Левым флангом

На следующее утро Марсель вёл себя так, будто ничего не произошло. Он не подходил к Кевину, не говорил с ним, да даже не смотрел в его сторону. А от любой попытки хоть что-то обсудить – бежал. «Ну хорошо» - подумал Кевин – «Будь по твоему. Не было, так не было». Но грызущее чувство не покидало его. Ведь тогда, дома, Марсель вёл себя по-другому и дал надежду. Поэтому сейчас хотелось просто броситься на него, повалить на землю и… А вот дальше варианты очень расходились. Впрочем, Кевина вообще не должно было это заботить. Такой выход из ситуации был для него самым лучшим: ведь он же не гей, ведь то вчерашнее было лишь временным алкогольным помутнением рассудка. Но утешать себя получалось плохо. На самом деле всё было просто – он был не нужен Марселю. А если и было какое-то чувство, которое Кевин не любил больше всего, так это чувствовать себя не нужным. Он бежал от этого чувства всю жизнь: старался всегда делать больше других, вообще старался делать больше для других, чем для себя. Да та же Зюд-трибуна, там он всегда был не один, был частью чего-то, был нужен. Но иногда жизнь больно била под дых и появлялись люди, которые не нуждались в нём, тогда как он отчаянно в них нуждался. Кевин сам до конца не понимал – зачем ему собственно Шмелле. Они были знакомы всего ничего, но Гросси уже уяснил, что не сможет без, особенно после всего того, что случилось. Сейчас тяжелее всего было находиться рядом с ним, видеть его, слышать его голос, играть вместе в двусторонке, в конце концов. Марсель был так близко, только руку протяни. Но голос в голове ехидно шептал: «Нельзя, не твоё». Результаты Кевина всё падали и падали, Клопп недоуменно качал головой. Ещё бы, именно на этого игрока он так ставил, именно его хвалил больше всего в предсезонную подготовку, а сейчас просто не понимал, что твориться. Кевин не обращал на свои результаты никакого внимания. Это было странно, ведь раньше футбол всегда стоял у него на первом месте (после семьи, конечно). Вскоре его странное состояние начали замечать и одноклубники. Ещё бы, ведь Гросси был именно тем человеком, который веселил всех, всегда и в любой ситуации. К нему подходили многие, спрашивали, интересовались, заботились. Но Кевину был нужен один конкретный человек, а именно он его и игнорировал. Не удивительно, что на матч с Гамбургом Клопп отправил его на скамейку запасных. Кевину даже протестовать не хотелось – заслужил. В этот момент он понял, что ведёт себя по отношению к команде не честно, даже подло. Зачем было думать о человеке, которому на тебя наплевать, когда вот, было столько людей, которые нуждались в тебе в данный момент. Над клубом сгущались тучи: Деде всё ещё не поправился, у капитана были очередные проблемы, а Барриос – это не Фрай, и стиль игры другой и привыкать надо. И пусть все две официальных игры дортмундцы выиграли, у всех было чувство, будто если это и не случайность, то уж точно не закономерность. И Кевин сейчас не помогал своими страданиями, получалось совершенно не по-мужски. Марсель в старт разумеется попал. Из-за травмы Деде у Клоппа выбора особого не было, тем более, после матча с Кёльном Шмельцер попал в сборную тура, и многие действительно хвалили его. Прозвучал стартовый свисток и начался матч. Он не задался с самого начала – они пропустили на третьей минуте. И пусть Нельсон сразу же сравнял счёт – в итоге это ничего не значило. К двенадцатой минуте они летели 3 – 1. В раздевалке Клопп кричал, кричал больше обычного и был очень недоволен. Выпустил Матса в надежде, что тот хоть немного укрепит опорную зону, но не вышло. После финального свистка счет на табло гласил: 4 – 1. Все были опустошены. Ещё бы – они так рассчитывали на этот сезон, так верили в себя и тут такая пощёчина. То, что они проиграли возможно будущему обладателю салатницы волновало сейчас мало. А Клопп даже не пришёл к ним, не стал кричать и говорить о том, что они бездари и такая игра никуда не годится. И где вообще огонь в глазах, а? Клопп просто не зашёл в раздевалку, и это было обиднее всего. Кевин чувствовал себя сейчас маленьким котёнком, у которого ещё не открылись глаза, а пушистый бок матери внезапно пропал. Да и капитан, даже капитана сейчас не было. Он остался в Дортмунде, необходимо было лечиться, а разъезды никак бы сейчас не помогли. Роман пытался хоть как-то выправить ситуацию. Всё же с капитанской повязкой на поле вышел сегодня именно он, да и в принципе был самым старшим и видел вещи в своей карьере и похуже. Но полностью Роман не справлялся, не дотягивал, поэтому в раздевалке было на удивление тихо. Был слышен лишь шум воды, да копошение одевающихся игроков. Самолёт до Дортмунда был ещё только через несколько часов, поэтому игрокам разрешили провести это время так, как захотят они сами, лишь бы к посадке пришли. Поэтому Кевин и не спешил, а всё ещё стоял в душе, хотя все уже и ушли, будто верил в то, что вместе с водой могут уйти и все дурные мысли из головы. Да, Гросси думал о поражении, но ещё больше он думал о Марселе. И это было неправильно, выбивало из колеи и заставляло презирать самого себя. Кевин наконец закрутил кран, схватил полотенце и пошёл в раздевалку. Она была абсолютно пуста и это успокаивало. Это помогало представить то, будто сегодняшнего дня, да и всей этой недели не было. Кевин наскоро оделся и покинул стадион. Уже стемнело, людей на улицах почти не было, встречались лишь радостные фанаты Гамбурга. И да, это напоминало о том, что этот день действительно был настоящим. Кевин решил немного прогуляться и даже сам не заметил, что всё это время шёл за конкретным человеком. Он усмехнулся про себя, покачал головой и хотел было уже пойти наконец в другую сторону, как понял, что не может. Просто не может оставить всё это так, ему нужны хоть какие-то слова, хоть какая-то правда, какой горькой она не была. Они зашли уже совсем в какие-то дворы, где было темно и мрачно. Кевин за пару быстрых шагов догнал Марселя, развернул того за куртку на себя и прижал к стене. Первым делом Шмелле попытался вырваться, потом посмотрел на него испуганными глазами и видимо начал понимать, кто перед ним и чуть успокоился. Марсель отказывался смотреть в глаза и заговаривать тоже не хотел. – Я просто хочу узнать, что это было. – тихо и спокойно спросил Кевин. – Ты о чём? – Чёрт возьми, не увиливай! Вначале ты чуть ли не сам лезешь ко мне в постель, а потом делаешь вид, что ничего не было! – Тебе не кажется, что это лучший вариант. Забыть об этом? – Ах так значит?! – Мне очень жаль, я виноват. Когда я напиваюсь, я часто делаю различные необдуманные вещи. Мне жаль, что я приставал к тебе в ту ночь, я не должен был этого делать, я понимаю, что тебе всё это не нужно… – Постой, ты думаешь, что это ты ко мне приставал? – Да, я очень сильно выпил, а тогда у меня вообще тормоза сносит и… – Стоп, стоп, стоп. Это я к тебе приставал. Я был инициатором, а не ты. Шмелле посмотрел на него совсем непонимающим взглядом: – Как? Это ведь именно я был слишком пьян? Я думал, что опять наделал глупостей и полез к тебе, а тебя ведь всё это совершенно не… Кевин понял, что он всё-таки дурак, и просто поговорить иногда помогает. Он не хотел дослушивать Марселя, а просто взял того за подбородок, заставил наконец посмотреть в глаза и впился в губы поцелуем. Отпустил наконец куртку, теперь больше не сбежит ведь. Марсель сразу же бросился ему отвечать, поэтому они больше неловко сталкивались зубами и носами, чем действительно целовались. Но это не могло сейчас помешать. Они наконец оторвались друг от друга, Шмелле смотрел на него с тёплой улыбкой и пытался выровнять чуть сбившееся дыхания. И в этот момент Кевина совершенно не волновало то, что они очень досадно проиграли Гамбургу. В оставшееся время они решили просто погулять, потому что Гамбург был очень красивым город. Теперь болельщики Гамбурга Кевина совершенно не смущали, ведь он чувствовал счастливее их всех вместе взятых. Они остановились у городской ратуши (в это время даже здесь практически никого не было), просто сидели, любовались закатом и говорили. Кевин и представить не мог, как же он скучал по эти разговорам. Они чуть не опоздали на самолёт, даже с учётом того, что всю дорогу бежали. Клопп лишь покачал головой, Роман смотрел слишком подозрительно, но всё это их сегодня не волновало.