Королева драмы

Что может быть лучше отдыха на природе? Сна в палатке? Треска костра? Шелеста листьев? Журчания ручья? Спросите Лиама Данбарра и получите отличный логичный ответ. Лучше всего этого, по скромному мнению Лиама, пицца и пиво. Но никак не комары с ладонь, какие-то шуршащие в опавшей листве мерзкие твари, таящиеся в кустах птицы, наблюдающие за тобой и прикидывающие, насколько ты калориен и стоит ли есть тебя после шести. Лиам ненавидит лес, костер, деревья, кусты, речку, насекомых, посиделки и вообще все, что вытащило его из комнаты, обклеенной плакатами известных спортсменов, в эту сырость и холодину. А еще, помимо всего прочего, он ненавидит влажное бревно, на котором приходится сидеть, потому что выбор настолько маленький, что даже озвучивать стыдно (на самом деле, это или сырая земля с копошащимися тварями, или дерево). «Дни, - думает Лиам, ощущая расплывающийся по заднице древесный след и глядя на жалкие попытки Стайлза и Малии разжечь чахлый костерик, обиженно плюющийся дохлыми листьями, - бывают хорошие, плохие и просто пиздец, что такое». На фоне задымления, расстроенных струн гитары в руках Пэрриша, рычания Малии, бормотания Стайлза и общей драматичности ситуации Кира смеется какой-то шутке Скотта, и Лиаму кажется, что последние несколько месяцев его жизни — это именно черт знает, что такое. Сначала он разучился сдерживать свой гнев, не то чтобы он когда-то это умел, просто раньше удавалось не поддаваться желанию крушить. Потом он разбил машину тренера — и чего он так взбесился, в конце концов, ему стоило бы быть благодарным хотя за то, что Лиам не разбил ему вместо машины лицо. Потом его пытался обломать в лакроссе этот перекошенный капитан, Лиам снова смотрит на Киру и Скотта, довольных и радостных, и мысленно себя поправляет: «хуепетан, блядь, криворожий». И в довершение всех неудач на него, в общем и целом довольно хорошего парня, набросился этот же капитан и покусал. По-ку-сал. Обратил в оборотня. В того самого оборотня, который, на секундочку, является детской сказкой, страшилкой на ночь, историей для любителей острых ощущений. В того самого оборотня, который по всем признакам не должен существовать. - Что вы возитесь? Полейте его бензином, - Кира отрывается от лица Скотта, чтобы дать свое наиценнейшее указание, без которого другие просто жить не смогут. Стайлз огрызается, а Малия советует Кире самой облиться бензинчком, и Лиаму хочется облизать Малии лицо. - Да ладно вам, ребята, - Скотт примиряюще поднимает руки ладонями вверх. Гитара рыдает в, судя по звукам, которые могла бы издавать рожающая ослиха, но никак не гитара, умелых руках Пэрриша, мокрые листья и такие же дрова отчаянно сопротивляются слабому и жалкому, как и вся лиамова жизнь, огню, где-то на горизонте собираются тучи и гремит гром. - Отлично, блядь, отдыхаем, - сообщает Лиам ползущему по рукаву куртки исчадию ада с тысячей мерзко шевелящихся ножек. Тварь согласно поводит усиками, да, мол, отдыхаете вы зашибись, но лучше бы ты, Лиам, сидел дома с Мэйсоном, пил пиво и ел пиццу с анчоусами. Ну или еще с чем-то, или не пиццу, или не ел бы, но уж точно что-нибудь с ней делал, и делал бы дома. До-ма. Дома ты, говорит тварь, мог бы обмотаться плакатом с Брайаном Молко, сверху накрыть себя постером с футбольной командой Германии, лечь во всем этом на диване и уткнуться лицом в рамку сердечком с фотографией МакКолла, которую ты сделал случайно, уронив телефон Скотту в лицо. Дома ты мог бы беспрепятственно себя жалеть, ныть о том, какой ты несчастный, как ты заслужил хоть какое-то понимание, а Маккол, твой, к слову, альфа, вместо того, чтобы гладить тебя по головке, чесать за ушком, варить какао и целоваться, зажимается с какой-то Кирой, которая не сделала ничего — или почти ничего, но какая, право же, разница — чтобы заслужить такое отношение. Если бы взглядом можно было убивать, Кира бы уже горела на костре инквизиции, как последний мастер Тамплиеров. Лиам осматривается вокруг и чувствует себя единственной выжившей в космическом полете мухой-дрозофилой. Или нет, не так. Лиам осматривается вокруг и чувствует себя беспарной тварью в ковчеге Ноя. Стайлз и Малия, Лидия и Пэрриш, Скотт и Кира. И Лиам и Лиам. Лиам и его одиночество. Лиам и его детская обидка. Лиам и его «сука, почему Кира, если там должен быть я». Лидия и Пэрриш сидят рядом, но на таком расстоянии, чтобы можно было коснуться локтями, но при этом не заявить на весь мир: «Да, мы спим вместе, но мы просто друзья. Просто. Друзья. Прости, Стайлз, я не поняла, ты сейчас засмеялся? У тебя что, язык лишний?». Стайлз и Малия прижимаются друг к другу боками и трутся так, что выделяющейся при этом энергией можно питать небольшую атомную электростанцию. Например, Чернобыльскую. А Кира сидит у Скотта на коленях. Кира. Сидит. У Скотта. На. Коленях. И от одного осознания этого факта Лиам тихо воспламеняется. Это его место. Это он, а не Кира, вытащил Скотта из костяных доспехов, это он, а не Кира, вернул Скотту сознание, это он, а не Кира, был готов отдать за Скотта жизнь, душу, все, что бы у него не потребовали. Это он, а не Кира, заслужил право касаться Скотта хотя бы кончиками пальцев, целовать на прощание и при встрече, делать с ним уроки, сидеть рядом и чувствовать его мерное биение сердца. Он заслужил называть Скотта своим другом, братом, любимым. Просто своим. Он, а не Кира. Гремит непростительно близко, сизые тучи медленно и неумолимо наползают на пузатое красное солнце. Кира что-то говорит, яростно жестикулируя, и Скотт улыбается той самой улыбкой, которую Лиам ревнует ко всему миру, которую хотел бы сорвать с лица Скотта, заспиртовать и спрятать в прикроватную тумбочку, чтобы можно было просыпаться утром и первым делом смотреть на эту улыбку, предназначенную только ему. Лиаму и никому другому. Никаким Кирам, никаким Юкимурам, никаким Эллисон, пусть даже и мертвым. Лиам трет руками лицо, пытаясь отогнать навязчивую картину того, как полуобнаженный Скотт улыбается уже мертвой - «мертвой, уймись, блядь, Лиам, не будь конченым мудаком» - Эллисон, как он переплетает ее пальцы со своими, как... - Не будь мудаком, - Лиам сцепляет пальцы до боли и побелевших костяшек. - Не будь мудаком, не будь мудаком, не будь мудаком. - Отличная мантра, - участливо говорит многоногая тварь на рукаве, насмешливо шевеля усиками, - но только она тебе не помогает, не правда ли. Ты же чувствуешь, как гнев поднимается, как жжет кровь, как по вискам бьет желание разорвать, убить, сожрать соперника? Чувствуешь? О, Лиам чувствует. Еще как. Каждой клеточкой тела, каждой молекулой, каждым атомом он ощущает жажду крови. И не чьей-нибудь, а Киры. О, что Лиам с ней сделает, когда доберется. Как сладко будет раздирать зубами ее горло, как приятен будет треск ее ребер, когда он будет вырывать когтями ее еще машинально бьющееся сердце. О, Лиам уже чувствует на языке вкус печени Киры, горьковатый, но неповторимый, потому что это — вкус врага. Мертвого, а значит, готового к употреблению. - Лиам, ты горишь! - Сквозь туманную дымку в голове пробивается обеспокоенный голос Пэрриша. Этот нейтрален, чувствует Лиам, от которого остались одни инстинкты, этого можно не трогать. Лиам отмахивается. Сейчас главное — не спугнуть лисицу, хотя та, Лиам едва слышно втягивает воздух и плотоядно ухмыляется, уже чувствует страх. - Нет, чувак, - а это Стайлз, он спокоен и пахнет волками: альфой и самкой, этого трогать нельзя, - ты не понял. Ты реально горишь. Но Лиаму уже не до таких мелочей. Собраться, сконцентрироваться и броситься. Это просто. Это охота, а уж в чем-чем, а в этом он чувствует себя уверенным. - Лиам! - знакомый голос охаживает, словно хлыстом, больно и страшно. - Немедленно прекрати! Если альфа приказывает, нельзя не подчиниться, и Лиаму хочется тонко завыть от обиды: «Ну же, Скотт, ты же оборотень, ты тоже оборотень, как и я, так почему же ты не хочешь мне помочь? Давай сделаем это вместе, давай разорвем лисицу вдвоем, я оставлю тебе хорошие кусочки. Я оставлю тебе лучшие кусочки, только пожалуйста». - Отойди назад! Чтобы увидеть альфу, бете не обязательно на него смотреть. Бета чувствует альфу на уровне инстинктов. Лиам же чувстует Скотта на уровне молекул. Он чувствует злость Скотта, его раздражение и - самое страшное, от чего хочется жалостливо заскулить и забиться в какую-нибудь узкую щель — его разочарование. Я тебе доверял, словно бы говорит Скотт, я был уверен, что ты справишься, а ты так меня подводишь. Кто-то касается плеча Лиама, вызывая в нем цепную реакцию: дернуться — развернуться — сбежать к воде, чтобы замыть следы. Мелькают деревья, бьют по лицу ветки, корни коварно выползают из под земли и хватают за ноги, но Лиам ничего не чувствует, кроме шума крови в голове и привкуса разочарования во рту. К воде, к воде, к воде, к — вдох — воде — выдох, к — воде — вдох — воде — выдох. Наконец, отяжелевшее небо разражается холодным ливнем, а Лиам добирается до тонкого вспенившегося ручья. - Бля, - выдыхает Лиам, прижимая руку к колотящемуся сердцу и сгибаясь в три погибели, - что за пиздец. - Вот именно. Лиам вздрагивает, медленно разгибается и настороженно оборачивается, готовясь чуть что — сорваться с места. На огромном не вписывающемся в пейзаж валуне сидит Скотт и улыбается. Не радостно, нежно, понимающе или как-то еще. Он улыбается натянуто, так, словно бы его заставляют, и у Лиама от этого разрывается сердце. Или от бега. Или от бега и этой улыбки. Чтобы почувствовать альфу, бете достаточно просто закрыть глаза. - Что это сейчас было? Скотт спокоен, но уж лучше бы он пытался убить. Лиам пожимает плечами, какой смысл объяснять, Скотт все равно не поймет, а если и поймет, то будет презирать. Или, что еще хуже, прогонит из стаи, и тогда Лиам точно что-нибудь с собой сделает. Лучше быть мертвым оборотнем, чем оборотнем без стаи. - Ты не можешь объяснить или не хочешь? - И то, и то. Ты все равно не поймешь. - Ты так думаешь? - Я уверен. - Ну, - Скотт хлопает рукой по скользкому камню, приглашая сесть рядом. Лиам упорно стоит в уже затекающей в кеды грязи. - Ты попытайся. Легко сказать «попытайся», а что делать Лиаму? Говорить? Отшутиться? Хотя какие тут могут быть шутки, разве что похоронные. Вместо ответа Лиам хохлится и прячет руки в карманах промокшей насквозь куртки. Хорошо дождь зарядил, как раз по многострадальному костру Стайлза и Малии, по несчастной гитаре Пэрриша и по королеве драмы Лиаму Данбарру. - Прости, но мы так долго еще будет стоять? Лично я уже немножко заебался. Лиам пожимает плечами. Он тоже заебался и не немножко. - Тогда говори и пойдем отсюда. - Куда? - Не знаю. К тебе домой. Обматываться плакатом с Брайаном Молко и целоваться. Что ты так удивленно на меня смотришь? Или ты думал, что связь альфа-бета работает только в одном направлении? Кстати, - Скотт берет безвольного Лиама за руку, - какао я варить не умею.