Baby, It's Cold Outside

      Впервые Крокодайл усомнился в своих жизненных принципах, когда нарушил их в угоду не работе, не важному делу, а личному эгоистичному желанию – увидеть Дофламинго. Не сказать, чтобы их связывало нечто невероятно глубокое или трепетное, но нежность при взгляде на это высокое нескладное недоразумение мужчина ничем другим, кроме симпатии, объяснить не мог. И принципы здесь уже совершенно ни при чём. Они стали неактуальными с того рокового момента, когда Крокодайл переступил порог знакомой квартиры, отдал хозяину пальто и получил целомудренный поцелуй в нос.       ― Я ненадолго, только уточню пару вопросов, и всё, ― проворчал Крокодайл, втягивая чудесный аромат домашней выпечки. ― Ты кого-то ждал?       Дофламинго тихо рассмеялся и ничего не ответил. И так ведь понятно, кого может ждать преуспевающий редактор морозным зимним вечером с аппетитным медовым пирогом в духовке. Надежда на то, что из спальни выпорхнет пышногрудая брюнетка и повиснет на Донкихоте, таяла с каждой секундой. Повод для сцены ревности тоже улетучивался вместе с холодом, прокравшимся вероломным убийцей в самое нутро и укравший крупицы тепла вместе с умением радоваться мелочам. Сэр неловко повёл плечами. Шерстяной джемпер колол кожу, но больше всего напрягал внимательный взгляд блондина, который то и дело поворачивался и просто смотрел. Не говорил, как обычно, не нёс какую-то невероятную чушь, лишь бы уболтать, уговорить, заворожить хрипловатым низким голосом, нет. Молчал, звенел чашками так по-домашнему уютно, заваривал любимый чай Крокодайла и коротко посмеивался, когда гость отпихивал ногой ластившуюся кошку.       ― Как продвигается работа над рукописью? ― дела издательства волновали Сэра в последнюю очередь. Да, он директор преуспевающей компании, да, он сам часто наведывается в своё детище и работает, потому что не может сидеть без дела. Или хотя бы контролировать, чтобы другие от оного не отлынивали. Но именно здесь и сейчас он превратился в нахохлившегося и насупившегося воробья, горько жалевшего о необдуманном поступке. Какой дьявол потянул его навестить старого… Совсем не друга. Они не виделись больше трёх недель, в течение которых Донкихот ему упорно названивал и заваливал сообщениями, но увидев его вживую, Крокодайл осознал, что попался в ловко расставленные сети.       Околдовал, заманил, пригрел и накормил пирогом.       Чёртов фламинго.       ― Вкусно? ― наконец спрашивает Донкихот, снимает забавный жёлтый фартук и вешает его на крючок к полотенцам. Похож на огромного цыплёнка. Крокодайл невольно фыркает в чашку с чаем и расплёскивает горячую жидкость по столу. Тянется за салфеткой, чтобы вытереть, но натыкается на горячую ладонь хозяина квартиры. У Минго, как всегда, обжигающие руки. Встречаются взглядами. ― Ты замёрз, руки ледяные. Давай согрею?       ― Свяжешь мне варежки? ― нашёл в себе силы язвить и насмешливо кривить рот, однако все мысли мгновенно вылетают из головы, как только этот… невозможный человек берёт в свои ладони пальцы Крокодайла, гладит их, греет, совершенно спокойно и уверенно, не допуская ни единой возможности отказа. ― Эй, не смешно, мы…       ― Я рад, что ты заглянул, ― боже праведный, какая у него улыбка! Ничего общего с хищным оскалом, коим он награждает всех неугодных. Милая и сердечная. Только для него, неприступного Сэра. Нужно что-то сказать в ответ? ― На улице холодно. Налить тебе вина?       ― Не надо, я даже не знаю, что ты добавил в чай, ― мужчина нахмурился, свёл брови к переносице и свободной рукой взял чашку с горячим напитком. Чашка мелко подрагивала. ― Ты слишком заботливый. Мне чудится подвох.       ― Просто заходи почаще, ― шепчет на ухо и опять смеётся, видя румянец на бледном лице. Глаза Дофламинго сияют. ― Или оставайся навсегда. Думаешь, я выпущу тебя в такой буран на улицу?       ― Я же пришёл не для этого!       ― Правда? А зачем тогда?       Иногда Крокодайлу казалось, будто его читают, как раскрытую книгу. Бережно переворачивают шершавые серые страницы, оглаживают чуткими пальцами переплёт из настоящей кожи, поправляют закладки на интересных местах, и прижимают к груди, точно бесценное сокровище. Не сразу до мужчины дошло, что его, как книгу, обняли, прижали к себе сильные руки, и шерстяной джемпер уже не так колет кожу. Дофламинго говорит, и каждое его слово отдаётся в теле приятной, долгожданной истомой. Подлый манипулятор.       ― У меня есть чудесные сигары, такие, как ты любишь. И кровать большая. И места много. И вещи… ― вспоминает, с каким важным видом Крокодайл пытался уйти, исчезнуть навсегда из его жизни, впопыхах и непривычном для себя волнении не забрав и половины из огромного шкафа в спальне. ― Всё на своих местах. Даже щётка в ванной. Хватит дуться на меня, хотя ты даже так выглядишь великолепно.       ― Всему есть свои пределы… ― попытки сопротивляться кажутся слабыми и жалкими. Он не хотел уходить, вспылил, показал характер, вернулся в старую квартиру, и всё равно – заглянул. Чтобы расставить точки над «i» или же узнать, примут ли его назад со всеми чудачествами и требованиями? Кто знает. Дофламинго знает.       ― Конечно. Чай вот-вот остынет, а ты всё ещё не согрелся. ― Укоризненно попенял ему блондин, разжал объятия и, пока Крокодайл с ужасом привыкал к ледяной и пугающей пустоте, вернулся, на этот раз с длинным шарфом. ― Варежки у меня не получились. Как думаешь, сойдёт за примирительный подарок?       Сэр утыкается носом в кремовое безобразие, вдыхает такой родной и терпкий запах, смеётся и уклончиво отвечает:       ― Посмотрим. Ты, кажется, говорил, что на улице буран?..       Донкихот счастливо улыбнулся и налил ему вина. За окном выла метель, заметая снегом дома, улицы, машины и людей, но в их уютном мирке только что началась новая весна.