Сказки и сны

Бывают дни, когда всё и вся надоело. И вечера, пропитанные тоской по несбывшемуся. После них следуют ночи, когда в унисон волкам воешь на луну, от чего луна становится бледно-зеленой и прикрывает свой мистический лик веером облаков, попутно смахивая звезды с насиженных мест. Так появляются новые неучтенные созвездия. В миг, когда вечерняя заря прогорела, но угли минувшего дня еще горячи, рисовать ими карты небесных дорог несколько травмоопасно, остается лишь одно средство в борьбе с желанием биться головой о стену. Любая лесная тропинка или даже просто мостовая могут стать заповедными. Главное, чтобы они вели на мост. Неважно какой. Когда развеяна граница между мирами, любой мост может стать Калиновым. А мне на туда и надо. Иду неспеша. Ветер путается в волосах, напевая древнюю легенду, в которой свершившееся припудрили жемчужной пылью эстетики и сдобрили кровью Квасира. Когда такой медовой поэзией родом из северных стран баюкают разум, пробуждая изначальный свет, мир вокруг, именуемый Явью, преображается. В ветвях деревьев играют в карты на желание гамаюны. Проигравший летит над городом, выбирает человека и без предупреждения осуществляет его мечту. И человек стоит посреди случившегося великолепия дурак дураком, не понимая, что случилось. Некоторые даже в панике убегают. Потому что фантазировать – это одно, а вот когда фантазия заключает тебя в объятья и щебечет что-то непостижимое – для большинства людей оно для психики губительно. Тут в выигрыше только дети. У них фантазии – привычный способ общения с миром. А вот и мост, по которому нужно идти правильно. Потому что если идти как попало, вообще ничего не произойдет. Тут важен настрой. Принятие того, чего на самом деле хочешь и понимание, чего тебя вообще висеть над Смородиной-рекой понесло. На мосту скучает чудовище, которое, согласно поверьям, блюдет границу между миром живых и миром мертвых. Ну и к богам и прочим возмутителям мировой гармонии не пускает. А то научат ещё чему странному, хаотично, зато от чистого сердца. Изысканное чудовище, к слову. Семь голов в порядке радуги, орлиные крылья, силе лап позавидует амурский тигр, хвостом запросто снести любые врата. Ну как с таким красавцем сражаться? Да и незачем. – С огнем иль мечом? – лениво вопрошает чудовище. – С термосом, – усмехаюсь я. Из-за зеркальной завесы – а как еще от героев всех мастей путь хранить? – выходит вполне так человеческого вида существо. Вообще он может выглядеть как угодно, просто сейчас эта форма гораздо удобнее. Интересно, догадывался ли кто-нибудь из былинных богатырей, что на Калиновом мосту они, в сущности, били морду самим себе покуда стражу это зрелище не надоедало и он не снимал морок? Мол, топай дальше за своим заветным хламом, а то и так уже кровью всё заляпал, перед следующими ходоками стыдно. Бывало еще, что так называемое чудовище и вовсе отчаливало в отпуск, а по возвращению находило высушенные тела павших в бою с собой воинов. Отсюда, в общем-то, и заблуждение, что только великий и весь правильный, что самому жить тошно, богатырь может одолеть этот путь. Люди вообще смешные. – Какао, кофе, корица, мускатный орех и мед, – проговаривает никакое на самом деле не дежурное чудовище, а один из ангелов Рода. – Хорошо согревает, – киваю я. В октябре это зелье весьма кстати. Согревает, бодрит и способствует чтению воздушных стихов, что облаками выкладывают на небе скучающие Алконост и Сирин. Симаргл их чихвостит за столь открытое творчество, мол, вы с утра напишете, к вечеру то Ярило напьется и натворит дел, то Догода очередную барышню божественного происхождения в игривый грех заманит. А Симарглу от этого головная боль сплошная: то застрявшее солнце Ярилы до горизонта допинай, то растаскивай Догоду и спутника барышни. Спутники обычно крепкие случаются. – Как полеталось? – невзначай спрашивает ангел, смакуя зелье. – Чудесно. Правда закрутило несколько раз с отвычки. – Вижу, что закрутило, – вздыхает ангел, косясь на мое левое крыло. – Очередное пике? – Очередной хоровод с перелестниками. – После долгого перерыва, – ухмыляется ангел. – Прекрасная затея. Тоже так сделал бы. По мосту, не замечая, что мост уже не совсем уж земной, идет парень. В Яви мы вроде даже знакомы, но сейчас это не имеет значения. Ангел подмигивает и ставит зеркальную завесу. И ничего не происходит. Видимо, самое страшное с ним уже случилось. Неважно, в действительности или он сам так решил. Так и прошел сквозь морок дальше в Явь. Подобное случается сплошь и рядом с теми, кто истинным зрением слаб. Живут скучно и безрадостно: ни чудес, ни сказок Рода, ни-че-го. Так и чешут мелкой гребенкой по кудели жизни, на них даже судьбы поплевывают. А ведь достаточно порой просто посмотреть бесцельно в ночное небо, прочитать в облаках руны, из звёзд сложить сиюминутные созвездия, и проснуться... – Если каждый пробуждаться начнет, мир перевернется, – замечает ангел. – Который из? – Да хоть какой. – Ну в этом и цель. – На реку посмотри, – вздыхает ангел. И кто догадался заключить Смородину в бетонные оковы? Явь и так задыхается от острой нехватки чародейства в своем сердце, а в Прави его так много, что того и гляди разорвет. Хотели уберечь одно, а едва не сгубили оба мира. Еще и Ирий бы сверху рухнул бы. – Развеем? – предлагаю я. – Вообще-то нельзя, – напоминает ангел. И ехидно добавляет. – По уставу. – А я в отпуске. – А у меня обеденный перерыв. Хохочем и расправляем крылья. Пикируем к бетонным оковам и изначальным светом разбиваем нелепую преграду между мирами. Нам, конечно, за это влетит от Рода. То есть кто-нибудь из наставников будет целых пять минут драть глотку тематически, сетовать на то, с какими придурками приходится работать и жить во всех мирах одновременно, а потом собьется со своего наигранного канцелярита и заржет. Потому что так интереснее. Только так и начинается новый виток бытия.