Каин убьёт Авеля

Лиам поёт.       Среди пары десятков других мальчишек его возраста и чуть постарше. Солнце светит им в спину через длинные стрельчатые окна костела. Так что тебе приходится жмуриться, чтобы рассмотреть его лицо, но он видит тебя очень чётко. Орел света вокруг его головы делает волосы почти рыжими, и это не твой Лиам, который будит тебя по утрам, швыряя подушкой со своей кровати.       Ты впервые пришёл сюда. Это Лиам так думает, потому что видит тебя, сидящего с краю, на длинной скамье. Он, конечно, не видел тебя все те разы, когда ты стоял за колонной, пришедший намного заранее, чтобы слышать его пение, теряющееся во множестве голосов. Это просто твои братские чувства, заставляют тебя всюду следовать за ним, обычная семейная теплота. Ты молишься, чтобы это не было чем-то другим. ***       На похоронах бабушки Лиам сидит рядом с тобой, беспокойно ёрзает, его тёплое бедро рядом с твоим. Он вытягивает шею, и тебе хочется оказаться на месте священника, хочется оказаться на месте любого, кто ловит на себе взгляд твоего младшего брата. Ты находишь его птичью ладонь, не сжимаешь, никаких сериальных соплей, просто держишь, пока он не замечает этого. Он кладёт голову тебе на плечо. Ты знаешь: так нельзя. Не то что даже здесь и сейчас, а вообще и всегда. Но вокруг горе, а значит никто не заметит, вам обоим нужно немного поддержки. Только и всего. *** Ты приходишь, когда он уже там. Он всегда здесь вот уже неделю. Ты наплевал на тур, на всю эту кучу денег, что вы могли получить в Америке. В конце концов, никто не может остановить человека, если он хочет вернуться домой. Ты садишься рядом. Он никогда не молится, он не знает ни одной молитвы, по крайней мере, ты так думаешь. Дева Мария смотрит сверху понимающе и печально. Понимающе и печально – это про Лиама, но сейчас ты не скажешь ему. Вы сидите и смотрите на фальшивое золото вокруг. - Я был там. Ты поворачиваешь голову и смотришь на его подавленный профиль. - Лиам… Но он перебивает. - Я пришёл и поднялся туда. Там было опечатано. Ручка двери до сих пор заклинивает. Ничего не меняется, да? – тогда он посмотрел на тебя, впервые за все эти дни. Они ведь уже пару лет не встречались, она была так же далека от Лиама, как Бог от этого места. У тебя не было ни малейшего понятия, почему ему больно, но, казалось, что его боль пронзает тебя насквозь. Он смотрел на тебя в поисках ответов, которые никто не мог ему дать. Почему тот псих убил его бывшую девчонку.* И тогда ты решил впервые сказать ему правду. Потому что, на самом деле, он заслуживал правду. - Я люблю тебя. Дева Мария смотрела на вас сверху понимающе и печально, потому что на самом деле ничего нельзя было изменить. *** - Каин потому, что это случится. Ты смеёшься. Лиама привлекает религиозная тема, потому что за её пределами вы нарушили всё, что можно. И внутри религии тоже, но теперь это осталось вынести на всеобщее обозрение. - Ты не доведёшь меня до ручки, я не убью тебя, ладно? Потому что я полон ангельского терпения. Лиам улыбается тебе в ответ. - Это случится. Я же предсказал, что ты женишься на Мэг… - Да. Своей женитьбой на Пэтси. Так, и когда это случится? - Что? – Лиам оборачивается уже на выходе, чтобы принести вам пива. - Каин убьёт Авеля. Он улыбается ещё раз. - В конце. Ты посмеиваешься, ковыряясь в неразобранных сумках. Ты кладёшь золотой крестик в карман джинсов Лиама. Ты хочешь, чтобы Бог был с вами хотя бы в каком-то смысле. *** Телевизор бормочет в тишине номера, отбрасывая блики на стены. Ты прикрываешь глаза, наслаждаясь усталостью во всём теле. Лиам рядом, неугомонно переключает каналы, а потом вдруг спрашивает. - Ты чувствуешь её? Приоткрываешь глаза, чтобы увидеть, как Лиам зажимает кончик крестика зубами, два края цепочки тянутся к уголкам его губ, золото поблескивает в темноте. - Что? Он открывает рот, чтобы ответить, и влажный металл падает на его грудь. - Религиозную вину. - Мы не…. - Должны поговорить об этом. Ты вздыхаешь. Момент испорчен. - Я не имел в виду Бога или прочее такое… А маму, и Пола, и бабушку. И всех людей. Он нервничает, а тебе хочется расслышать всё это, но оно уже в твоей голове. - Каждую грёбанную минуту… - продолжает Лиам. - Никто не узнает, ладно? – только на это ты и способен, - Это наше дело. А сейчас, давай поспим. Если ты не забыл, всё назначено на девять утра. ***       Лиам, впрочем, ничего не чувствует, касаясь твоего бедра прямо в церкви. И вы уже давно не дети, это непростительно, и кроме того, кто-то может увидеть вас.       Парень справа, ваш кузен, увидел бы, если бы, как и все, не таращился увлечённо в сторону прохода, в ожидании невесты.       Ладонь Лиама беспорядочно ползает по твоей ноге. Это его любимое развлечение: возбудить тебя в неподходящий момент, и таращиться всё то время, пока вы не можете уединиться, как ты мучаешься от желания.       Он немного не по курсу. Не там ищет, ты хватаешь его за запястье, перекладывая ладонь на другое бедро, чтобы он почувствовал твой член под тканью дорогих брюк. Чтобы почувствовал, что он твёрдый уже от того, что Лиам сидит здесь рядом с тобой. *** Лиам звонит тебе на Рождество. Он в Нью-Йорке, а ты в Лондоне, но фактически вы гораздо ближе, чем многие из людей на этой земле. Он напевает тебе католическую рождественскую песенку, как только ты берёшь трубку. - Four thousand winter, thought he not too long. Внутри всё переворачивается от его голоса, ты прижимаешь трубку так сильно, что немеет ухо. Ты невидяще смотришь, как догорает огонь в камине, Лиам давно умолк и ждёт свою порцию поздравлений. Но ты не способен на какую бы то ни было религиозную браваду. - Я люблю тебя, - говоришь ты, и тебе не хочется каиться, даже если уже слишком поздно.