С самого утра в комнате было практически невозможно находиться. Несмотря на кажущуюся тишину и безмятежность для беглого взгляда простого прохожего, в комнате царил настоящий хаос. Ким Минсок чувствовал себя в самом центре боевых действий.
Нет, в его комнате не стреляли, не строили баррикад, не ездили танки. В его комнате была тишь да гладь. Основное действо происходило в зеркале, однако было такое чувство, что оно захватывало все пространство. Словно цыганский табор заехал погостить, да так и остался, приглядев себе комнату Минсока.
Шел уже как минимум десятый день, если бы Ким Минсок, конечно, считал, но вместо того, чтобы поумерить свой пыл, незваный гость в зеркале, вопреки ожиданиям, только сильнее набирал обороты в своем беспределе. Например, сегодня, часов около девяти утра, что для лета было еще ночью, Минсока разбудил протяжный крик петуха. И это бы не казалось удивительным, если бы Ким Минсок жил в деревне или разводил домашних птиц в своей комнате, но он жил в обычной квартире и не увлекался фермерством, а роль вышеназванного петуха для него исполнял никто иной как Лухан, вопивший ровно до тех пор, пока в зеркало не прилетела подушка.
Судя по всему, сегодня в расписании Лухана была практика актерского мастерства, поэтому в течение нескольких часов он выполнял акробатические трюки, стрелял в Минсока из пальца, да и вообще, всеми силами старался вывести хозяина комнаты из душевного равновесия. Тем не менее, Минсок героически держался. Он сохранял молчание и старательно занимался своими делами, которых у него не было, но он быстро их придумывал, пытаясь серьезным лицом придать их выполнению как можно больше важности.
Когда Лухан утомился исполнять роль специального агента и, судя по всему, все-таки спас этот мир, он рухнул на кровать, созерцая белый потолок в комнате. На несколько минут воцарилась долгожданная тишина, поэтому Минсок облегченно вздохнул и расслабился, но оказалось, что раньше времени.
— Быть или не быть? — послышался хорошо поставленный голос Лухана, который вскинул вверх руки, держащие подушку. — Вот в чем вопрос!
И Лухан с силой прижал подушку к лицу, что-то глухо бормоча и выкрикивая, словно не он её держит, а она на него внезапно напала.
— Слушай, — сквозь зубы протянул Минсок и развернулся на стуле, — ты уверен, что кроме меня тебя больше никто не видит?
Лухан осторожно стянул подушку до носа, чтобы бросить пристальный, немного непонимающий взгляд на Минсока, а потом и вовсе утянул её вниз и прижал к груди, словно школьница, терзающаяся из-за любовных проблем.
— Никто, — настороженно произнес он, не спуская внимательного взгляда с Минсока, — а что?
— Да ты шумишь как сто китайцев, вот что, — раздраженно вскрикнул Ким, но тут же замолчал, испугавшись, что его могут услышать, — не может быть, что только я это слышу! Вот поэтому и спрашиваю.
Лухан обиженно нахмурился, поджимая губы, но ничего колкого в ответ не придумал, поэтому решил промолчать, демонстративно повернувшись на бок, чтобы оказаться спиной к Минсоку. Для пущей убедительности он еще сжался, подтягивая колени к подушке, и жалостливо промычал. Ким Минсок лишь вскинул бровь. За сегодня он в полной мере осознал актерский талант своего нового знакомого, поэтому ничуть не верил в его искренность сейчас.
Почувствовав на себе пристальный взгляд, Лухан поерзал на кровати, стараясь принять такую позу, которая бы вызвала еще больше жалости к нему, но такой позы просто не было, поэтому молодой человек сдался и затих.
— Где же я согрешил, что стал единственным, кто может слышать и лицезреть это? — сокрушенно выдохнул Минсок, закрывая лицо руками.
— Как будто я просил боженьку об этом! — рывком сел на кровати Лухан, услышав слова Кима. — Целыми днями только и делал что молился, чтобы какой-то Минсок заметил меня!
— Ах, так вот как все было? — с усмешкой выдавил юноша, немного разводя пальцы, чтобы посмотреть на отражение.
— Конечно нет! — пуще прежнего закричал Лухан. — Я похож на влюбленную школьницу? Если бы я мог выбирать, я бы попросил себе какую-нибудь пышногрудую красотку, а не хилого пышнощекого коротышку!
— Что? — Минсок угрожающе медленно выпрямился, скрестил на груди руки и откинулся на спинку стула, с презрением ожидая оправданий.
— В смысле… — Лухан быстро смекнул, что немного перегнул палку, что в его ситуации могло быть катастрофичным провалом, — просто к слову пришлось, ну знаешь, я не имею ничего против твоих щек, но для красочности сравнения…
Молодой человек опасливо подтянул к себе подушку и уткнулся в неё, всеми правдами и неправдами избегая смотреть на Минсока, для которого такое красочное сравнение было немного неприятным. Он ведь не виноват, что у него такие щеки. Это наследственность, над которой Ким Минсок не властен. Если бы перед рождением кто-то спросил его, хочет ли он себе такие щеки или склонность к полноте, вряд ли бы он с радостью завопил: «беру, дайте две!».
И если уж говорить о внешности, то, возможно, было много моментов в прошлом Минсока, когда он хотел изменить что-то в себе. Как и любой человек, он сравнивал себя с другими. Это давало ему понимание чего он добился и чего ему добиться предстоит. Внешность в этой гонке тоже не была исключением. Когда он видел кого-то красивее себя, он огорчался и завидовал, а когда оказывался симпатичнее, то радовался, что хоть в чем-то ему повезло в жизни больше других. И вполне естественными были мысли вроде «если бы у меня была его внешность» или «если бы я выглядел как он», потому что Ким Минсок был человеком, который всегда был недоволен тем, что у него есть, поэтому стремился к чему-то лучшему. Однако когда он смотрел на Лухана, он безусловно признавал его красоту, только это был единственный человек, пожалуй, с кем Ким Минсок даже не пытался себя сравнить, а в его голове никогда не проскальзывало даже отголоска желания быть на Лухана похожим.
Лухан заметно притих, признавая свою ошибку, поэтому теперь, уткнувшись носом в подушку, задумчиво ковырял носком своего ботинка пол. Еще несколько минут назад, когда Минсок заговорил о незаметности Лухана для окружающих, молодой человек вспомнил подходящую историю, которой хотел поделиться, но когда разговор перетек в другое русло, Лухан её забыл, поэтому теперь судорожно пытался вспомнить, что же он хотел сказать. Это не давало ему покоя. Какое-то смутное воспоминание плавало на глубине его сознания, только никаких четких очертаний обрести не могло. Это действительно раздражало. Лухан по кусочкам стал воскрешать разговор, в надежде, что это как-то поможет. И это помогло.
— Знаешь, — тихо сказал он, когда Минсок уже хотел отвернуться, — когда ты заговорил о том, видит ли меня кто-то, я, кажется, вспомнил кое-что…
— Да? И что же? — заинтересованно спросил Ким.
— Ну, — Лухан задумчиво почесал щеку, — когда после попадания в зеркало я заглянул к Сехуну, — молодой человек проигнорировал прищур Минсока, не знающего кто такой этот Сехун, — у него был… есть хомяк. Весьма меланхоличное животное. Настолько, что не то, что в колесе не бегает, даже к еде сто лет движется. И спит постоянно.
— Он же хомяк, — пожал плечами Минсок, а потом на секунду задумался и добавил: — весьма уставший от жизни хомяк. Так к чему ты это?
— Так вот, — протянул Лухан, снова перетягивая на себя внимание, — когда я зашел к Сехуну, — он снова проигнорировал тот факт, что Ким не знает кто это такой, — его там не было.
— Хомяка?
— Сехуна!
— А, ясно, — кивнул Минсок, — и что?
— А то, что был только его меланхоличный хомяк, — Лухан нахмурил брови, — как же его звали…?
— Сехуна?
— Хомяка!
— Не знаю, — мотнул головой Минсок.
— Вот и я не помню, — нахмурился молодой человек и уткнулся в подушку, усиленно пытаясь вспомнить имя хомяка. На какое-то время в комнате воцарилось молчание. Минсок ждал продолжения истории, но Лухану в этот момент было важнее вспомнить имя хомяка.
— Так что с ним? — не выдержал Минсок, нарушая молчание.
Лухан тут же встрепенулся, словно его вырвали из вязкой обволакивающей дремы, и непонимающе посмотрел на Кима.
— С Сехуном?
— С хомяком!
— А, да, с хомяком, — заторможено кивнул Лухан, — кажется, его звали…
— Да без разницы как его звали! Что с ним было-то?
— С хомяком? — не понял Лухан.
— Нет, блин, с Сехуном!
— С Сехуном не знаю, — пожал плечами молодой человек, заставляя Минсока в сердцах приложить руку к лицу, — а вот хомяк…
— Продолжай, не съезжай с этого направления, — тихо попросил Минсок.
— Он меня заметил!
— Что? — с нескрываемым разочарованием выдохнул юноша, не веря, что вся эта прелюдия вела к такому убогому концу. — Ты серьезно сейчас?
По мнению Минсока, хомяк, которому в их диалоге уделили так много эфирного времени, должен был, по меньшей мере, станцевать Чунга-чангу или спасти ребенка из горящего дома, но он просто заметил Лухана.
— Да! — с воодушевлением заговорил Лухан. — Представляешь? Это меланхоличное животное стояло на столе напротив зеркала, и было меланхоличным, как и всегда. Лежало, размышляло о своей тяжелой хомяковской жизни. Я подошел к нему просто для того, чтобы посмотреть, вдруг он умер. Я всегда так делал, когда приходил к Сехуну. Первым делом проверял жив ли его хомяк. Карандашом тыкал, для верности. Вот и в этот раз подошел, решил, почему бы и нет, он все равно меня не заметит, но он вдруг подскочил и замер. А в глазах был такой ужас, как будто его сейчас расстреляют. И вот, стоял он, ни жив, ни мертв… а я шутки ради решил сказать «бу!».
— И он умер от страха? — с сарказмом спросил Минсок.
— Нет, — активно замотал головой Лухан, не почуяв насмешки в голосе молодого человека. — Он вдруг сорвался с места и влетел в свой дом, как будто на него Годзила напал!
— Боже, — сокрушенно выдохнул Ким, узрев сверкающие страстью глаза его нового китайского друга, — это же всего лишь хомяк. Хомяк, понимаешь? Кто знает, от чего его накрыло.
— Но…
— Никаких «но», — Минсок вскинул вверх руку, призывая Лухана молчать, — это не является показателем. Эти животные даже собственных частей тела могут испугаться, что говорить о собственном отражении, он ведь стоял напротив зеркала, не так ли?
— Да, но…
— Вот видишь, загадка раскрыта, — пожал плечами Ким, — дело не в тебе, а в том зеркале. Господи, ты бы еще сказал, что от тебя тараканы разбегаются, ей богу.
Лухан обиженно надул губы и пристально посмотрел на Минсока, испепеляя его взглядом. Он был уверен, что в этом случай весьма важен. В нем могла крыться разгадка тайны. Если бы Ким Минсок был чуть тактичнее, возможно, он бы понял это.
— Они и разбегаются, — тихо буркнул Лухан, — а что, по-твоему, не должны?
— Вот, — небрежно бросил Минсок, разворачиваясь на стуле к столу, — кажется, мы близки к разгадке твоей тайны. Это явно какой-то ключ. Подумай об этом на досуге, займи свои извилины делом.
— Иногда у меня создается впечатление, что ты совсем не хочешь мне помогать, — обиженно произнес Лухан и снова рухнул на кровать, уткнувшись в подушку.
— Думаю, ты не далек от истины, — тихо сказал Ким, увлеченно рыская взглядом по странице сайта, — может быть, я бы помог тебе, если бы знал хотя бы с чего начать.
И пусть Минсок сказал это довольно тихо, скорее себе, чем кому-либо еще, Лухан услышал, но не ответил, потому что от этих слов он чувствовал горечь. Он бы и сам себе помог, если бы знал с чего начать, но сейчас ситуация казалась ему совсем безвыходной, и требовала лишь смирения и принятия своей участи. Лухан не хотел признавать, что условия для него были невыигрышными с самого начала. Он отчаянно верил, что может как-то справиться с этой ситуацией, только не знал как. Он утешал себя лишь тем, что у него еще есть время найти выход из положения, но ему пора было посмотреть правде в глаза. Для него выхода нет.
В комнате воцарилась тишина. Лухан сжался всем существом, чувствуя тревогу из-за неизбежности своего конца. Для него и для Ким Минсока одна и та же ситуация выглядела по-разному. Минсоку было наплевать. Он в полной мере не был способен осознать разрушительность последствий всей этой ситуации для Лухана. Он даже не мог всерьез воспринимать эту проблему. Все это казалось ему лишь игрой. Судьба незнакомого человека всегда меньше волнует, потому что не нужно сталкиваться с результатом своих действий. Если Минсок не поможет, на нем это никак не скажется. Лухан просто исчезнет из его жизни так же внезапно, как и появился. Будет ли Минсок вспоминать о нем? Почувствует ли что-то, когда осознает, что не смог ничего сделать для Лухана? Молодой человек не знал. И от этого ему хотелось плакать, потому что он чувствовал себя невидимкой. Будто бы он уже давно перестал существовать, а этого никто даже не заметил. Это страшно, больно и одиноко.
Лухан всегда был один, люди вокруг него сменялись и не задерживались надолго. Так ему было комфортно. Так было привычно. Во всей этой суматохе, создающей иллюзию нужности кому-то, он и не заметил, что всегда был один. И сейчас, когда ему особенно нужна помощь кого-то еще, он тоже один. И так было и будет всегда.
***
— Минсок, — позвал Лухан негромко.
Ким Минсок с раздражением сильнее сжал карандаш в своей руке, но никак не отреагировал. Его уже несколько дней донимают всякими глупостями. «Минсок то, Минсок се», только и слышно каждые несколько минут. Молодой человек устал от этого ребячества, поэтому решил, что до тех пор, пока ситуация не является катастрофической и жизни Лухана ничего не угрожает, он просто будет игнорировать посторонние звуки.
— Минсок! — вскрикнул он, но снова был проигнорирован. — Эм, Минсок! Посмотри!
Ким лишь шмыгнул носом, вскинул голову, чтобы заглянуть в экран своего ноутбука, и снова уткнулся в лист бумаги, на котором что-то увлеченно писал. Из-за того, что Лухан постоянно звал его по имени, Минсок отвлекался, поэтому ему слишком часто приходилось сверять текст.
— Минсок, — протянул Лухан почти издевательски, — Минсок! Минсок! Посмотри! Минсок! Это очень важно! Земля вызывает Минсока! Минсок!
— Да что? — не выдержал молодой человек и резко обернулся к зеркалу.
Лухан сидел перед зеркалом и смотрел на него своими огромными невинными оленьими глазами, словно бы не он только что донимал Минсока. Почувствовав, что ему удалось заполучить долгожданное внимание, Лухан торжествующе улыбнулся и принялся очень медленно и неуклюже подниматься с пола.
— Смотри! — сказал он, остановившись на середине комнаты.
Он несколько раз аккуратно, словно крыльями, очень невесомо взмахнул руками, немного потоптался на месте, и вдруг вскинул руки вверх. Минсок непонимающе наблюдал за происходящим, пытаясь мысленно проиграть в голове все возможные варианты событий. Он пристально смотрел на Лухана, заинтригованный таким началом.
Лухан же, чувствуя нарастающий интерес Минсока, принялся кружить на одном месте, словно танцор балета. Он изящно расправил руки в разные стороны, помахивая ими, наклонился вперед и вытянул одну ногу назад, становясь в позу ласточки. Все это он делал с таким одухотворенным лицом, что это даже было смешно, но Минсок не смеялся, потому что больше этого ему хотелось понять, что происходит.
Молодой человек продолжал все так же мягко кружиться, метаться из стороны в сторону, но с каждым разом он оказывался все ниже и ниже, потом снова взмывал вверх, и снова, кружась, опускался вниз. Это больше походило на какой-то сценический этюд. Минсок даже подумал на секунду, что не хватает музыки для пущего трагического эффекта.
И пока Ким размышлял о происходящем, Лухан опустился на пол и замер.
— И что это было?
— Падающий лепесток сакуры, — спокойно изрек юноша, поднимаясь с пола. — Очень похоже, ведь так?
— На самом деле, — осторожно произнес Минсок, — это было похоже на что-то непонятное.
— Сам ты что-то непонятное, — обиженно фыркнул Лухан, — у меня отлично вышла эта пародия!
— Как скажешь, — пожал плечами Минсок, — я не особо разбираюсь в пародиях на падающие лепестки сакуры.
Лухан лишь фыркнул в ответ, как бы говоря, что Минсок действительно не разбирается в этом. Да что он вообще может знать о пародиях на падающие лепестки сакуры? Он должен быть благодарен, что ему дали возможность прикоснуться к высокому искусству в этот момент. Нигде и никогда больше он не сможет увидеть ничего подобного. Уровень мастерства, с которым Лухан изображал лепесток сакуры, достоин признания и наград. Лухан не просто изображал лепесток, он был лепестком, он чувствовал как лепесток, проживал всю его недолгую красочную жизнь как свою.
— И чего я от тебя ожидал, — тихо буркнул Лухан и рухнул камнем на кровать.
***
— Эй, Минсок! — вскрикнул Лухан. — Минсок, Минсок, Минсок! — повторял он, пытаясь привлечь к себе внимание.
— Ну что опять? — Ким Минсок бросил на пол чистые вещи, которые собирался разобрать и положить в шкаф.
— Смотри! — радостно потребовал Лухан, а Минсок прищурил глаза, потому что что-то эта ситуация ему отдаленно напоминала.
Молодой человек даже не успел ничего понять, в его голове лишь промелькнула мысль, что так уже было, как Лухан с хлопком прижал руки к туловищу, выпрямляя их по швам и… упал.
Он просто вдруг начал наклоняться в бок. Это было настолько медленно, что Минсок даже застыл, в недоумении открывая рот, чтобы что-то крикнуть, но не усел, потому что юноша с грохотом вошел солдатиком в пол.
— Ты в своем уме? — закричал Минсок, подбегая к зеркалу, чтобы обозреть, что случилось с Луханом. — Ты живой? Не убился? Что за черт это был?
— Картоха! — вскрикнул молодой человек, чуть поднимая вверх голову. Во время падения что-то пошло не так и вместо того, чтобы завалиться на бок, Лухан упал вперед, познакомив свое лицо с полом.
— Какая к черту картоха? — кричал Ким, почти прижимаясь к зеркалу, будто это поможет ему перебраться на ту сторону и со всей силы ударить кое-кого по голове.
— Падающая! — возмущенно проговорил Лухан. — Я мастер пародий падающих картох!
— Господи, — сокрушенно выдавил Минсок, сползая по зеркалу вниз, — убей меня, чтобы я не мучился. Ты придурок, у тебя же кровь из носа идет! Ты совсем уже поехал в своем зеркале? Или ты всегда таким шибанутым был?
— Не всегда, — только и нашел, что сказать Лухан, и уткнулся лицом в пол, показывая этим самым глубокую обиду, потому что его великолепную пародию в очередной раз не оценили.
