Люблю

Кисоп ненавидит летать. Больше всего перед полётом он хочет напиться в хлам, но понимает, что фанаты в аэропорту не оценят бесчувственное тело, которое придётся транспортировать его одногруппникам и менеджерам. Поэтому приходится мужественно терпеть, стиснув зубы, многочасовые перелёты. В этот раз с ним рядом оказался Эйджей, он знает об особой "любви" Кисопа к полётам, поэтому мягко берёт стиснутые в кулак руки своими длинными пальцами и слегка сжимает их, успокаивая. Кисоп поворачивается к нему и едва заметно улыбается. Эйджей не видит сквозь тёмные линзы очков направленный на него взгляд, наполненный нежностью и обожанием, и едва ли не щенячьим восторгом. - Россия не страшная, не переживай, - с улыбкой говорит Эйджей. - Правда, - как-то по-детски спрашивает Кисоп, снимая очки. - Да. Говорят, медведи - это выдумка, - продолжает шутить Эйджей. - Джехё сказал, русские фанатки - красивые. Он мне скинул пару фото. - Покажешь? - Ты же сам их через 10 часов увидишь, - нежность в глазах Кисопа гаснет, но Эйджей этого не замечает. Кисоп втыкает наушники в уши одной рукой, вторая по-прежнему в ладони Эйджея, откидывается на спинку сидения и закрывает глаза. Он представляет себе, как отстёгивает ремень, садится верхом на Эйджея прямо тут, в самолёте под изумлёнными взглядами согруппников, менеджеров и остальных пассажиров. Как он берёт лицо обалдевшего Эйджея в свои ладони и целует в губы так глубоко, пока не начнёт кружиться голова, расстёгивая попутно пуговицы на рубашке, кладя ладони на обнажённую рельефную грудь. Кисоп не замечает, как он засыпает. Он просыпается пару раз. И один раз его будят, чтобы он поел. Москва встречает их восторженными криками и визгами фанаток, которые и вправду по большей части красивые. Бабник Кэвин вовсю пялится на них. Позже в минивэне он всех замучил подробными описаниями форм едва ли не каждой фанатки, которая ему попалась на глаза. Сухён только снисходительно улыбается. Маннэ смущённо молчит. Ему всё это в новинку, да и нервничает он жутко перед всеми концертами, как ни пытаются его успокоить остальные участники группы. Перед концертом их ещё раз предупреждают о фан-сервисе. Они стараются во всю. Кисопу приходится выкинуть все мысли об Эйджее и сосредоточится на выступлении. Вылетают из Москвы они уже ночью. Эйджей снова сидит рядом с ним и сжимает его ладонь в своей, прижимая к своему животу, Кисоп безумно благодарен ему за это. Он снова слушает музыку, но сон не идёт. Неожиданно Кисоп чувствует, как ладонь Эйджея сползает вниз и разжимается. Удивлённый танцор поворачивается к другу и видит, что тот крепко спит. Во сне лицо Эйджея становится расслабленным и по-детски беззащитным. Кисоп озирается вокруг, в самолёте полумрак, пассажиры через проход от него спят крепким сном. Кисоп снова смотрит на друга и легко, почти невесомо касается своими пальцами пухлых губ Эйджея, который неожиданно улыбается во сне. Кисоп замирает, почти не дыша, и, слегка отведя руку в сторону, но Эйджей тихо вздыхает и продолжает спать. Кисоп опускает руку на своё колено и, прижавшись щекой к высокой спинке сидения, продолжает наблюдать за спящим другом. Правая рука по-прежнему лежит на бедре Эйджея. Кисоп кладёт ладонь левой руки на внутреннюю сторону бедра Эйджея и ведёт её вверх, наблюдая за Эйджеем. Тот продолжает спать. Тогда ладонь Кисопа скользит чуть выше, замерев в паре сантиметров от мужского достоинства Эйджея. Длинные тонкие пальцы слегка вздрагивают, подчиняясь желанию сердца двинуться, и остановленные разумом. Кисоп с напряжением разглядывает лицо спящего Эйджея, потом осторожно двигает ладонь дальше, проводя пальцем по всей длине члена. Эйджей начинает хмуриться во сне, но Кисоп не останавливается, он просто продолжает свою игру, наблюдая за спящим другом, который вдруг с негромким стоном сползает ниже по сидению и расставляет ноги. - Люблю, - внятно и отчётливо произносит Эйджей, не открывая глаз. - Что? - теряется Кисоп. Он отдергивает руку, и тут же самолёт дёргается так, что Эйджей наконец-то просыпается. Стюардесса, спокойная, как идол Будды, успокаивает пассажиров на английском языке. - Что? - повторяет на автомате свой вопрос Кисоп. - В смысле, что? - Ты сказал "Люблю"... Наверное, приснилось что-то, - Кисоп очень надеется, что в его голосе нет и намёка на надежду. - А, да. Дурацкий сон! Ты меня кормил бананами и огурцами и спрашивал, люблю ли я их. - Дурацкий сон, - сердито подтверждает Кисоп.