Кофе для слабака

      На стеклянном столе расположилась тяжелая ручная кофейная мельница. Рядом с ней лежала керамическая воронка, накрытая тканью в коричневых пятнах. Армейская портативная газовая плитка и тяжелая сковородка торжественно возвышались в центре стола. Поблизости были две кружки, одна — треснувшая, лежащая под столом, вторая — совершенно новая, наполненная наполовину кофе, плесень в котором только-только начала образовываться. На мраморном полу лежал пластиковый пакет с многоразовой застежкой, из него просыпались ароматные зерна — они покрывали добрую треть всего помещения. За треснувшим окном Небесной Гостиной уже как день велась ожесточенная битва. Наспех созданные строения разваливались как карточные домики, тонкие алюминиевые крыши пробиты, а бетонное покрытие плаца разворочено из-под земли в тех местах, откуда прибывали мимики. Люди, бегающие внизу, кричали; покалеченные — звали на помощь, плакали, а мертвые умиротворенно лежали в неудобных позах, и в их пустых глазах читалось блаженство: они умерли в самом начале битвы, как же повезло, отмучились.       Стеклянный стол дребезжал, у стен Небесной Гостиной разворачивалась кровопролитная бойня. Люди в Доспехах падали и больше не вставали, их сразу же обходили другие и также падали рядом. Этот конвейер мог бы быть бесконечным, если бы количество бойцов было таким же. Но, увы, большинство убитых так и не добралось до своих спасительных костюмов, они готовились месяцами и годами, чтобы погибнуть в спешке, надевая штаны. Так, линия за линией, человек за человеком, подол башни покрывался кольчугой из пробитых панцирей, использованных патронов и копий мимиков. А наверху, на стеклянном столе беспокойно покачивался кофе, уже более основательно покрывшийся мутной пеленой. Это был второй день.       На третий день дверь Небесной Гостиной распахнулась. Немного подумав, жесткая рука срывает ленты предупреждающего окраса с надписью «биологическая опасность» и медленно ступает в ярко-освещенную утренним светом комнату. Теплые лучи падают на лицо, и глаза инстинктивно прищуриваются, рука сильнее сжимает карбид-вольфрамовую рукоять. Ноги в тяжелых берцах направляются к столу. Когда она подходит, поверхность кофе немного волнуется. Закрыв глаза, девушка вздыхает, берет чашку с темной водицей, которая проглядывает сквозь тонкий бело-зеленый слой плесени и направляется к ванной. Пока она выливает кофе и моет уже не новую чашку, то думает, как эта белесая пелена похожа на воду в морях и океанах, которую испохабили пришельцы; теперь осталось лишь пару мест на миллион, куда не добрались еще инопланетные уроды. Она должна их уничтожить, однозначно. Только она — Валькирия. Только она. За эти годы выучила на зубок: никаких чувств, никаких связей, никаких друзей.       «Кейдж показал себя как существо глубокоморальное и сполна поплатился за это. Когда приказано «убивай» — значит надо убивать, а не бросать оружие и восклицать как ребенок «я не буду этого делать». Я глубоко ошиблась в нем, когда решила предоставить ему шанс занять мое место. Он был слаб. А я всего лишь предложила ему убрать малознакомого человека, которого он видит в первый раз в жизни, что может быть проще? Он сделал сам свой выбор, когда бросил топор, и не достоин скорби. Слабакам не место в армии, на земле, в моей голове», — размышляет Рита.       Сегодня она примет решение забыть о Кадзи Кирии навсегда. Но металлическая блестящая чашка с мутной окружностью от застоявшейся плесени, лежащая который год без дела в полупрозрачной сумке, и редкие сны с его участием не дадут зеленому рекруту уйти в небытие. Пока она жива, он будет существовать. А пока что, все, что ей надо — это убивать.