Максим

Максим медленно открыл глаза. Опять он проснулся раньше будильника. Ну, сколько можно! Взгляд уперся в ненавистную цветастую спинку дивана и скучные бежевые обои. Как же они надоели за все двадцать три года! Он прислушался: из соседней комнаты раздавался умеренный рокот, сопровождаемый едва различимым дребезжанием хрустальной посуды в шкафу. Брат опять слушает death metal. Парень тяжело вздохнул и неуклюже сел на постели, окинув взглядом комнату. Вряд ли существовало на свете что-то, что раздражало его больше этого помещения, каждый сантиметр которого отпечатался в памяти отдельным глубоким шрамом. Вот черная коробка телевизора — вещественное напоминание о несостоявшихся путешествиях, рядом допотопный компьютер — памятник надоевшей работе, старенькая стенка — свидетельство низкого достатка и полное отсутствие стульев и кресел как надгробие его надеждам и стремлениям. Он отработанными движениями растер себе ноги, натянул на ступни белые носки, дотянулся до штанов и осторожно надел их на голени, бедра и, самое тяжелое, таз. Затем значительно быстрее влез в толстовку и потянулся за громоздкой коляской. При первом же прикосновении она издала противный лязг, заставивший Максима сморщиться. Коляску, прозванную в семье Бэнтли, следовало заменить уже лет пять назад, но до сих пор находились более важные траты, так что покупку нового средства передвижения пока пришлось отложить. Сильным рывком Максим перенес себя с дивана на коляску и слегка поправил съехавшие ноги. Он посмотрел на часы. Без четверти восемь. Мама еще не ушла на работу. Здорово. Парень улыбнулся, порадовавшись возможности с ней поболтать. Словно кот, вечно следующий за любимой хозяйкой, он всегда чувствовал, в какой комнате она находится и чем занимается. Он пару раз крутанул колеса и, подъехав к окну, раздвинул занавески. - Ой, а сегодня будет отличный день. Суббота, - довольно протянул он. Он не до конца понимал, чем суббота отличается от пятницы, и чем всем так ненавистен понедельник, но научился радоваться субботе больше остальных дней. Двор утопал в свежей зелени и ароматной сирени. Еще невысокое солнце озорно подмигивало, пробиваясь между молодыми листочками и играя бликами на поседевших головках пушистых одуванчиков. Свежий утренний ветер щедро разнес по улице запах румяной выпечки и ирисок, доносившийся из соседней булочной, а в небе неугомонный стриж прославлял начало нового дня. Поддавшись общей идиллии, Максим повеселел, и, уже приободренный, направился на кухню. Открыв дверь, он слегка не вписался в поворот, въехав колесом в порядком побитый косяк. Мама, напугавшись, вздрогнула и оглянулась, но, увидев Максима, приветливо улыбнулась: - Привет, сынок! Ты бы постучал — я бы открыла. - Да, ладно, мам! Все ок...- отмахнулся парень, заглядывая ей за спину. - О, блинчики! Круто. - Да-да... - рассеянно отозвалась мама, вновь поворачиваясь к плите. - Твои любимые... Она выглядела очень уставшей и осунувшейся. Последнее время ей приходилось брать дополнительные смены, поскольку Вовке, брату Максима, задерживали зарплату в магазине, а сам Максим, как ни старался, уже второй месяц не мог найти ни один заказ на фриланс(Фрила́нсер — человек, выполняющий работу без заключения долговременного договора с работодателем, нанимаемый только для выполнения определённого перечня работ (внештатный работник)). С повсеместным распространением языковых школ количество заказов на перевод неуклонно падало. Мама Максима всю жизнь работала санитаркой в онкологии, именно там она познакомилась с отцом, кардиологом с белоснежной улыбкой. Их роман только успел начаться, как ему тут же предложили должность в Москве, и он скрылся в купейном вагоне поезда, подарив на прощание очередную улыбку и двух мальчишек, оставшихся на попечение матери. Всегда милосердная, мать даже не подумала на него обидеться, слегка всплакнула и безропотно впряглась в непосильную повозку воспитания двух сыновей, один из которых оказался инвалидом. - Вовку разбуди, - попросила мать, выливая остатки теста на чугунную сковородку. - Он не будет есть блины, ты же знаешь... - поморщился Максим, которому просто хотелось побыть с мамой вдвоем. Он любил брата, но у них были сложные отношения. Максим его никогда не понимал. Еще в школе, как истинный шалопай и заводила, Вовка прогуливал большую часть занятий, едва перебиваясь с тройки на двойку, и даже терпеливое репетиторство брата никак не могло спасти ситуацию. Между учебниками и футболом брат неизменно выбирал последнее, хотя никогда не относился к нему достаточно серьезно, чтобы пойти в секцию. С трудом закончив школу, он поступил в третьесортный ВУЗ на специальность, название которой с трудом мог вспомнить, но и там продержался полтора семестра. Потом было ПТУ и курсы, но и они не увенчались успехом. Последнее время он работал на складе в торговом центре, получал ровно столько, чтобы хватало вечером на пиво с друзьями, и упрямо сетовал на то, что деньги им постоянно задерживают. Максим, унаследовавший от матери ее деликатность и мягкость, не решался прямо поговорить с братом, но прекрасно понимал, что долго так продолжаться не может. Он подъехал к шкафу, достал засахаренную банку варенья и ложки и занял свое любимое место у окна. Мама налила чай, села напротив и принялась равнодушно жевать блин. Сын незаметно бросил на нее внимательный взгляд. Она сильно постарела за последние три года. Открытое и доброе лицо покрылось паутинкой мелких морщинок и пигментных пятен. В русых волосах появились многочисленные серебряные нити, а глаза стали более тусклыми и безжизненными. Больно было смотреть на эти изменения. Он бы очень многое отдал за то, чтобы изменить ситуацию и взять заботу о матери на себя. Но разве это было в его силах? Он часто задавался этим вопросом. Что, если бы все было по-другому? Что было бы, не случилось с ним этого несчастья? Были бы у него постоянная работа, жена, дети, свой дом? Смог бы он исполнить старую мамину мечту и отвезти ее на море? Кто знает. Пока у него были только своя комната и поцарапанный Бэнтли. - Я сегодня поздно приду. Марина Ивановна попросила помочь. К нам бабушку привезли, у нее нет никого. Надо бы с ней посидеть... - тихо произнесла мама. - Конечно, конечно. Что-нибудь приготовить? - отозвался Максим, наслаждаясь едой и присутствием мамы. - Да нет, разморозь курицу. Я приду вечером, все сделаю. - Да, мам, я приготовлю, - предложил парень. - Спасибо, милый, - на секунду ее губы украсила улыбка. - Плита старая, разваливается, я боюсь, что ты что-то уронишь. - Хорошо, мам. Повисла продолжительная пауза, когда каждый думал о чем-то своем. Неожиданно дверь распахнулась, и на пороге появился Вовка — высокий небритый мужчина с косматой головой и круглым животом. Он выглядел заспанным и помятым. - Привет, мам! Привет, Валик! - он недовольно посмотрел на скромную трапезу, схватил графин с водой, поднес ко рту и глотнул прямо из него. - Перестань! Зачем слюни пускаешь?! - разозлился Максим. Его бесило, когда брат называл его Валиком. Это обидное детское прозвище появилось давным-давно, когда мама впервые пересадила Максима из детской коляски, из которой он уже порядком вырос, в новую инвалидную. Вовка моментально оценил новую скорость передвижения брата и радостно закричал: «О, классно! Ты так быстро катаешься теперь! Как валик». В тот момент Вовка даже не имел ничего плохого в виду, но несчастный Максим расплакался, чем дал брату незаменимую отмычку в самые потаенные уголки сердца. - Вова, как тебе не стыдно! - покачала головой мать. Ей было неприятно и обидно, но она никогда не была способна ругать кого-то из сыновей. Она сделала большой глоток чая, встала, собрала посуду и начала ее мыть, отвернувшись от братьев. - А что меня не позвали? - проигнорировал родственников Вова и запихнул в рот половину блина, свернутого трубочкой. - Думали,что ты спишь... - пробубнил в кружку раздраженный Максим. Брат угукнул, запихивая в рот остаток блина, его взгляд привлекло что-то в окне: - О, краля твоя идет! Какая-то грустная она сегодня, - весело сообщил он, всматриваясь в легкую фигурку, пересекавшую двор. Сердце Максима екнуло и рухнуло в район желудка. Только не это. Он так не хотел, чтобы хоть кто-нибудь знал, тем более мама. Но, повинуясь порыву, все же оглянулся назад. По двору шла хрупкая девушка в легком сарафане. Ветер играл с ее длинными пшеничными волосами, а солнце спешило поцеловать бледную кожу. Максиму была знакома каждая черточка ее лица, он не раз пытался нарисовать ее портрет, чтобы хоть как-то сохранить в памяти чарующий образ. Большие глаза, курносый носик и веселая россыпь веснушек. Она почти никогда не пользовалась косметикой и ходила только в платьях. Единственное, что Максим о ней достоверно знал, что зовут ее Аня и живет она на пятом этаже их подъезда. Он не мог понять, какие чувства к ней испытывал, но он точно знал, что каждый день она выходила из дома ровно в девять, шла в булочную, покупала йогурт и булочку, а затем скрывалась за поворотом. Возвращалась она обратно около семи обычно с парой пакетов, наполненных продуктами, но по вторникам и пятницам она показывалась только около девяти, а в руках у нее была спортивная сумка, и волосы были собраны в хвост. Вчера же она не показалась вовсе, но Максим, слегка поволновавшись, успокоил себя, что она куда-то уехала и сегодня ее можно не ждать. - Она мне не краля! - разозлился Максим, каждой клеточкой тела превращаясь в зрение. Вовка был прав. Сегодня она действительно была грустная: глаза припухли и раскраснелись, губы были сжаты в струнку, а волосы непривычно взлохмачены. «Что это с ней? Кто-то обидел?» - какая-то струнка в душе Максима оборвалась. - Да ладно, ладно, - примирительно развел руками брат, ехидно улыбаясь. Вдруг он закашлялся и, прижав кулак к губам, прокашлял: «Жених и невеста». - Хватит, Вова. Прекрати издеваться,- устало попросила мать. - Она хорошая девочка, и, может, у нее, правда, что-то случилось, а ты... Она окинула кухню внимательным взглядом, убедившись, что все дела завершены, развязала передник и выдохнула: - Ну, все, я пошла. Не ругайтесь здесь. - Да, мам, пока...- отозвался Максим, до рези в глазах всматриваясь в лицо Ани. Она, вытирая распухший нос, шла к булочной. «Что же такое произошло?!» - лихорадочно пытался сообразить парень. Мама тем временем ушла в прихожую, покопалась там какое-то время, и, бросив на прощание: «Пока, я вас люблю!», - скрылась за дверью. Максим этого даже не заметил. Впервые за долгие годы он был по-настоящему несчастен. Ни одни издевки Вовы, отказы от работодателей и ошибки врачей не могли ранить его настолько глубоко в сердце. Он не понаслышке знал, что такое горе, отчаяние и боль, и это знание только закалило его, сделав невосприимчивым к уколам судьбы. Но видеть, что не ему, привыкшему к серому унынию будней, а ей, этому прекрасному ангелу, созданному для счастья и радости, плохо, было выше его сил. Почему этот мир может быть настолько жесток, что заставляет ее плакать? Она слишком красива для этого. Плакать могут другие. Некрасивые, неправильные, уродливые, те, кого судьба создала специально для этого. Но никак не она. Да куда катится этот мир?! Какой моральный урод посмел ее обидеть? Инвалид! Он закрыл глаза, чувствуя, как леденящая волна ярости разливается в душе, а в ушах звучит адская какофония. Нет, он этого так не оставит! Этого не должно быть! Разум мгновенно похолодел и очистился от лишних мыслей. Мягкотелость и ранимость куда-то испарились, а их место заняли решительность и смелость. - Вовка! - заговорил он тоном, не терпящим пререканий. - Спусти меня вниз и посади вон на ту скамейку! - он ткнул пальцем в покосившуюся от времени разрисованную лавочку, расположенную рядом с подъездом, и пристально посмотрел на брата. Его взгляд мог просверлить дырку в бетонной стене. - Ты чего? С дуба рухнул? Ты когда последний раз на улицу-то выходил! - Заткнись и делай! Иначе я тебе не дам больше ни копейки денег. - Ладно, ладно, - настороженно отозвался Вовка, все еще ошарашенный поведением брата. Он засунул в рот не дожеванный блин, вымыл руки, взялся за ручки кресла и толкнул его вперед. - Я сам! - резко прервал его Максим. - Дай обувь и куртку. Максим решительно устремился вперед. Он еще не понимал, что собирается делать, что точно знал, что сидеть сиднем он больше не может. Они вместе оказались в прихожей. Вовка снял куртки, надел одну сам, а вторую подал брату. Затем наклонился и подал ему пару своих ботинок. Максим принялся их надевать, негнущимися пальцами с трудом натянул один, а второй никак не хотел налезать - Черт с ним! - и выкинул его прочь. Он попытался снять первый, но это было трудной задачей, так что он остался в нем. - Давай я тебя пересажу на стул. Отнесу вниз коляску, а потом вернусь за тобой. - Нет, без коляски. Просто посадишь меня на скамейку и уйдешь сам. Вернешься, когда позову. Вовка недоуменно пожал плечами, но открыл входную дверь, засунул в карман ключи и подошел к брату. - Как тебя нести? - Без разницы. Просто неси...- все еще командовал Максим. - Ну, хорошо.... Вовка наклонился, присел, уперся в плечо и живот брата и, крякнув от напряжения, взвалил его себе на плечо. Максиму больно прищемило левый бок, но он решил промолчать. Он сжал зубы и зажмурился. - Держись крепче, полет пройдет в экстремальных условиях! - решил пошутить Вовка и попытался пройти в проем, но ударил Максима головой об угол. - Черт! Осторожнее! - Прости. Я не хотел. Он захлопнул дверь и принялся спускаться по ступенькам. Максиму было неудобно и больно, но когда забытый запах подъезда ударил в нос, он почувствовал себя чуть лучше. Адреналин забурлил по венам, опьяняя и даря восторг от самого себя. «Да ведь я командую Вовкой и иду на улицу,» - вдруг радостно осознал он и заулыбался. Висеть вниз головой на плече брата было непривычно, но этого того стоило. ОН ИДЕТ НА УЛИЦУ! НА УЛИЦУ ! ИДЕТ! Господи, как же это круто! А скоро, он увидит Аню! Аню! Саму. Живую. Близко. Сердце бешено заколотилось, а на лице выступил холодный пот. Вовка приблизился ко входу в подъезд, открылась дверь, и они вышли на улицу. Максим увидел серый асфальт с яркими крапинками мелкой щебенки, подъезд их дома и даже свой балкон. «Господи, как же он высоко! Так далеко от земли! Так странно». Они дошли до скамейки. Вовка выдохнул, уже без сил неаккуратно скинул Максима так, что тот почти соскользнул с деревянной поверхности, но в последнюю секунду смог на ней удержаться. Горизонт встал на месте и Максим понял, что сидит у себя по дворе, солнышко греет ему спину, а его ступни лежат на земле. - Круто! Спасибо, - его восторгу не было предела, а сердце отбивало победный марш. - Должен будешь, - Вовка раскраснелся и явно устал. - Я за пивом. Тебя можно оставлять? - Да- да, конечно. Иди, - отмахнулся Максим, впитывая окружающее пространство всеми чувствами. Он давно забыл, как было здорово на улице. По сути, его никто никогда не ограничивал в прогулках. Но лифта в их доме не было, а просить брата и показывать кому-то "Бэнтли" было настолько стыдно, что лучше было сидеть дома. Он очень боялся, что дети будут показывать на него пальцем или дразнить валиком, коляской или еще тысячей кличек, которые способна изобрести их неугомонная фантазия. Но сейчас все было по-другому. Ане было плохо, и он просто не мог сидеть в стороне. Он пока не понимал, что скажет ей, как привлечет внимание. Но ему очень хотелось объяснить ей, что она не должна плакать, ведь ангелы не плачут. Всегда есть такие как он, простые смертные. Это их удел. Наверное, там, в небесной канцелярии произошла глупая ошибка и то, что должно было достаться кому-то из людей, досталось ей. Но ведь это скоро пройдет. Все вернется на круги своя, за дождиком придет радуга, и ее жизнь вновь станет воздушной и прекрасной, а он сможет каждое утро радоваться ее красоте... Прошло какое-то время. У Максима не было часов и он не знал, сколько ему придется ее ждать, но был готов сидеть хоть неделями. Да что там! Он был готов пустить здесь корни и превратиться в трухлявый пень, только бы дождаться ее. Но в горле пересохло. Захотелось пить. Он поискал глазами брата, но тот уже скрылся в подворотне. Пошел в ларек покупать очередную темную чебурашку. Надо было взять с собой немного воды. Парень пошарил по карманам в поисках жвачки или конфетки, но ничего не было. Вместо этого в кармане он обнаружил какой-то маленький продолговатый предмет и попытался его вытащить. Он уже почти вытащил, но предмет зацепился за подкладку куртки, Максим потянул чуть сильнее, ткань оборвалась и предмет упал на землю, закатившись за ножку скамейки. - Вот черт! - выругался Максим. Это была куртка Вовки и там могло быть что-то важное. Он попытался повернуться так, что разглядеть предмет, но при этом не наклониться слишком сильно и не упасть. Увидеть ничего не получалось, он наклонился чуть сильнее, как вдруг чья-то тонкая рука быстро юркнула под скамейку и выудила оттуда зажигалку. - На, держи! - Максим поднял глаза на собеседника и обомлел. Вблизи она была еще прекраснее: изумрудные глаза, похожие больше на бесконечные джунгли Амазонки, в которых погиб не один отчаянный путешественник. Солнце освещало ее фарфоровую кожу, сделав ее почти прозрачной и наполнив неземным свечением. - Ты - ангел... - выпалил Максим, не моргая, чтобы не потерять прекрасный мираж. - Да не за что... - улыбнулась девушка. - Не стоит благодарности...- она очаровательно смутилась и потупила глаза. - Ты ногу повредил? - кивнула она на правую ногу, стоявшую на земле в одном белом носке - Ага, - кивнул Максим, все еще блуждая в другой реальности и не понимая, за что ему так повезло. - Бедный, - погрустнела Аня. - Но ничего, скоро заживет. - Конечно, - он готов был заплакать от восторга. - А я Аня, - она протянула ему руку, к которой он едва прикоснулся дрожащей кистью, боясь разрушить прекрасный образ. - Ты здесь живешь? - Нет, к другу зашел, - машинально соврал Максим, блуждая в ее чудесных печальных глазах. - А ты почему плакала? Девушка вздохнула, насупившись: - Ну, понимаешь. Меня парень бросил. Давно встречались. Ну, знаешь, так бывает. - Нет, прости, не понимаю. Тебя нельзя бросить, ты ангел, - совершенно серьезно произнес парень. Аня обиженно посмотрела на него, но поняв, что он не шутит, слегка покраснела. - Спасибо... Мне приятно. - Ты просто про него забудь. Ты самая красивая девушка, которую я когда-нибудь видел. Ну, то есть... я их не очень много видел...- он запнулся. - Но ради тебя я бы отдал все, что у меня есть. Только бы ты никогда не плакала... - Ты такие вещи говоришь... - Прости, глупости, наверное. Но это правда. Ты только не плачь, ладно? Никогда-никогда. Ты не должна. Ты мне сердце рвешь. Обещаешь? - Обещаю....- прошептала обескураженная девушка. Вдруг с балкона послышался резкий крик: «Аня, ты хлеб принесешь?!» Девушка развернулась на голос, взмахнув волосами, и крикнула в ответ: - Да, бабушка, бегу. Она вернулась к Максиму: - Ты прости, мне хлеб надо отнести. Но ты приходи сюда обязательно еще. Я тебя буду ждать... Спасибо тебе. Ты замечательный....- она наклонилась и чмокнула его в щеку. Затем грациозно побежала к подъезду. Максим прикрыл глаза, след ее губ отпечатался в его воспоминаниях навечно. Тонкая арфа его души наигрывала самую прекрасную мелодию, которую он слышал. «Я за-ме-ча-тель-ный..» - упиваясь каждым слогом, произнес он в такт мелодии. - Тебе же все равно придется сказать про ноги... - из-за спины показался Вовка. В его руке было пиво и нераспакованное мороженое. Он тяжело опустился рядом на скамейку, отчего та протяжно хрустнула, и протянул Максиму пломбир. - Конечно... - тихо-тихо отозвался Максим, вслушиваясь в музыку своей души. - Тогда зачем? Уйдет же сразу. Что это тебе дало? - Мечту... Он взял угощение и с детским восторгом разорвал упаковку. Таким здоровым он не чувствовал себя еще никогда.