Секрет моего тела

Время: двадцать два часа ровно. Я жду тебя. Опять. Сегодня у меня нет тренировок, на работе — тоже редкий выходной. Так что я смог заняться своими уроками и домашними обязанностями: приготовил ужин, сделал уборку. У тебя сегодня весь день репетиции и запись, а после — интервью. Я уже боюсь их. Ты каждый раз умудряешься ляпать такое… Папарацци, наверное, молятся на тебя. Каждое твое выступление — настоящая сенсация. А твои менеджеры только за голову хватаются от твоих заявлений. И я вместе с ними. Гляжу на часы и не признаюсь, что злюсь. Десять часов, нет, уже начало одиннадцатого. Все интервью давно должны быть закончены, ты же не для ночного эфира выступаешь. Где ты? Где ты, Коджи? С кем ты?! Так, мое-то какое дело. Пойду лучше доделаю домашние задания и спать. Я так и поступаю. Включаю настольную лампу, беру учебник истории, погружаюсь в чтение. Эпоха Мэйдзи, Киндай… …Меня хватает минут на пятнадцать, а потом я с шумом захлопываю книгу и раздражённо отбрасываю её в сторону. Гляжу на часы: уже половина. Где ты, Коджи? …Прошел месяц с того дня, когда ты… мы… когда ты принудил меня… почти изнасиловал… В тот день я сломался. Вдруг собственное сопротивление показалось бессмысленным. Ты был слишком настойчив, неудержим. Я мог бы выдержать твоё преследование, но когда ты стал рушить реальность вокруг меня… причинять зло невинным людям лишь за то, что я мог быть им дорог… Когда сплетни вокруг нас заполонили школу — кажется, туда уже не учиться приходили, а посмотреть на знаменитого Нанджо Коджи и его друга Изуми Такуто… Ты узнал, что мне предложили стажироваться в Италии, не выдержал и вновь набросился на меня… прямо в школе, в опустевшем классе… А я вдруг почувствовал такую опустошенность, такую обреченность, что позволил тебе… всё. В тот момент казалось, что мне будет всё равно, что это не имеет особого значения для меня. И ещё краем сознания подумалось: может, ты, наконец, успокоишься и отстанешь? А потом твои поцелуи, твои руки на моих запястьях, жар твоего тела оглушили меня, лишая способности думать вообще. Мне было больно… Но физической боли я не боюсь. Ты шептал, что любишь меня и всё спрашивал, вправду ли я согласен… А когда мое тело заразилось твоим жаром, вдруг сквозь помрачение промелькнула неясным лучом мысль, что есть и ещё одна причина для происходящего… А потом мыслей не осталось совсем. Но всё оказалось сложнее. Теперь меня мучают кошмары, и каждую ночь я возвращаюсь в тот день, в тот класс… и снова твои руки, твой голос… Ты везде… Ты во мне. И мне больно, больно, больно…. Ты обещал не причинять мне боли, ты говорил, что любишь… Разве это любовь?! Ты обманул меня… Я хочу всё изменить, чтобы то, что произошло со мной, никогда не случалось. И во сне я понимаю это очень чётко и прошу тебя остановиться и прекратить… но ты не слышишь меня… ты так правдоподобно глух к моим мольбам… А ведь ты и вправду такой — вот, что самое страшное. И теперь… Где ты теперь, Нанджо Коджи, а?! Снова предаёшь меня? Говоришь, что любишь, что позаботишься обо мне, а сам напиваешься и забываешься в очередных объятиях какой-нибудь вульгарной красотки? Это что ли твоя любовь?! Так ты обо мне заботишься?! Я вскакиваю со стула, не в силах совладать с собой — меня колотит от ярости. Хочу убить тебя! Придушить. Пинать и пинать, пока не выбью всю грязь из твоей поганой душонки. Ублюдок! Предатель… Стоп. Надо успокоиться. Я ведь должен быть рад… рад сложившемуся положению вещей. Ты больше не прикасаешься ко мне — целый месяц не прикасался. Правда, смотришь иногда так… что мои ночные страхи возвращаются наяву, невидимой рукой забираясь мне под воротник, поглаживая своими ледяными пальцами мои шею и спину. Замораживая кровь в жилах. Вгоняя меня в ступор… Я не справляюсь с этим. Не справляюсь с собой… с тобой… с нами… И тогда я даю выход своим чувствам. Своей ненависти, боли, обиде, омерзению, безысходности, отчаянью… Всё это из-за тебя! А ты никогда не сопротивляешься… Покорно сносишь мои побои, не пытаешься остановить… Мне это странно — ты же сильнее, и мы оба об этом знаем. …Нет, в таком состоянии бесполезно пытаться уснуть. Бросаю сотый раз взгляд на часы — стрелки давно перевалили за одиннадцать и неудержимо стремятся к полуночи — и иду в гостиную. Включу телевизор, посмотрю какое-нибудь кино, отвлекусь… … — Изуми, Изуми… тш-ш, успокойся. Всё хорошо, ты в безопасности, я не причиню тебе боли… Не надо… Резко вскакиваю, ещё не сознавая, где я, что всё, только что виденное — снова лишь сон и что крик, ещё отдающийся паническим эхом в ушах — мой собственный. Предсказуемо врезаюсь в тебя. Твои руки крепко держат меня за плечи. …Ты меня разбудил, спас от моего кошмара — понимаю мгновенье спустя. Практически от тебя самого — вот ведь ирония… или парадокс… Я пытаюсь анализировать это, но спросонья мысли не складываются, суть ускользает… Голова ещё тяжелая, глаза разлепляются с трудом, я чувствую, как твои волосы щекочут мне лицо, и поддаюсь секундному порыву — утыкаюсь головой тебе в плечо. Так хочется тепла… Но тут же отшатываюсь. Снова этот запах — алкоголь и ещё кое-что похуже, то, что я ненавижу чувствовать больше всего на тебе — запах женских духов… Кажется, опять «Poison». Этот яд* отравляет мне душу… — Отпусти меня, — требую я хрипло и с силой отталкиваю. От неожиданности ты почти падаешь, но мне всё равно. Я ещё не проснулся: адреналин от ночного кошмара по-прежнему гуляет в моей крови и повышается с каждой секундой, что я гляжу на тебя и вдыхаю ненавистную смесь запахов женских духов, алкоголя, сигарет и секса, исходящую от тебя. — Изуми, успокойся, — ты примиряюще поднимаешь руки, — я не причиню тебе вреда. Пожалуйста… не бойся меня. В твоих глазах сейчас такая боль, что мне вдруг вспоминается несчастный маленький Коджи**. Но растрогать меня не получится… Только не тебе… — Я не боюсь, идиот! — выплёвываю тебе в лицо. Ты вздрагиваешь, как от удара. Ничего, переживёшь. — Мне просто противен твой запах! Противен ты! Опять нажрался! И снова… снова был с какой-то женщиной, верно ведь? Ты съёживаешься от моего обвинительного тона, а я продолжаю наступать, сжав кулаки. — Или, может, в этот раз их было несколько? Так, Коджи? Почему ты молчишь? Почему?! Я забываюсь, хватаю тебя за грудки, поднимаю и припечатываю к стене. — Прости, Изуми, — ты грустно глядишь на меня, не пытаясь вырваться. — Я делаю так… ради тебя… — Что ты несёшь?! — Чтобы не прикасаться к тебе, — ты бледнеешь, но продолжаешь смотреть прямо в глаза, и мой запал начинает невольно гаснуть. — Чтобы не причинять тебе больше боли… Я никогда… больше никогда не прикоснусь к тебе, — в твоем голосе прорезается отчаянье, — но мне трудно контролировать себя, когда ты рядом. Поэтому я нахожу этих женщин, — ты вдруг решительно встряхиваешь волосами, — но они ничего не значат для меня, Изуми! Я люблю лишь тебя… Я непроизвольно вздрагиваю, в очередной раз слыша эти слова. — Какой же ты, лжец, Коджи! Любовь? Ты называешь это любовью?! Всё, к чему ты прикасаешься, превращается в грязь! Ты сам грязен! От тебя воняет! Разит этими женщинами за километр. Иди в душ и помойся. Ненавижу! — вдруг срываюсь я. Отпускаю тебя и пытаюсь скрыться в своей комнате. Но не успеваю. Ты кидаешься вслед за мной, перехватываешь моё запястье, удерживаешь другой рукой, толкаешь в дверь напротив — и теперь уже я прижат к стене в твоей спальне. Слишком крепко прижат… Чёрт… — Отпусти меня, ублюдок! — уже не сдерживаясь, кричу тебе в лицо. — Меня тошнит от тебя! Свободной рукой бью тебя по лицу. Сильно. Ты отшатываешься, но не отпускаешь. И опять не сопротивляешься… Я замахиваюсь и бью снова. Ещё раз. Рассекаю тебе лицо до крови, всё-таки добиваясь, чтоб ты меня отпустил. Ты машинально подносишь руку к ране и со странным удивлением смотришь на свои испачканные кровью пальцы. Затем переводишь взгляд на меня. И… «Бежать!» Эта мысль приходит предательски, катастрофически поздно. Я дёргаюсь, но безуспешно: ты вжимаешься в меня всем телом, перехватывая мои запястья и прижимаешь к стене. Всё, не вырваться. Я почти стону от отчаянья. Я забыл! Вспылил и не вспомнил, насколько ты бываешь опасен. Что если вывести тебя из себя… — Отпусти, урод! — Изуми, — ты пристально вглядываешься в мое лицо, не думая подчиняться. Тонкая струйка крови течёт по твоему подбородку… Мы поменялись местами. Теперь жертва снова я. — Зачем ты ведешь себя так? — начинаешь ты тихо, и я, не справляясь с паникой, прикрываю глаза. Я знаю этот твой тон… — Как я себя веду? Я просто хочу, чтобы ты оставил меня в покое! — говорю я яростно, но не убедительно, совсем — я читаю это в твоих потемневших глазах. — Изуми… — ты всегда произносишь моё имя немного тягуче, нараспев, — ты… ревнуешь? Я задыхаюсь от возмущения и пару секунд даже не могу вымолвить ни слова в ответ. Хотя надо, так надо… сейчас… немедленно… — Ты совсем псих?! — Изуми, — тон чуть повышается. — Зачем ты это делаешь? — в твоем голосе ни намёка на угрозу, почему же мне так до одури страшно? — Зачем ты снова даёшь мне надежду? Я причинил тебе боль, я виноват и готов нести за это наказание. Я должен удержаться и не притрагиваться к тебе, — в противовес этим словам твои пальцы ласково гладят мои, и от твоей затянувшейся близости мне становится трудно дышать. Впрочем, я убеждаю себя, что просто очень зол. — Но мне трудно держать себя в руках, когда ты реагируешь… так… Ты не только о моем выпаде сейчас, верно? Ты чувствуешь мою дрожь, и как я ни пытаюсь испепелить тебя ненавидящим взглядом, как ни вырываюсь, тебя не проведёшь. — Изуми… На мгновенье твои глаза гипнотизируют меня, я застываю и перестаю сопротивляться… Всего одна секунда… Но тебе хватает. Ты стремительно прижимаешься к моим губам. Нет! Я инстинктивно вдыхаю, приоткрывая рот, и ты тут же пользуешься этим, углубляя поцелуй. Напрасно, Коджи… Я кусаю тебя за язык — со всей силы, до крови — я чувствую её солёный привкус у себя во рту — и снова дёргаюсь, высвобождая руки и пытаясь тебя оттолкнуть. Ты болезненно вскрикиваешь, немного ослабляя хватку, но не отпускаешь. Теперь мы боремся. Я пытаюсь ударить тебя, но не выходит. Ты по-прежнему прижимаешь меня к стене своим телом и удерживаешь мои руки. Не сопротивляешься, но и двигаться свободно не даёшь. В какой-то момент ты успеваешь подцепить пальцами края моей футболки и, пока я пытаюсь вывернуться, ловко стягиваешь её с меня. — Прекрати! Приникаешь к моей обнажённой коже с такой жадностью, что на секунду я снова забываю о борьбе и судорожно выдыхаю. — Нет… Твои руки уже скользят по моей груди, дразняще задевая соски, переходят на спину, поглаживая лопатки и шею и — резко вниз на поясницу, вызывая волну горячих мурашек. Моё сопротивление играет теперь против меня: вместо того, чтобы освободиться, я переплетаюсь с тобой всё теснее… И уже почти невозможно выдержать твой жар… — Ты предатель… сволочь! Я всё ещё пытаюсь как-то это пресечь. Но нам обоим понятно, за кем остаётся победа. Не хочу с этим мириться. Не буду! — Изуми, мой Изуми, — шепчешь мне на ухо, и твои слова сводят меня с ума быстрее любых ласк и прикосновений. — Никому не отдам… Не отпущу! Я люблю тебя. Я докажу тебе… — Ты… так говоришь, — задыхаясь, пытаюсь увернуться от твоих настойчивых поцелуев, мне не хватает воздуха. — А сам!.. Предаёшь… постоянно… каждый вечер… Ты вдруг останавливаешься, не выпуская. Твои длинные пальцы обхватывают моё лицо. Вновь вглядываешься в меня, пристально — не отвернуться. Будто наизнанку меня выворачиваешь. — Прости, — говоришь ты так просто, словно извиняешься, что на ногу наступил. — Что мне сделать, чтобы искупить свою вину? Изуми? Ты знаешь, я сделаю для тебя всё. Я гляжу на тебя из-под опущенных ресниц, инстинктивно вцепляясь в твои плечи. Кажется, ответ лежит на поверхности. Но есть ещё кое-что между нами. То, что ты понимаешь, а я ещё нет. И это позволяет тебе раз за разом одерживать верх надо мной. Почему же это ускользает от меня? Когда я, наконец, разберусь в себе? Не знаю, что сказать, что мне надо сделать, уже не помню, что хотел тебя остановить. Есть один секрет. Он спрятан так глубоко, что мне самому до него не докопаться. А ты… ты угадал? Вновь припадаешь к моим губам — на этот раз не встречая никакого сопротивления. Затягиваешь меня глубже… глубже в себя, ласкаешь так, что все мысли разом меркнут. Чувствую движения твоего языка, наслаждаюсь, ласкаю в ответ, отвечая на поцелуй с безудержной страстью… Твоя сила сводит меня с ума… И лишь краем меркнущего сознания чувствую, как расстёгиваешь ширинку на моих шортах. Я снова дрожу… Я ждал тебя. Каждый вечер — ждал. Твоя рука проникает внутрь, накрывая, сжимая мою плоть сквозь тонкую ткань плавок. И я уже сам подаюсь тебе навстречу, не в силах сдержать рвущийся стон. — Коджи… Нет! Теперь ты покрываешь поцелуями моё лицо, шею, плечи. — Ты так красив в своей ненависти, — от твоего шёпота у меня темнеет в глазах, — но твоё тело, Изуми, говорит совсем другое… Ты ещё не знаешь, но я чувствую… я покажу тебе твои истинные чувства… ненавидь меня за это, убей… Мне не важно. Главное, что ты узнаешь правду о нас… о себе самом… — О чём ты, чёрт возьми? — шиплю я злобно. — Ты извращенец! В ответ ты лишь тихо смеёшься, и голос твой звучит… слишком многообещающе… Опускаешься на колени, одновременно спуская вниз мои шорты, и припадаешь губами к шраму на бедре. Я забываю, что ненавижу тебя, забываю все свои обиды и страхи… все нельзя… И словно оживаю в твоих объятиях. Где-то внутри меня ещё гложет тоска, но ты умеешь её заглушать, гасить, отправлять в небытие… Только ты… Ты так нежен, так аккуратен со мной, что почти невыносимо. Больно… Я вскрикиваю, зарываясь руками в твои волосы, и инстинктивно тяну назад. Ты поднимаешь лицо, впиваясь бешено-страстным взглядом мне в лицо, словно ищешь что-то. Что? — Изуми… Никак не могу понять тебя. Или себя? Ты опять причиняешь мне боль. Надо остановить тебя. Я не хочу… Продолжай… — Нет… — Если б ты знал, как меня заводит твоё сопротивление, ты бы наверняка так не делал, — улыбаешься бесстыдной, совершенно развратной улыбкой. У меня от неё мурашки по всему телу… Ты демон… Сквозь опущенные ресницы наблюдаю, как ты вновь ласкаешь и терзаешь мой шрам, заставляя вздрагивать от смешения боли и наслаждения, а одной рукой вытягиваешь ремень из своих брюк. Зачем? Не прерываясь, наматываешь его себе на ладонь. Твои губы скользят ниже, спускаешь мои шорты… Я чувствую прикосновение контрастно холодной пряжки ремня к своей разгорячённой коже и вновь крупно вздрагиваю. А ты в этот момент вбираешь меня в рот. И ласкаешь, ласкаешь, ласкаешь, не останавливаясь ни на минуту… Я захлёбываюсь собственным криком, выгибаюсь дугой, крепче прижимая тебя к себе. Боже, я ведь никогда ещё… не испытывал подобного. Снова вскрикиваю, растворяясь в ярком быстром оргазме. Ты улыбаешься, наблюдая за мной, и вытираешь испачканное моей спермой лицо. Но я больше чувствую, чем вижу, как меняется твой взгляд. И предвкушение чего-то большего закручивается внутри новым тугим узлом. — Я люблю тебя, Изуми. Верь мне. Я знаю, ты не испытываешь ко мне того же. Твой разум, твоё сердце противятся мне. Наверное, ты даже презираешь меня. Но твоё тело, Изуми… твоё тело хочет принадлежать мне! Сознание возвращается ко мне в тот момент, когда ты, опрокинув меня на кровать, уже стягиваешь ремнем запястья и привязываешь к резной спинке. Теперь я лежу перед тобой обнажённый и совершенно беспомощный. Только после этого раздеваешься сам. Распахиваешь и снимаешь рубашку, освобождаешься от брюк, не спуская с меня горящего, изголодавшегося, полубезумного взгляда. Твоё тело ещё несёт на себе чужой запах. Но наша страсть скоро это исправит. Сотрёт его, отправит в забвение. Ты так красив… и так возбужден. Что ты хочешь делать со мной? Делай это… — Я люблю тебя, Изуми. — Коджи, я не хочу. — Все твои слова — ложь, — ласково отвечаешь ты и накрываешь меня собой. — Я покажу тебе правду. Ту, что скрыта глубоко в тебе. Сегодня ты узнаешь причину… — О… о чём ты? — ты так сильно прижался ко мне, что я почти не могу говорить. — Причину всего происходящего. Я понял, почему выбрал тебя, влюбился с первого взгляда… А ты — ещё нет? Но эта правда — в тебе! Позволь ей открыться! Тянешься ко мне — руками, всем телом, обвиваешь меня, завладеваешь… Теперь я твоя собственность… Я тосковал по тебе — молнией озаряет вдруг мысль. Наконец, даёшь себе волю. Теперь в твоем поцелуе нет ни капли нежности. Он жестокий, грубый, властный… как ты сам. Я даже толком ответить не могу, но тебе, похоже, этого и не надо. Ты то кусаешь мои губы, то нетерпеливо проникаешь в мой рот, завладеваешь моим языком, засасываешь долго, больно. Я возмущённо мычу и трясу головой, чтобы освободиться, но ты крепко держишь меня, не позволяя вырваться. Наконец, насытившись моими губами, покрываешь поцелуями мне лицо, страстно, но нежно, словно прося прощения за проявленную грубость. А затем переходишь на шею, и у меня перехватывает дыхание от остроты ощущений. Целуешь, лижешь, кусаешь… Я извиваюсь под тобой и хрипло стону… Вампир… ты словно вампир… Правда… во мне… Ещё немного ниже — добираешься до ключиц. Ласкаешь губами, смакуешь, и вдруг резко ведёшь вниз до самых бёдер ногтями, вырывая из меня крик. Твои ногти длинные, как у женщины, отполированные, острые… очень острые. На моём теле проступают багровые полосы. Но тебе уже мало. И… мне тоже. Гладишь мои ноги, приподнимаешь, припадаешь губами. Вновь такой нежный… Не вынести… — Ты такой красивый, — шепчешь невнятно, будто в трансе, — когда ты играешь, я не могу глаз от тебя отвести. Обожаю смотреть, как ты бежишь. Обожаю твои движения, скорость, реакцию… ты словно бог… Я обожаю тебя, Изуми. Целуешь мои ступни… благоговейно. И слёзы против воли наворачиваются на глаза. Не надо, Коджи… Ты словно слышишь — и в ответ совсем не нежно ногтями впиваешься в бедра. И дальше, не останавливаясь, переходишь вверх по спине. Метишь меня собой — до чернильных синяков, до багровых кровоподтёков. Волны боли бегут по телу, схлестываясь с равными по силе волнами удовольствия. Это цунами… Цунами твоего желания. Ты целуешь меня всего — хаотично, исступленно. И тут же кусаешь, дразнишь языком, снова полосуешь, доводишь до безумия, заставляя вновь и вновь стонать и извиваться. Я уже не кричу — рычу сквозь стиснутые зубы, меня бьет крупная дрожь: ещё, ещё… — Ещё! Грубая кожа ремня нещадно врезается в мои запястья. Они саднят и даже, кажется, кровоточат. Но ведь ты именно этого и хотел… Я начинаю метаться. Но тебе легко удержать меня: моё тело в твоей власти. Опускаешь руку вниз, пальцы оглаживают мой напряжённый член и, не задерживаясь, скользят ниже. Ты ласкаешь меня там… в самом низу. Почти не помню себя, прикусываю губы чуть не в кровь. Да-да, ещё, ласкай меня сильнее, глубже… Коджи! Но ты не даёшь сорваться. Вдруг пережимаешь меня у основания, и я беспомощно скулю от такого изощрённого насилия. — Коджи! Ты уже тянешься к прикроватной тумбочке — я понимаю зачем. Мажешь пальцы лубрикантом и проникаешь в меня глубоко, растягивая. Боль вспыхивает алым маревом под сомкнутыми веками, но быстро гаснет, уступая скользкой прохладе искусственной смазки. Ты не медлишь больше. Приподнимаешь мои бёдра и входишь — быстро, легко, глубоко. Ох! Боль возвращается — другая, уже знакомая… Что… ты делаешь со мной… Только ты можешь делать это со мной… — Почувствуй, Изуми! Я в тебе. Ты принадлежишь мне! Признайся себе: именно этого ты хочешь. Только так… Ты двигаешься во мне — резко, жестко, грубо. Твоё тело покрыто испариной, волосы тоже взмокли, их влажные концы щекочут мне лицо и плечи. И твоё искаженное страстью лицо… Не могу оторвать от тебя глаз… Ко-о-оджи…! Я подаюсь бёдрами навстречу твоим движениям, заставляя увеличить темп. Это то, чего я хочу. Это то, чего хочешь ты. Пусть будет так… — Я хочу тебя! Изуми… И сквозь стон у меня вырывается: — Я твой… Ты срываешься в бешеный ритм. Мне уже не поспеть за тобой, но это неважно. Я чувствую тебя в себе — ты жаркий, большой, сильный. Мне больно… мне хорошо. Обездвиженные руки затекли до болезненного онемения… Пусть. Зато я чувствую, что живу… потому что ты любишь меня. Жизнь — это не любовь. Жизнь — это боль. Вот самое убедительное доказательство. И я стону, рычу, почти кричу и кусаю тебя в губы, наслаждаясь твоей жестокостью. Да, только так! И когда ты кладешь руку мне на член, я больше не выдерживаю. Меня кидает тебе навстречу, прошивает сквозь позвоночник сладкой судорогой и, срываясь, я лечу… лечу в ярко-алую бездну блаженства — там где цунами из боли и наслаждения достигает своего апогея, обрушивается и затапливает меня с головой. Где меня уже нет без тебя, где ты превращаешься в часть меня. Где мы становимся единым целым. Так, как ты и мечтал. А несколько мгновений спустя ты следуешь за мной, с моим именем на устах. И это единственно правильное между нами. … — Очень больно? — ты бережно оглаживаешь мои кровоточащие запястья и тихонько, едва прикасаясь, целуешь следы нашего обоюдного безумия. Ещё одно доказательство. Обессиленно откинувшись на спинку кровати, я наблюдаю за тобой сквозь опущенные ресницы. Сегодня ты открыл мне секрет. Теперь я знаю… Я не хочу признавать, но всё же не выдерживаю и морщусь: — Немного. Неважно, — облизываю припухшие губы. Чёрт, даже потрескались. — Я виноват, — признаёшь ты, глядя мне прямо в глаза. — Не говори ерунды, — я нарочно резок, но ты поймёшь, я уверен. — Я люблю тебя, Изуми, — повторяешь ты, кажется, в сотый раз за сегодняшний вечер, утыкаясь мне лбом в грудь. Я глубоко вздыхаю в ответ и обнимаю, прижимая тебя к себе. Я больше не чувствую запаха тех духов… Только наш с тобой запах… Нашего секса… нашей страсти… — Я страдаю от того, что причиняю тебе боль, — продолжаешь ты, и я знаю, что ты сейчас скажешь. — Но не могу остановиться… это выше моих сил. Ты целуешь мне ключицы — нежно, легко. Твои пальцы скользят по оставленным ими же шрамам невесомо, словно крылья бабочки. Я вздыхаю, инстинктивно прогибаясь, позволяя вновь ласкать меня всё настойчивее, жадней… Я чувствую: ты вновь меня хочешь. Прикрываю глаза и про себя усмехаюсь: ты всегда меня хочешь. Пусть… Я так долго ломал голову, пытаясь понять, почему всё-таки это происходит? Именно со мной? Твоё преследование. Твоя одержимость. Твоя любовь. Теперь я знаю ответ. Гляжу на свои стёртые запястья и невольно улыбаюсь. Боль шла нога в ногу со мной всю жизнь, с самого детства. Я так боялся её… так сильно её ненавидел… и не знаю, когда и как, незаметно для себя самого, влюбился в неё. Может быть, когда встретил тебя? Заразился ею, словно неизлечимой болезнью. Ты разглядел это во мне. Ты первый… и единственный. Я одержим болью, а ты мной. Всё справедливо. — Я не смогу отпустить тебя… никогда… Изуми… Ты улыбаешься? Гляжу в твоё удивлённое лицо. Притягиваю тебя ближе и вжимаюсь бёдрами — смело, требовательно. Улыбаюсь снова: — Не отпускай… И грежу о новом свидании с болью.