***
В хорошем настроении Павел зашёл в кабинет тестя и сразу же ощутил угрозу, витающую в воздухе. Или это корвалолом пахло? Крошин начал издалека: — Паша, ты знаешь, что я курирую проект постройки объездной? — Да, конечно. — Ты знаешь, сколько лет я на это потратил? — Лет пять? — Больше! Ты знаешь, сколько стоит один километр такой дороги? Павел знал, не зря он работал замначальника управления финансов администрации города. Миллиард рублей. Крошин с трудом встал с кресла и, огибая бесконечно длинный стол, подошёл к зятю. Положил тяжёлую руку на плечо и зашептал на ухо: — Ты представляешь, как важно, сколько километров будет утверждено в Москве: семнадцать или восемнадцать? Учитывая, что строительный подрядчик — наш человек. Павел чувствовал подвох во всех этих вопросах. Но ему ничего не оставалось, кроме как кивать, выказывая полное понимание важности и строительства объездной, и количества планируемых километров. — Так вот, дорогой мой. Скоро к нам в гости пожалует Шишкин. Это от него зависит длина нашей будущей дороги. Нашей с тобой, Паша! — Я помню Шишкина. Видел его весной, когда мы в Москву ездили. Если от меня что зависит, то располагайте мной. — Зависит, Паша. — Виктор Сергеевич, я всё сделаю. Что, «Парус»? Или охоту на вертолётах? Можно рыбалку на кумжу, пока река не замёрзла, я могу договориться с базой. Можно «Чиполлино» ему устроить в музтеатре, всё схвачено. Крошин потёр грудь, будто у него в сердце кололо: — Он попросил, чтобы ты к нему в гостиницу пришёл. — Без проблем. — На ночь. Павел улыбнулся, не понимая: — Что? Крошин отвернулся и двинулся в обратный путь вокруг стола к своему кожаному трону. Павел смотрел на широкую напряжённую спину и медленно осознавал, о чём идёт речь. — Виктор Сергеевич, это абсурд какой-то! Я-то ему зачем? Ему что, в Москве мало? Да бред! Крошин рухнул в кресло и устало прикрыл глаза: — Паша, это не обсуждается. Поверь, я сделал всё, что в моих силах. Это не тот человек, которому можно отказать. Он тебя попросил — он тебя получит. — Я что вам, блядь вокзальная? — тихо спросил Павел. — Да! И не надо тут… целку строить. Я не лезу в твои тайные грязные делишки. Цени это. Павел потрясённо молчал. Какими бы сложными ни были их отношения с тестем, он не ожидал такой подставы. Не ожидал завуалированного шантажа и неприкрытого давления. Павел понятия не имел, насколько Крошин в курсе его делишек. В родном городе никаких делишек за Павлом не водилось, а краткие, хоть и регулярные, командировки в обе столицы были обставлены массой тщательных и разумных предосторожностей. Где и когда он прокололся? — Не стой тут как столб. И без тебя тошно. Думаешь, мне приятно? Езжай домой. Я тебе заранее сообщу о дате. Чтоб был готов, как пионер. Павел стукнулся о косяк двери, когда выходил из кабинета. Секретарша быстро оценила его состояние: — Павел Петрович, присядьте. Хотите, я вам валерьянки накапаю? Какой тяжёлый день сегодня, господи! Павел отстранил заботливую девушку, поспешил на воздух. Курил в машине одну сигарету за другой, злясь на Крошина. Мужа родной дочери готов продать за барыши! Отца единственной, горячо любимой внучки. Есть ли что-нибудь святое для этого человека? Злость разгоралась удушливым пламенем. Ехать домой в таком состоянии Павел не хотел. Достал телефон, пробежался по контактам. С друзьями этим дерьмом не поделишься, да и не было у него настолько близких друзей, чтобы расслабиться по-человечески. Набрал Кристинку: — Привет, занята? Давай сходим куда-нибудь, выпить охота. — Паша, ты? О, Пашенька, конечно, только… — она на секунду замялась, но твёрдо ответила: — Ладно, я приеду. Куда? Встретились в «Бульдоге». Официант усадил их на уютные диванчики с великолепным видом на вечерний город. Огни главного проспекта, украшенного яркими световыми растяжками, убегали вдаль до самого аэропорта. Аэропорта… Павел, не дожидаясь заказанной еды, начал накачиваться виски. Кристинка не отставала, и Павел знал, что она чудесная собутыльница — крепкая, выносливая и понимающая. — Я блядь, Крис. — Так мы все бляди, Паш. — Лапочка моя, — Павел похлопал по тонкой руке, лежащей на скатерти, — ты не блядь, ты честная проститутка. Это другое. Тебя уважать можно. А меня нельзя. — Я тебя уважаю! Я люблю тебя. — За что? — Ты добрый. Щедрый. Красивый. Умный. — Ой, порадовала! — Павлу стало смешно. — Ты такой ребёнок ещё. Веришь в доброту и красоту. — Я верю в то, что вижу. Что случилось? Никогда тебя таким не видела. Паша выбирал из салата креветки, запивая их виски. Подумал над вопросом и ответил максимально честно: — Меня продали, как кусок мяса. А мне противно. Я же человек. — Я тебя понимаю, Паш. Может быть, никто в этом мире не понимает тебя так, как я. Есть один способ… Кристина уже опьянела, её глаза блестели, а щёки пылали. Она придвинулась к Павлу, по-хозяйски положив руку ему на бедро, и начала рассказывать. Судя по словам, которыми оперировала интеллигентная Кристина, этому хитрому способу её обучила старая мудрая шлюха. Внимательно выслушав и всё запомнив, Павел опрокинул в себя остатки виски и попросил: — Детка, ты кушай тут, отдыхай, а у меня срочные дела появились. Ты не обидишься? — увидел, что она замотала светлыми кудрями, и продолжил: — Вот деньги, расплатишься? Кристинка, ты чудо! У бара запрыгнул в свободное такси. Доехали быстро: очень удобно, когда аэропорт в центре города.***
Прибытие самолёта из Санкт-Петербурга ожидалось через час. Отправлений — никаких. По залу бесцельно шлялись подозрительные личности, но толстого скучающего полицейского они не интересовали. Однако хорошо одетого Овчинникова он проводил взглядом до самого буфета. Павел помедлил у стойки, принюхиваясь к кислому запаху кофе. Барменша замерла, плотоядно принюхиваясь к Павлу. Видимо, запах виски и дорогого одеколона ей понравился, поэтому она изобразила улыбку и любезно спросила: — Я могу вам что-нибудь предложить? — Предложите мне кофе. В смысле, кофе, а не то, чем у вас тут пахнет. Улыбка потухла: — Где же я возьму вам кофе? Меня скоро вообще закроют. Пять самолётов в день, клиентов мало. Хотите коктейль? — «Секс на пляже»? — Нет. Ванильный. Павел отказался дегустировать молочные напитки и поднялся в малолюдный, едва освещённый зал ожидания на втором этаже. Расположился напротив большого окна, выходящего на лётное поле. Сидеть было жёстко и неудобно, но Павлу здесь нравилось. Он с детства любил аэропорты и вокзалы за предвкушение новых приключений, которое они дарили. С возрастом Павел остыл к приключениям, но какое-то приятное будоражащее чувство в аэропортах всё ещё испытывал. Он включил музыку, надел наушники и откинулся на спинку кресла. Вспомнил, как Баранов сидел на ступеньках памятника и кормил голубей семечками из пакетика. Через четыре трека учуял восхитительный запах свежего кофе. Открыл глаза: Гоша сидел в соседнем кресле и протягивал блюдце с чашечкой кофе. Там же — крошечная шоколадка и печенье. Павел взял кофе, а Гоше вручил наушники: — Послушай. Тебе такое нравится? Гоша смешно реагировал на музыку: дёргал бровями, беззвучно шевелил губами и встряхивал головой. Сегодня он был одет в тёмно-синий костюм работников аэропорта. Павел съел шоколад и печенье, допил кофе, а Гоша всё слушал музыку, не в силах оторваться. Павел ему помог: отобрал наушники и телефон. — Нравится? — Конечно, это же Би-2 — они мне автограф дали и диск подарили. — Вот как? — Павлу было приятно слышать, что этот юноша не такой уж странный. Музыку любит, живёт обычной жизнью. — На концерт ходил? — Нет, меня мама не пустила, — расстроенно поведал Гоша, и Павел понял, что рано обрадовался. Было в Гоше что-то чудаковатое. Взрослый уже, а слушается маму. Наверное, живёт с родителями. Может, и про Би-2 сочинил. Павел снова откинул голову, рассматривая Гошу. Ему бы в кино сниматься, с таким-то богатым экстерьером. Гоша сначала отводил глаза, потом покраснел во всю ширину скул и объявил: — Я не дворник. — А кто? — Сотрудник багажной службы. Павел представил, какая в местном аэропорту может быть система обработки багажа. Уточнил: — То есть грузчик? — Но не дворник! — Гоше почему-то это казалось важным. — Ладно. Я, правда, не вижу большой разницы. — Ну как же? Вы сказали, что не… — Гоша напрягся, выговаривая следующее слово: — не трахаетесь с дворниками. А я не дворник. Я тогда Аише помогал, она опоздала, а я не хотел, чтобы её уволили, она и так… Гоша наткнулся на широкую улыбку Павла и потерял нить повествования. — Жоржик, а почему тебя интересует, с кем я трахаюсь? Баранов тяжело вздохнул и честно ответил: — Потому что вы мне нравитесь. Очень сильно. — Правда? — Да. Я стих написал. — Прочитай. — Нет-нет. Я не могу, мне неудобно… Павел, который жил так осторожно, будто пробирался по минному полю; который дышал в четверть лёгких, чтобы не нарушить неустойчивое равновесие своего бытия; который давно уже забыл, с какой стороны бьётся его сердце, — Павел пропитывался живой энергией юности рядом с этим загадочным типом. «Надо найти парня, который относится к тебе не как к куску мяса, а как к человеку», — всплыли слова Кристины. — Жоржик, а почему ты больше не зовёшь меня никуда? Из-за того, что я сказал, что в подсобках не трахаюсь? — В салон для вип-пассажиров пойдёте? — в глазах Гоши засияли звёзды надежды. — Сегодня я бы и в дворницкую за тобой пошёл. В салоне Павел скинул пальто, расстегнул пиджак и уселся на мягкий диван у окна. Свет не включали, на лётном поле было достаточно светло. Гоша без сомнений опустился у ног Павла и потянулся к ширинке. Павел приспустил брюки и сполз поудобнее, наблюдая за Гошей, который опять проявлял жадное нетерпение. Когда Гоша привычно потянулся к своему члену, словно не надеясь, что кто-то о нём позаботится, Павел перехватил проворные руки и прижал к своим коленям: — Не трогай себя. Трогай меня. И не давись так, мы никуда не торопимся. Гоша понятливо закивал, и Павел прикрыл глаза, наслаждаясь упругим скольжением губ. «Потом нужно переспать с этим парнем — хорошо так переспать, чтобы он всю тебя обцеловал, всю с ног до головы отлюбил». Гоша больше не давился, сосал плавно, а руками гладил обнажённую кожу, пробираясь то под ягодицы, то между ляжками. По сравнению с прошлым разом — явно наглел, и это добавляло ему в глазах Павла сразу десяток баллов. В голове зашумело. Павел запустил пальцы в мелкие кудри, требовательно углубляя толчки и ускоряя ритм. Гоша с готовностью разрешил таранить своё горло и только тихо постанывал, цепляясь за Павла. Шум лавинообразно нарастал, и Павел удивился: с ним никогда такого не случалось. Громко застонав, он выплёснулся так глубоко, что Гоше и глотать не пришлось. — У меня голова от тебя гудит. Гоша привстал, дрожа от возбуждения и рвано выдыхая слова: — Это не от меня. Это У-Тэ триста семьдесят заходит на посадку. Расчётное время прибытия — двадцать один семнадцать. Павел расстегнул молнию синих форменных брюк: — Да? Потрясающе. Продолжай, я слушаю, — ему пришлось повысить голос. — Сто двенадцать пассажиров. Бо… Ах! Бо-боинг… Почувствовав руку внутри белья, Гоша застонал, зашатался и осел на колени Павла. Вёл себя так, будто впервые чужая рука прикоснулась к нему с сексуальными намерениями. Прижимался и выгибался, мешая Павлу его ласкать. Миниатюрный член, твёрдый и очень горячий, дёргался и выскальзывал из пальцев, шлёпаясь по животу. Павел крепко обнимал Гошу, стараясь удержать, но тот здоровый был. Если уж Гошу выгибало, то требовалось двое таких, как Павел, чтоб его утихомирить. Он подвывал громче, чем реверс тяги Боинга, который прибыл в расчётное время и величественно прокатился мимо окна вип-салона. Гоша совершил посадку секунду спустя. Запачкал ладонь Павла и затих, лежа поперёк его коленей и вздрагивая голым животом. Потом подкинулся, как ошпаренный, и притащил из-за служебной стойки упаковку влажных салфеток. Заботливо обтёр ладони Павла. Внезапно наклонился и поцеловал его руку — нежно, благодарно. — Павел Петрович, мне пора на разгрузку. Нельзя задерживать багаж. А потом ещё один самолёт нужно погрузить и отправить. — Какой самолёт? — Павлу не хотелось отпускать Гошу. Хотелось увидеть, как натёртые губы назовут номер рейса и количество пассажиров на борту. Гоша засмеялся: — Да маленький транспортный. Ан-2. — Кукурузник? Мой любимый размер. «А потом, после любви парня, который видит в тебе человека, ты уже не будешь куском мяса в своих глазах. Тебе станет легко и спокойно, и только чуть-чуть печально».