Неушедшие

День за днём Маэдрос просыпался, ни о чём не думая. Когда над Эндорэ разгоралась заря Первой эпохи, его время было до предела заполнено делами: то он пытался предугадать действия Моргота, то продумывал стратегию, которую можно ему противопоставить, то хватал за шкирку братьев, чтоб они не поубивали ни друг друга, ни прочих эльфов. Теперь, оглядываясь назад, он видел и в одном, и в другом, и в третьем куда больше поражений, чем побед. Первые годы Второй эпохи его жизнь была почти что растительным существованием: сознание ускользало то в сожаления о прошлом, то в полубезумие. У брата дела обстояли несколько лучше; можно было даже усмотреть некую иронию в том, что в конце концов именно Маглор оказался сильней их всех. Теперь Маэдрос не строил планов больше чем на день. Ему казалось, что если ничего не ожидать и не предполагать, можно избежать неожиданностей – хотя этот способ не срабатывал снова и снова. Он всегда считал Маглора самым предсказуемым из братьев. Келегорм, Карантир и Куруфин доставляли ему немало забот, однако он всегда мог положиться на Маглора, самого рассудительного и уравновешенного из семерых. Певец не находил никакого удовольствия в том, чтобы заставать врасплох друзей и близких. Однако временами такое случалось и с ним – как сегодня, например, когда Маэдрос обнаружил, что брат не спустился к завтраку. - Химэдель, - позвал Маэдрос управляющего. – Где Макалаурэ? - Он уехал рано утром, ещё на рассвете, - последовал ответ. - Так рано? – Маэдрос нахмурился. – Он взял коня? А охрану? Узнав, что младший уехал верхом, но никого с собой не взял, феанарион нахмурился ещё сильнее. Маглор никогда не уезжал один, не сказавшись брату. Никогда – кроме как… Маэдрос в задумчивости принялся за свой завтрак. Как странно, что он умудрился почти позабыть, какой сегодня день. В этот день, столетия назад, они напали на лагерь валинорского воинства; в этот день они утратили два последних Сильмарилла: один достался недрам земли, другой – морским глубинам. Левая рука феаноринга никак не отозвалась на воспоминание: ни боли, ни онемения – не лучше и не хуже, чем обычно. «Кажется, я знаю, куда направился Макалаурэ: к морю». Маэдрос ни за что не сумел бы отыскать ту расселину, в которую бросил Камень и едва не бросился сам. Может, валар после Войны Гнева стёрли её с лица Арды – а может, он сам постарался стереть из памяти её местонахождение. Попытки вспомнить не дали результата. Да, его по-прежнему тянуло к Сильмариллу – однако Камень оставался по-прежнему недостижим, и лишь в минуту слабости Маэдрос позволял себе ощутить эту неутолимую жажду. Маглор отдал свой Сильмарилл морю. Морю, которое по-прежнему оставалось дорогой домой – но была ли эта дорога им открыта, братья не знали. Первые годы после Войны Гнева Маглор не решался оставлять Маэдроса в одиночестве: старший был ещё слишком не в себе. Однако позже певец всякий раз, как они оказывались недалеко от моря, шёл на берег: увидеть его, ощутить иллюзию близости Камня – и далёкого дома, по-прежнему притягивавшего эльфа. Маглор всегда возвращался, и Маэдрос сперва решил его дождаться. Однако день перетёк в другой, а потом и в третий, и Маэдрос, хоть и знал, что брат вернётся не раньше чем через неделю, вдруг почувствовал себя неуютно без его присутствия рядом. Дни казались бесконечными и бесконечно-нудными – как и большинство дней в эльфийской жизни, признался сам себе Маэдрос. Заняться было нечем, и он решил отправиться вслед за братом. С помощью Химэделя он напёк себе лембасов, выкупался и лёг спать, а на следующее утро двинулся в путь в одиночестве. Времена выдались на удивление мирные, и он не желал делить эти дни ни с кем, кроме брата. Ближний к их крепости морской берег располагался к северу, и Маэдрос направился туда. Он не знал, где именно искать брата, но полагался на семейное чутьё, что могло заменить любую карту. Чутьё его не подвело: сперва он наткнулся на коня Маглора, который пасся недалеко от берега. Маэдрос оставил свою лошадь там же и принялся карабкаться на глинистый холм. Маглора видно не было, и Маэдрос, рассудив, что брат вряд ли стал бы оставлять коня далеко позади, пошёл вдоль берега на запад. Он услышал Маглора раньше, чем увидел – и застыл на месте, едва осознал, что именно тот поёт. «Нолдолантэ». Та самая песнь, что звучала тогда в лагере валинорского войска. Маэдрос почти позабыл её – но сейчас, услышав снова, будто наяву ощутил грубую верёвку, которой были стянуты его руки, когда он пришёл в себя и услышал пение брата. Маэдрос никогда не слышал эту песнь полностью. Как упомянул однажды Элронд, она была длинной и столь же прекрасной, как другие произведения Маглора. Элронд считал «Нолдолантэ» лучшим творением сына Феанора; Маэдрос был в этом не так уверен – он слышал пение брата ещё в Валиноре, в те времена, когда его голос затмевал других певцов. Маглор ни разу не пел «Нолдолантэ» там, где Маэдрос мог бы её услышать. Вот и сейчас он явно уже давно начал песню – его голос повествовал о первом братоубийстве в Альквалондэ. И если образы, представавшие перед теми, кто никогда там не был, хотя бы вполовину были такими же яркими, как те, что вспыхнули в этот миг в сознании Маэдроса – ничего удивительного, что несведущие считают «Нолдолантэ» лучшим творением Маглора. Маэдрос опустился на песок, отыскав местечко посуше – здесь на севере дожди были не редкостью, – и стал слушать, как Маглор, не подозревая о присутствии брата, безжалостно повествует о минувшем. Песня не скрывала ни единой неприглядной детали; ни одной попытки оправдаться, обелить себя – не для этого она была сложена. Да они никогда и не пытались оправдываться… Маглор умолк. Некоторое время он продолжал глядеть на море, потом глубоко вздохнул и поднялся на ноги, собираясь возвращаться. И увидел Маэдроса. Певец замер, шевельнувшись лишь тогда, когда брат подошёл к нему. - Давно ты здесь? - С того времени, как ты спел про Альквалондэ. Я никогда не слышал «Нолдолантэ» целиком, хотя многие говорят, что она прекрасна. - Не думал, что ты захочешь её услышать, - отозвался Маглор, отводя взгляд. - Да, ты прав – сейчас я слабей, чем был когда-то. Но мы никогда не отрицали содеянного. Спой же для меня, брат! И Маглор запел снова, с самого начала, ни о чём не умалчивая. Маэдрос сидел рядом с ним на песке, глядя через море на запад, и в глазах его не было слёз.