то степени развязными. Из голоса исчезает лед и бархатистая вкрадчивость: он звенит, искрит и переливается подобно сверкающей на солнце стали. Кто же я теперь?.. Кто я? Я – это я. Плюс еще Кто-то – тот, кого я любил, и тот, чья любовь навсегда отпечаталась на мне и во мне, и нужно только этот отпечаток извлечь наружу. А для этого есть средство. Средство, которое нашел и предложил мне использовать один из самых дорогих для меня и самых преданных мне людей. Человек, которому я всецело доверяю. - Действия капсулы хватит на семь часов, - позади меня в зеркале отражается бледное, взволнованное лицо со шрамом. – Для того, чтобы продлить ее действие, нужно принять еще одну. Для того, чтобы выйти из трансформации раньше положенного времени – проглоти вот это, - он протягивает мне круглую розовую таблетку. – Не перепутаешь? Он повторяет мне это всякий раз перед обращением, как малому ребенку, типа «не забудь», «не опоздай», «не перепутай». Тоже мне – рыжий нянь!.. - Я еще не страдаю склерозом, рыжик, - усмехаюсь я, хищно обнажая ровные белые зубы. - И еще, - он внимательно окидывает меня глазами, как художник, собирающийся придать заключительный штрих своей картине. – Вторую капсулу постарайся не использовать – держать камеры на ложном воспроизведении более семи часов опасно. …Ребята ждут меня на пустыре возле одной из цересских свалок – члены банды «Ночные волки» плюс так называемые «свободные стрелки». Ровно 24 человека. Немного, но как раз то, что мне сейчас нужно – небольшая мобильная группа отчаянных, преданных мне парней. Все наши вылазки происходят, не в пример другим группировкам, исключительно в дневное время, потому что ночью… В общем, по ночам я занят и встречаться с ними, а, тем более, вести на дело не могу. - Полиция сегодня утром арестовала 10-ть человек по подозрению в нападении на гриндеров, - докладывает мне Ланс, сидя верхом на своем байке, так похожем на серебристо-черного дракона. – Ребята, разумеется, ни сном, ни духом, но после того, как с ними поработали гриндеры, они во всем сознались. Через полчаса их должны расстрелять на площади возле мэрии. Что ты думаешь с этим делать, Дарк? Нахмурившись, я вытряхиваю из пачки сигарету. Руки мои всегда в перчатках, я не снимаю их даже, когда ем или моюсь после вылазок. Именно руки могут меня выдать: такая форма кисти, лепка пальцев и запястий на Амои может быть только у одной касты, у… - Здесь и думать нечего, - затягиваясь дымом, решительно говорю я. – За все наши «подвиги» отвечаем только мы сами. Да и этих мудаков с Крокена не мешает лишний раз поучить уму разуму. Мы не допустим расстрела невиновных. Вместо монгрелов на площади возле мэрии лягут гриндеры. Надеюсь, все со мной согласны? Мои слова парни встречают на «ура». Времени остается совсем мало. Мы берем спрятанное в мусорных баках оружие и заводим байки. Я привычным движением запрыгиваю на мотоцикл позади Ланса. - Ты еще не передумал, Дарк? – заводя мотор, тихо спрашивает он. - Ты о чем?.. Он оборачивается и демонстративно выдыхает мне в лицо. Я с трудом удерживаюсь от смеха. Свежая мята пополам с бренди. Надо же: он и вправду почистил зубы. Наверное, в первый раз в своей жизни. - Ну как? – застенчиво спрашивает он. Я все-таки не выдерживаю и смеюсь. - Нормально. Заканчивай-ка эти брачные танцы, лосяра. Думай головой, а не тем, что ниже, иначе нас подстрелят, как бродячих кошек. Он со вздохом давит на газ. - Ты не думай, Эрик, я не отступлюсь. Ты все равно будешь моим, все равно будешь со мной. - Закатай губу, ромео, - хмыкаю я, вцепившись в его пояс. Байк с ревом срывается с места. …В ходе этой операции мы потеряли троих. Гриндеры – около трех десятков. Полицейские же мидасцы в нас стрелять не стали – они сразу сложили оружие. Оказывается, даже копы, встав перед выбором, делают его не в пользу захватчиков. А в это же самое время в башне Эос, в одном из самых роскошных кабинетов сидит за столом белокурый красавец с холодными синими глазами, скользя безразличным взглядом по экрану компьютера. Это изображение попеременно мелькает на всех камерах внутреннего наблюдения в скрытом от посторонних глаз блоке аппаратной, перед которым денно и нощно караулят суровые мужи со свастикой Крокена на мундирах. «Люблю хорошие голограммы, - усмехается рыжий мужчина, то и дело нервно потирая шрам на щеке; его тонкие, как антенны, пальцы колдуют около камер видеонаблюдения, проворно и почти с нежностью набирая одному ему ведомую комбинацию цифр. – И люблю доверчивых идиотов, которые никогда не прочь подрочить на эти самые голограммы в рабочее время. Всегда говорил, что один приличный хакер стоит десятка озабоченных недоумков-гриндеров». …Приговоренные к смерти монгрелы, которых мы спасли, избитые и искалеченные, представляли из себя печальное зрелище: они не могли не только самостоятельно идти, но и даже двигались с трудом. - Заберем-ка их с собой, - предложил Ланс, подумав. – В трущобах у нас можно спрятать даже тяжелую артиллерию, а уж какой-то десяток парней, так это вообще плевое дело. - Как знаешь, - не стал спорить я. Мы погрузили раненых в небольшой автомобиль из тех, что были припаркованы около мэрии, и тихо мирно слиняли. Когда через десять минут на место перестрелки прибыло подкрепление из вооруженных до зубов гриндеров, свидетелей происшествия, как обычно, не оказалось. Мидасские полицейские клятвенно заверяли, что они находились в здании мэрии и ничего не видели. А народ, бывший в то время на площади и наблюдавший потасовку, как всегда, ослеп и оглох… …Сжав в пальцах сигарету, я стою у огромного плаката на стене ратуши, с которого в упор смотрят на меня жестокие и властные глаза генерала Ареса. Ты не любишь играть в шахматы, генерал?.. Хорошо, давай поиграем в Зорро.