И падает камень тяжёлый, Лунную гладь разбивая, И исчезает лик светлый…
С тихим вздохом откладывает исчерканный вдоль и поперёк свиток, протягивает руку и нежно касается тоненького стебелька вьюнка, посаженного в маленький глиняный горшочек. Белый цветок трогательно беззащитен, он распускается только днём, при свете яркого солнца. Живое пятнышко на фоне смутных теней. Эльфийка зачарованно смотрит на него, а в мысли прокрадываются воспоминания, но не об утерянном прошлом, а совсем недавние, которые она бы и рада была забыть. Тёмный зал, постамент, два камня: изумрудный и алый. Её ладонь, робко дотрагивающаяся до одного из них. Знакомое ощущение, как будто уже держала в руках нечто подобное раньше. Томительное ожидание в своих покоях. Ледяная ярость врывающегося Гальбаторикса. И странные его слова: «Значит, предпочла обречь того, кто тебе предназначен, на вечные страдания, но не покориться мне? Надеюсь, ты рада услышать, что Муртаг оказался более сговорчивым. Скоро он принесёт клятву, а Сапфира и Торн составят прекрасную пару. Алагейзия содрогнется от мощи нового Ордена. А ты пожалеешь, что родилась на свет». Не отдавая отчёта в собственных действиях, Арья крепко прижимает вазочку с вьюнком к груди. Ей сейчас так нужен якорь, пусть даже самый хрупкий и ничтожный, за который можно удержаться в этом бушующем море неподвластной пониманию реальности. «Сапфира – это дракон Эрагона, мальчика, чьим гостеприимством, если можно так выразиться, пользуюсь я сейчас. Драконы вылупляются из яиц, напоминающих огромные драгоценные камни, так похожие на те, что лежали на постаменте. Значит ли это, что Гальбаторикс ожидал, что я тоже должна была стать Всадницей? И пришёл в ярость, когда этого не произошло? Решил, что я специально подвела его? Но, возможно, мое предназначение иное, а изумрудный дракон ждёт кого-то другого, потому и не вылупляется? Но как убедить в этом короля? Он и раньше был зол на меня, а теперь потерян последний шанс вновь заслужить его милость». Арья ставит вазу обратно на стол и отворачивается к окну. Растерянность и чувство вины постепенно начинают сменяться раздражением. Человеческий город сводит её с ума своей удушливой вонью. Запах давно не мытых тел истерзал чуткий эльфийский нос. Арье кажется, что она сейчас живёт на гигантской свалке отходов. Впрочем, этот город и есть одна большая помойка, в которой скоплена вся мерзость, гнусность и подлость, какая только совершалась в мире, а если и попадают сюда случайным образом крупицы доброты или справедливости, то перегнивают, сливаясь с общей массой. Время, проведённое в королевском замке, запомнилось лишь вежливыми улыбками и сильными духами, однако ни то, ни другое не могло скрыть всю внутреннюю грязь, впитанную этими существами ещё с молоком гулящих матерей. «Как могла я оставить свой народ, чтобы жить с ними?» Но любые попытки вспомнить хоть что-то, предшествовавшее пробуждению в покоях королевского дворца, приносили лишь пустоту, боль и разочарование. Мысли напоминали небрежно сшитые из жалких лоскутов пёстрые тряпки выступавшего на площади шута. Стоит дёрнуть за торчащую нитку, и всё расползётся по швам. «Как вообще я могла здесь жить?». Когда-то она, наверное, спасалась, отгородившись от реальности с помощью магии. Сейчас же это искусство стало недоступно. Древний язык, её родной язык, стёрся начисто, весь, до единого слова. Арье пришлось заново изучать алфавит. Это было унизительно, но, по крайней мере, оставалась надежда когда-нибудь восстановить потерянные знания с помощью книг. А вот прошлая жизнь отныне отрезана от неё навсегда. В краткую историю, рассказанную королём, Арья не верила. Слишком много в ней было нестыковок. Гальбаторикс даже не соизволил приложить усилие и придумать что-то относительно правдоподобное. Похоже, переложил эту ответственность на плечи её нового «хозяина». Мальчишка смотрел на неё влюблёнными глазами, безуспешно пытаясь скрыть своё вожделение. Арья удивлялась, почему он до сих пор ещё не пришёл и силой не взял то, что ему так хочется. Видимо, не хватало уверенности в себе. Не в светлых же душевных помыслах дело. С наслаждением скинув с себя вычурное красное платье, эльфийка облачилась в простые тёмные штаны и рубашку, которые принесли слуги по её распоряжению.Эта одежда была удобнее и, как Арье отчего-то думалось, намного для неё привычнее. И пусть человеческие женщины закутываются в дорогие неудобные тряпки и обвешиваются различными безделушками. Она же не человек. Пока Арья спускалась во двор, где должны были проходить их тренировочные поединки со Всадником, прислуга пыталась незаметно исчезнуть в ближайших коридорах.Казалось бы, люди, живущие бок о бок с драконом, должны быть морально устойчивыми ко всему, но, видимо, с существованием эльфов их психика ещё не успела смириться. Спустя половину дня Арья стояла в центре просторной площадки во дворе, подставив бесстрастное лицо под солнечные лучи. Юный Всадник лежал, раскинув руки и, тяжело дыша, тоже смотрел на небо. По правде сказать, эльфийке с досадой пришлось признать и тот печальный факт, что её тело помнит фехтовальные навыки куда лучше, чем разум. Арье становилось не по себе от одной только мысли, насколько же большая часть её личности стёрлась в результате… в результате чего? Память подбросила сразу несколько противоречащих друг другу картинок. Одни любезно передал король, другие она почерпнула из памяти вельмож, в присутствии Гальбаторикса же, третьи выловила сама у первых встречных, а четвёртые, видимо, являлись ошмётками её собственных воспоминаний. И весь этот сумбур не складывался в единую картину, заставляя Арью чувствовать себя бледной копией, тенью прежней себя. Она ощущала свою силу, магическую и физическую, но не знала, как именно рационально использовать её. Всадник мученически вздохнул и, пошатываясь, поднялся на ноги. Он весь раскраснелся, волосы торчали в живописном беспорядке, а глаза восторженно блестели каждый раз, когда он смотрел на неё. Оставалось лишь надеяться, что она сумеет восстановить хотя бы часть своих былых навыков до того, как мальчишка осознает свою власть и приступит к решительным действиям. Они вновь схлестнулись в поединке. Арья честно пыталась контролировать ход боя, осознанно нанося цепь ударов, пытаясь застать противника врасплох. Судя по тому, что тело подчинялось неохотно, будто бы не понимая, зачем его заставляют действовать так, когда есть множество других, гораздо более легких и изящных способов мгновенно одержать победу, получалось плохо. Она так погрузилась в безуспешные попытки найти спасительную гармонию между командами разума и движениями рук, что не услышала приближение постороннего. - Какое печальное зрелище. - Меч дрогнул и рассёк мальчишке запястье. Тот охнул, выронил оружие и принялся поспешно исцелять рану. Арья выпрямилась и медленно обернулась. Кажется, она не знала этого человека. Никогда не видела, не слышала и даже не подозревала о его существовании. Это утверждал рассудок, нервно раскручивая запутанный клубок разрозненных воспоминаний. Но интуиция просто вопила об обратном. Она совершенно определённо и абсолютно точно видела, слышала и знала того, кто сейчас стоял перед ней. Арья мимолётно покосилась на Всадника. Юноша заметно побледнел при виде их гостя. Быстро наклонился и подобрал меч, не отводя взгляда от колдуна. Тот, в свою очередь, не обратил на него ни малейшего внимания, прожигая Арью хищным взглядом кроваво-красных глаз. - Не удостоит ли меня прекрасная леди великой чести сойтись с ней в поединке? - колдун изобразил шутовское подобие поклона, отбросил в сторону свой роскошный плащ и взялся за рукоять меча. Арья молча приняла защитную стойку. Первый же удар сломал ей запястье. Второй презрительно швырнул в грязь. Стоя на коленях, оглушённая мощью чужой силы, она потерянно смотрела на тонкую насечку, пересекающую лезвие светлого клинка, упирающегося в её шею. Разум заходился от подступающего страха, а в груди, наоборот, пробуждалось что-то страшное, мирно дремавшее до этого момента. В воздухе разлилось напряжение. Казалось, можно потрогать пальцами незримую тонкую нить, протянувшуюся между алыми и зелёными глазами. - И это всё, на что ты способна? Теперь понятно, почему король не нашёл тебе лучшего применения. Похоже, что быть игрушкой для ребёнка - это предел твоих нынешних возможностей, - эльфийке показалось, что ей отвесили звонкую пощёчину. Напряжённо вибрирующая нить лопнула с тихим мелодичным звоном. Мир вокруг неожиданно потемнел, сузился до одного маленького пятна. А внутри вспыхнула яркими искрами жгучая ненависть, разгораясь в гигантский костёр и распаляясь неистовым пожаром, беспощадной стихией, пожирающей всё на своём пути, оставляя лишь одну единственную, простую и понятную, необходимую как воздух цель: уничтожить. Обратить в пепел, стереть в пыль, прах под ногами, чтобы не осталось ничего, ни единого штриха на безупречной структуре миропорядка. Это безумное, родившееся где-то в потаённых глубинах души желание выплавилось в острие обоюдоострого меча, выкристаллизовалось и замерло дрожью на кончиках пальцев. А потом сорвалось магическим ударом. Без всяких слов. В следующую секунду Арья взвилась с места и бросилась в атаку. Тело двигалось само, на одних лишь рефлексах, Арья танцевала на грани, поскольку ограничений, пределов и запретов для неё сейчас не существовало. Была лишь цель, ставшая единственным смыслом существования. Дикая магия хлестала потоками чистой первозданной силы, ещё не прирученной, не закованной в кандалы слов Древнего языка Серым народом. И получала не менее яростный отпор. Тёмные, чуждые светлому волшебству эльфов заклятия пытались одержать верх, снова смять, сокрушить, поставить на колени. А в следующий миг их отшвырнуло друг от друга в противоположные стороны. Арья грациозно приземлилась на ноги. Колдун небрежно отряхнул с рукава невидимую пылинку. Они были вновь готовы схлестнуться, но чья-то третья сила прочно удерживала барьер между ними. - Повеселились и хватит, - раздался усиленный магией голос. – Я жду от вас троих плодотворного сотрудничества. А я не люблю разочаровываться в своих ожиданиях. Эрагон, проследи, чтобы между вами больше не возникло недопонимания. Ощущение посторонней давящей тяжести пропало, как не бывало. Откуда-то справа раздался судорожный прерывистый вздох. Арья опустошённо оглянулась туда. Мальчишка Всадник смотрел на недавнее поле боя огромными глазами. На лице его застыла маска неподдельного ужаса пополам с обречённым смирением. - Ну что же, - весело заявил колдун, насмешливо обводя их взглядом и подхватывая свой плащ. – В таком случае, предлагаю временно позабыть наши разногласия и заняться делом, - после чего невозмутимо повернулся спиной и направился в сторону каким-то чудом непострадавшего во время дуэли особняка, даже не оборачиваясь, чтобы удостовериться, что они идут за ним. Эрагон покорно побрёл следом. А Арья ещё некоторое время в полном одиночестве стояла посреди развороченной площадки, пытаясь собраться с мыслями. Она не понимала, что на неё нашло. Откуда взялась эта всепоглощающая ненависть к тому, кого она видит впервые в жизни. А ещё, хоть ей и тяжело было в этом признаваться даже самой себе, та лёгкость, с которой Гальбаторикс разнял их, словно неразумных детей, подравшихся в песочнице, напугала её до дрожи.***
Солнце стояло в зените. Лошади, утомлённые жаждой, устало брели, понукаемые ударами хлыста. Точнее, такими варварскими методами подгоняли животных только они с шейдом, эльфийка, как краем глаза заметил Эрагон, периодически нашёптывала что-то своему вороному, с белой «звёздочкой» на лбу, скакуну, отчего тот сам послушно ускорял свой шаг. Всадник тоже пытался по возможности щадить своего Сноуфайра, а вот их предводитель, Эрагон бросил недобрый взгляд в сторону возглавлявшего процессию колдуна, успел загнать уже вторую лошадь. Третью пришлось покупать в ближайшей деревушке, мимо которой они проезжали. Там у одного крестьянина они обогатились на одну ярко-рыжую кобылу, которая, как злорадно отметил про себя Эрагон, прекрасно гармонировала со своим новым владельцем по цветовой гамме. А вот отряд ургалов, в самом хвосте которого юноша сейчас плёлся, продвигался всю дорогу самостоятельно. Всадник только диву давался, как рогачи умудрялись так быстро перемещаться на своих коротких кривых ногах. Вонь от ургалов, бегущих под нещадно палящим солнцем пустыни, стояла невыносимая. Оставалось только удивляться, как эльфийка и шейд, обладающие более чутким обонянием, чем сам Эрагон, умудрялись вообще как-то дышать. Может быть, именно поэтому шейд загонял очередную лошадь в самом начале отряда, словно пытался сбежать от неотступно нагоняющих его зловонных флюидов, а лицо эльфийки, скачущей в середине процессии, имело очень интригующую бледность, на сколько мог оценить Эрагон, пока безнадёжно не отстал. Радостью жизни лучилась только Сапфира, резвясь высоко в чистом небе. Всадник периодически тоскливо поглядывал наверх, пытаясь разглядеть сквозь клубы пыли, поднятой проклятыми ургалами, крылатую подругу, совершающую в воздухе затейливые трюки. Завидовал он ей сейчас по-черному. Эрагон прекрасно помнил, что предшествовало его теперешнему незавидному положению. Во время знакомства Дарзы с Арьей, Всадник использовал весь свой магический резерв, чтобы удержать защитные чары на своём доме, архитектура которого его совершенно устраивала, и делать кардинальную перестройку он в ближайшее время не собирался. Лишь благодаря своевременному вмешательству Гальбаторикса, поместье всё-таки устояло. Потом была пародия на военный совет, во время которого Эрагон понял, что чувствует меч, оказавшийся между молотом и наковальней. А потом остался лишь отряд ургалов, солнце, пыль и дорога, ведущая в бесконечность и обрывающаяся где-то у гномьего бога огня Морготала в глотке. Эрагона изрядно удивляло, как вардены до сих пор не заметили, что у них на пороге скапливают свои силы ургалы и куллы (право слово, они должны были хотя бы почуять!), этот отряд был последним, после их прибытия планировалось начинать наступление по всем фронтам. Основной удар придётся за пределами основного укрепления варденов и гномов, чтобы выманить из города всех защитников. А потом они дождутся сигнала от своих шпионов, пробьют себе путь по одному из заброшенных тоннелей в самое сердце вражеского укрепления, захватят его изнутри и ударят по противнику с тыла. Эрагон вспомнил, с каким радостным воодушевлением поведал им об этом шейд, и мрачно скривился. Перед глазами снова и снова всплывало изображение Кантоса. Оставалось надеяться, что Муртаг не решился податься в повстанцы и не попадёт в эти мельничные жернова.***
Муртаг лежал на спине, заложив руки за голову, и умиротворённо смотрел на ясное безоблачное небо. Он и не надеялся снова когда-нибудь увидеть его после пленения. «Крестьянина, конечно, жаль. Бедолага оказался втянут во всё это совершенно случайно. Да и мы здорово переоценили свои силы, пытаясь противостоять раззакам. Зато у меня появился Торн», - мысли текли вяло и лениво. Алый дракон мирно дремал, положив треугольную голову на колени своему Всаднику. Им обоим пришлось нелегко, и теперь они радовались временно обретённому покою и безопасности. Глупо надеяться, что Гальбаторикс забудет об их существовании, возможно, следующий шанс передохнуть представиться совсем не скоро, так что этим моментом стоит основательно насладиться. «А братишка-то не изменился. Как был совершенно непредсказуемым, так и остался. Дражл разберёт, на чьей он стороне и что выкинет в следующий раз». На всякий случай, из того места, где оставила его сапфировая дракониха, Муртаг поспешил убраться со всей возможной прытью. «Как тебе понравился полёт?», - внезапно поинтересовался Торн. Муртаг усмехнулся, чувствуя в сознании дракона ревностные искорки. Протянул руку и погладил его по кожистому крылу. «Уверен, ты будешь гораздо маневреннее этой неповоротливой драконихи», - успокоил он своего питомца со всей возможной искренностью. – «Скоро и мы полетим. И никто, ни на земле, ни в небе, не будет нам указом».