Проклятый цыганкой

— Тролль! Тролль… в подземелье… спешил вам сообщить… На секунду стало настолько тихо, что я различил удары своего сердца. А потом… первый крик был точно женским. Паника, настоящая паника поднялась в Большом зале Хогвартса. Буквально пять минут назад, направляясь на банкет, посвящённый Дню всех святых, я услышал разговор двух гриффиндорок о том, что Гермиона Грейнджер плачет в женском туалете. Это казалось сюжетом фильма. — Старосты! Немедленно уводите свои факультеты в спальни! — прогрохотал Дамблдор, подняв волшебную палочку к потолку, под которым порхали тысячи летучих мышей. Мигом поднялись вышеназванные студенты, я даже заметил рыжую макушку Перси. У Пуффендуя оказалась лишь одна староста — второй сейчас находился в Больничном крыле, а посему она беспомощно оглядела всю толпу. Её крик утонул во всеобщей суматохе. Преподаватели вообще знают, что в замке могут ещё оставаться ученики? Не знаю, какие тролли, но коль поднялась шумиха, то Гермионе придётся тяжко, столкнись она лицом к лицу с этим существом. Наконец, староста повела нас. Правда, оказалось, что мы увязались за старостой чужого факультета. Наша девушка же, пытаясь взять всех нас под контроль, едва не плакала от бессилия. — И за это нас называют тупыми тормозами, — послышалось сзади. Мэй Томсон и её грубый мальчишеский голос. Она заметила меня и подмигнула. Тем временем меня отпихнул в сторону… Гарри Поттер. Парень, ты вообще куда бежишь? Точно, Гермиона. Я рванул обратно в Большой зал, но худая рука уцепилась за край моей мантии. Томсон цыкнула и ворчливо заметила: — Был приказ — идти в спальни. Рыжик, у тебя мозг через уши вытек, что ли? — Да девчонка с Гриффиндора в туалете засела, не знает о тролле, — отрывисто поведал я. — Ну ты же не гриффиндорец, чего кидаешься в самое пекло? — заметила Мэй. Я закашлялся: — Дура. Я преподавателей оповещу насчёт неё. Пуффендуйка долго сверлила меня взглядом, а затем вздохнула: — Бесполезно. Но попробуй. Запомни, Рыжик, в этой школе свои проблемы студенты решают сами. Эта фраза мне ещё долго покоя не давала. Я сам убедился в абсолютной глухоте профессоров, стоило только подойти к ним. Декан Гриффиндора наорала на меня, остальные учителя коршунами налетели, пытаясь спровадить в пуффендуйскую гостиную, и даже мои попытки доложить о Гермионе с треском провалились. Им было наплевать, что я там бурчу, гораздо важнее, что у меня не хватило мозгов следовать за старостой. В общем, у Пуффендуя отняли десять баллов «за тугодумность» и отправили меня куда подальше. И это педагоги единственной магической школы на островах Великобритании?! Англичане точно отмороженные, раз терпят такое. В голове пронёсся Поттер, спешащий на выручку одногруппнице. Ну что ж за жизнь, а? Тяжко вздохнув, я рванул к Гермионе по опустевшим коридорам. По запаху и крику ужаса я нашёл женский туалет. Притормозил и спокойно заглянул вовнутрь. Итак, Гарри Поттер дёргает замершую Грейнджер, а рядом размахивает дубиной четырёхметровая серая туша… ох, я надеялся, что тролль будет… поменьше. И без дубины. Вот он замахивается, в голове вспыхивает лишь одно заклятие, вернее, сглаз. Тролль потерял равновесие, осколками осыпалась плитка со стен. Пока ещё есть шанс, кричу детям, чтоб бежали. Но Гермиона ещё в оцепенении. — Вот дура, — беззлобно выругался я, усаживая её к себе на спину. Гарри, белый от паники, немного помог мне. Новый крик тролля, избавившегося от облепивших его морду летучих мышей, и мы рванули из туалета. И эта туша — за нами. Хогвартс — безопаснейшее место, бла-бла-бла. Вот ТЕПЕРЬ я понимаю, почему волшебники будто дубиной по голове ударенные — их такими делает их великолепная школа. Всем учебным заведениям мира надо взять такой способ вооружения, может, мир станет лучше, если количество блаженных возрастёт. Вот, к примеру, в Гарварде, если студент начнёт хуже учиться, в качестве профилактики и в назидание остальным, вполне подойдёт отправить его в карцер на две недели. Будет питаться заплесневелым хлебом и водой, авось и самосознание возрастёт, и дисциплина наладится. И почему это телесные наказания отменили? Почему запрещают моральное давление? Филч прав: чем краснее зад студента — тем лучше его успеваемость с поведением. Подвесить в тёмном подвале за большие пальцы ног, и бить, бить, бить… Звон доспехов, грохот и рёв тролля. Он размахивает своей чёртовой дубиной в узком для его широкой туши коридоре, сбивая всё подряд. Где профессора? Где хоть кто-нибудь?! Такой шум слышно будет даже в башнях! Но тролль преследовал нас, спина моя болела от веса Гермионы, дыхание сбилось, а ещё Поттер всё порывался повернуть в тупиковые коридоры. Выучи, мать твою, схему замка, чёрт тебя дери! — Уа-а-а-арх! — вторил моим мыслям преследователь, и мою макушку обдало ветром. Я не могу больше бежать с Грейнджер на плечах но и оставить маленькую девочку-зазнайку тоже выше моих сил. Поттер слишком хилый, чтобы понести её, да и времени нет — тролль прямо за спиной. Я даже не знаю что делать. Что вообще можно сделать в такой ситуации? Мчусь к лестнице наверх, запрыгиваю сразу на третью ступеньку, едва не падая назад — мою руку вовремя схватил Поттер, умоляю о том, чтоб она повернула прежде, чем эта тупая туша полезет за нами. Она и начинает своё движение. Вместе с приходом тролля. Моей палочки в кармане нет, полностью безоружен. Едва не кричу, Поттер белый, как асбест, и я волнуюсь, как бы он в обморок не упал. Тащу его, задыхаясь и до боли сжав зубы, вверх, еле удерживая равновесие. Серо-зелёной твари хуже – на узкой лестнице с такой дубиной в… руке. Молюсь, чтоб он упал. Туда, вниз. Пусть даже он не сдохнет, хоть мы будем в безопасности. Прыгаю через исчезнувшую ступеньку, цепляюсь за поручни. Мои ладони скользкие. На стенах, не ограниченные даже позолоченными рамками, люди на портретах кричат нам, пытаются подбодрить и прогнать тролля. Он тупо смотрит маленькими злющими глазами на нас, его рот искривлён, а под ногами рушатся каменные ступени. Удивительно, как лестница его вообще удерживает. Едва верхние ступени соединились с полом нового коридора, я толкаю перед собой Гарри. Он пробегает вперёд, неловко взмахнув руками, останавливается, оглядываясь на меня. Гермиона холодная от ужаса, сжимает мою шею так сильно, что голова начинает кружиться. Я уже не бегу. Мы где-то на верхних этажах. Отсюда одна из лестниц ведёт в Астрономическую башню. План есть, но он безумен, как и всё происходящее. В ушах застыл гул — картины орут, Гермиона что-то шепчет, отчего-то мне хочется верить, что это такое витиеватое проклятие. Ноги дрожат. Я не могу даже говорить. Поттер крутится вокруг, сзади наступает тролль, он тоже уже не так быстр — его тяготит его же туша. Какая дверь? Пятая или седьмая? Или та, открытая нараспашку? Кажется, именно она. Новая лестница. Почему здесь нет эскалаторов? Я почти ползу, Поттер всячески помогает мне. Кажется, или он понял, что я хочу сделать? Мы очень медленно ползём, но тролль ещё медлительнее – под его грязными ногами всё разрушается, он скатывается вниз, но продолжает упорствовать. Похлопаю потом его целеустремлённости. Винтовая лестница привела на самый верх. Большая дыра, через которую мы наблюдаем звёзды, ничем не закрыта, и желудок крутит. Оставляю Гермиону на полу, почти у входа, чтобы тролль не заметил, сам же иду к этому окошку для суицидников. — Гарри, одолжи палочку, — давлю улыбку. Он моргает, а затем дрожащей рукой протягивает творение Олливандера. Тролль ещё поднимается — как и мой ужин по пищеводу, — с рёвом и клокотанием. Я даже не знаю, реально ли колдовать с помощью чужой палочки. Это меня почему-то меньше всего беспокоит. — Иди к Гермионе и успокой её, — нарочито небрежно кидаю. Я тут самый взрослый, и у меня ещё более-менее здоровый цвет лица, если верить отражениям во всяких астрономических приборчиках, грудой сложенных на столе. «Сдохнут все, — говорил один мой знакомый, — но ты сдохнешь, как собака». Я даже помню запах дешёвых вонючих сигарет, ими пропитался салон подержанной развалюхи этого ублюдка. Он скалился и лающе смеялся над своими шутками. Каждый раз я давился почти чёрным дымом, садясь в его машину. В кармане был пакетик травки, кокса, героина или чего-то подобного, и ехал я к покупателям, внутренне ненавидя всё: водителя, насмехающегося надо мной, его чёртовы сигареты, которые я мечтал запихнуть ему в глотку, его провонявшую машину, родителей, из-за ссор которых я сбежал, того бегунка, благодаря ему теперь моя жизнь дерьмо, тех бандитов, что сейчас помыкают мной, себя за бесхребетность, полицейских за слепоту, свою ставшую вдруг такой ужасной жизнь. Мой характер менялся, как и мои ценности и мечты. Было время, когда я осмелился взбрыкнуться, но быстро из меня выбили подростковое желание бунтовать. Я действительно каждый раз готовился к смерти, но и не верил в неё. Водитель говорил: «Прощай, собака» и отъезжал. Он считал, что я недостоин умереть не в подворотне от рук более трезвых людей. По более весомой причине, чем десять граммов наркоты. Но теперь я стою в шаге от края повернувшись спиной к чёрному небу, судорожно сжав в руке палочку, готовясь приманить к себе тролля. Героизм? Господи, какое глупое слово. В смерти нет ничего героического. «В смерти все равны». Просто у каких-то идиотов не хватает мозгов не жертвовать собой, а придумать более жизнеспособный план. Жизнь за жизнь? Какая чепуха. Но сегодня мозгов не хватило именно у меня. Не вовремя я понял, что теория теорией, а практика важнее. Я рассказывал, что после того, как меня прокляла цыганка, я начал умирать? Месяц – и я сражён почти всеми болезнями. Рёбра можно было пересчитать на ощупь, едва касаясь кожи. За тридцать дней я стал немощным инвалидом. Вы представляете, как это страшно? Я немел от ужаса от одного взгляда в зеркало. Несмотря на прошлое, несмотря на то, что каждый меня хотел как минимум изувечить, я очень хотел жить. Всё ещё тешил себя надеждами: вот придёт день, и я увижусь с сестрой. Не побоюсь подойти, искуплю свою вину. Но даже подъём с кровати был для меня непосильной задачей. Я заживо гнил и проклинал себя за бессилие. Спрашивал каждый час, чем именно я заслужил такие страдания. И только после того, как попал в это фэнтези, нашёл ответ. И сейчас я не хочу умирать. Очень не хочу. Меня парализует лишь от одной мысли. Но дети дрожат от ужаса, а я сам виноват. Проклятие-то своими силами заработал. До сих пор мне та карга снится в кошмарах. Усмехается молча, начинает шептать. Я вовсе никакой не герой. Напротив, я считаю самопожертвование занятием слабоумных бесхребетных типов, эдаких латентных самоубийц. Я не смел, не храбр, но достаточно глуп, чтобы орать нецензурщину и махать руками троллю. Мне нравится идея использовать других ради собственной выгоды. Но теперь стоит на краю, съёжившись от страха, подставив себя под удар взбешённого тролля, не должник, не жертва манипуляций, а я. Волшебная палочка Гарри сработала хорошо: упавшие на маленькую тупую голову измерительные циркули достаточно мотивировали преследователя. Ноги меня почти не держат. Новый взмах — и дубина лизнула чёлку. Летучемышиный сглаз. В голове у тролля точно смузи из мозгов. Он не прекратил бег, даже ускорился. Я этого не ожидал. Готовился к худшему, но это стало неожиданностью. На пределе своих сил я прыгнул в сторону, но туша тролля настолько огромна… она утащила меня за собой. Побелевшие лица Поттера и Гермионы сменились полной пустотой в голове. Воспоминания? Сожаления? Я знаю лишь одно: это один из худших дней моей жизни. Надеюсь, тролль превратиться в кровавое месиво, а эту школу сравняют с землёй. Я ненавижу беспечность магов, ненавижу глухих преподавателей. Ненавижу собственное бессилие. Амелия, Джинни, простите.