Хроники одного Волшебного Мира: цикл первый

Там, у самой границы сна, Ярче травы, бледнее лица... Ночью проще сходить с ума – Есть надежда, что всё лишь снится. Снежный Рыцарь        Спустя час, убаюканный неспешным движением нашего амобилера, я уснул, а проснулся уже в полдень. Мой «муж» всё так же невозмутимо вёл наше транспортное средство. Его идеально прямая спина могла бы послужить примером любому скалиотику – мол, вот как надо сидеть. По прошествии часа, проведённого мною в полном молчании, я не выдержал и спросил: – Гламма, тебе очень нравится молчать, или мы можем поговорить? – Мерилин, дорогая, ты же знаешь, что общение с тобой всегда доставляет мне удовольствие, – его голос как будто даже стал теплее. – Тогда могу я спросить тебя о нашем общем знакомом – сэре Шурфе? – в моём голосе сквозило явное любопытство, да и ситуация была как раз подходящая: шеф поблизости не ошивался. А я почему-то был уверен, что удовлетворять своё любопытство от нечаянно подслушанного во сне разговора, из которого я только и уловил отдельные слова, нужно подальше от Джуффина. – Спрашивай, Мерилин, – ответили мне. – Понимаешь, когда леди Сотофа дала мне выпить дивную половину, меня сморил сон, а когда я почти проснулась, то услышала слова, которые были явно сказаны о нашем общем знакомом, сэре Шурфе. Так вот, Джуффин сказал «Безумный Рыбник» и «которым он когда-то был». Кто такой этот Безумный Рыбник? Знаешь, что-что, а безумие никак не ассоциируется у меня с нашим общим другом. – Здесь нет никакой тайны, Мерилин. Видишь ли, когда-то сэр Шурф Лонли-Локли был членом Ордена Дырявой Чаши, о чём тебе, конечно, известно. И там он занимал должность Рыбника. В обязанности этого человека входило следить за аквариумами, наполненными силой. А сэр Шурф уже говорил тебе прежде, что в юности он был дураком. И больше всего на свете ему хотелось обладать огромным могуществом, – произнеся это, мой друг на какое-то время умолк, а потом продолжил: – И он не смог устоять перед искушением, с которым всё время сталкивался. Однажды сэр Шурф выпил силу из всех аквариумов, которая предназначалась для нескольких сотен членов ордена. А потом обретённая сила свела его с ума, и так на свет появился Безумный Рыбник, жестокое и совершенно сумасшедшее существо. Несколько лет он упивался своим безумием и творил страшные вещи, пока однажды его не остановили. – Это был Кеттарийский Охотник? – спросил я сладким голосом моей леди Мерилин. – Нет. С сэром Джуффином Халли судьба свела его двумя годами позднее, – он снова помолчал немного. – Видишь ли, Мерилин, со временем Безумный Рыбник понял, что его могущество иссякает, потому что полученная им сила была краденой. И тогда он решил сделать себе Перчатки Смерти, которыми сейчас владеет сэр Лонли-Локли. Но это было не так уж просто. Некогда сила этих перчаток принадлежала двум Магистрам Ордена Ледяной Руки. И Безумный Рыбник убил их, украл их руки, совершенно не представляя, что ему делать дальше. А той же ночью мёртвые магистры явились к нему во сне, чтобы убить. Безумный Рыбник чудом выжил и с тех самых пор не спал два долгих года. Именно тогда он и повстречал Кеттарийского Охотника, который помог ему справиться с этой проблемой и превратил его в Шурфа Лонли-Локли, которого ты знаешь теперь, – закончил свой рассказ мой друг. – А эти мертвые магистры больше не беспокоят его? – что-что, а кошмарные сны, да ещё такие, в которых тебя хотят убить, мне казались страшной карой за совершённую в юности ошибку. – Не стоит тревожиться, Мерилин. Безумный Рыбник заточён навсегда, и мертвецы не могут его учуять. – Хорошо, – я с облегчением выдохнул. – А я уж думал, что это какой-то страшный секрет. – Ты должна говорить «думала», Мерилин, – поправил меня Шурф, а потом добавил: – И это не является тайной, в отличии от подлинной истории ещё одного нашего общего знакомого – сэра Макса.        Я напрягся, услышав эти слова. Конечно, чего ещё мог ожидать от самого проницательного и допытливого человека в мире? Шурф догадался, что легенда о моём происхождении – ложь, от первого до последнего слова, но он, однако, впервые заговорил об этом прямо. А я не знал, что мне ему сказать. Открыть правду я не мог, а врать снова мне не хотелось. – Шурф, я… – Мерилин, меня зовут Гламма. Ты слишком часто говоришь об этом сэре Шурфе. Мне нужно начинать ревновать? – я мог бы поклясться, что он шутит, хотя голос был совершенно лишён каких-либо эмоций. – И заметь, дорогая, я не требую от тебя раскрытия чужих тайн.        Ну да, я не обязан что-либо рассказывать ему, а чувствую себя всё равно паршиво. Ну какой будет вред, если я расскажу своему другу правду о себе? Боюсь, у Джуффина на сей счёт имелось своё мнение, пренебрегать которым нельзя. Что-то подсказывало мне: шеф особо не церемонится, если ему нужно добиться какой-то цели. Иногда это даже пугало меня…        Я отвлёкся от этих мрачных размышлений, подумав, что неплохо бы послать Зов начальству и доложить об обстановке. В конце концов, мы ведь уже достаточно отдалились от Ехо. И я послал Зов Джуффину – ничего. Что это с Безмолвной Речью? Абонент временно недоступен? Я тихо хихикнул, и снова послал Зов, на этот раз – Мелифаро. Тот же эффект. Меламори и сэр Кофа тоже не отзывались, о чём я поспешил сообщить своему спутнику: – Гламма, я не могу связаться ни с кем из наших друзей. – Не можешь связаться? – флегматично спросил Шурф. – Безмолвная Речь не работает, – пояснила леди Мерилин. Естественно, он захотел проверить это сам, и мы поменялись местами: он сел на пассажирское сиденье, а я стал управлять амобилером, сдерживая свою страсть к большим скоростям. Несколько минут лицо Гламмы Эралги было отстранённым, после чего он сообщил мне: – Ты права, Мерилин. Никто не откликается и на мой Зов. Странно всё это, – он задумчиво потёр подбородок. – Может быть, здесь просто не работает Безмолвная Речь? – с надеждой спросил я. – Для такого способа общения расстояние не имеет значения. Здесь определённо причина в другом, – лицо моего «мужа» стало задумчиво-сосредоточенным.        Я тоже пытался понять, в чём тут дело, а потом вспомнил, что ещё не пробовал посылать Зов сэру Луукфи Пэнцу. Так я и сделал, и, хвала Магистрам, он откликнулся. Сообщил, что очень рад меня слышать, а я разъяснил ему ситуацию, и сказал, что ему придётся пересказывать наш разговор Джуффину. Поначалу всё было замечательно, в смысле, наш безмолвный диалог проходил без помех. Сэр Луукфи описывал шефу местность, мимо которой мы проезжаем, и она была ему абсолютно незнакома. Он даже предположил, что мы не можем ни с кем связаться, потому что находимся вне досягаемости Безмолвной Речи. И как только он это сказал, моя связь с Мастером Хранителем Знаний прервалась. Сколько бы я потом ни посылал ему Зов – ответа не было. Всё это я пересказал Шурфу, и он стал ещё задумчивей. И тут меня осенило: – Послушайте, Шурф, а что если мы сейчас находимся уже в другой реальности, и именно поэтому Безмолвная Речь не работает? – В другой реальности? – он был настолько изумлён моей догадкой, что даже забыл поправить меня: мол, не «Шурф», а «Гламма». – Ну да, – кивнул я ему, а потом, решившись, продолжил: – Понимаете, дружище, есть множество разных Миров, и я – наглядное тому подтверждение. – Я это знаю, – спокойно сказал он. – Знаете?! – я обалдел. – Но откуда, дырку над вами в небе?! – Вы слишком сильно отличаетесь от нас, и наша магия действует на вас по-другому. Даже дышите вы иначе, – пояснили мне. – И вы молчали?! – Я подумал, что сэр Джуффин мог запретить вам рассказывать о вашем истинном происхождении. – И правильно подумали, – усмехнулся я. – Но когда-нибудь… я бы хотел услышать вашу историю. – Замётано, – Шурф только кивнул. Я уже объяснял ему, что «замётано» означает «договорились».        Потом мой фиктивный супруг снова взял управление амобилером в свои руки, а я пересел на заднее сиденье и задремал.        Проснулся я уже с сумерками. Наш караван как раз подъезжал к постоялому двору, где для нас уже был заказан ужин и забронированы комнаты. Еда, кстати, мне не слишком понравилась: суп был не в меру жирным, мясо – совершенно несолёное и жёсткое, а булочки были до ужаса сладкими. Про камру я уже и не говорю. Лично я пил вино, тоже, кстати, приторное, и довольно хмельное. А Шурф только заметил, что в Ехо действительно готовят куда лучше.       Зато маленький городок, в котором мы остановились, был чудо как хорош. И я, то есть леди Мерилин, изъявила желание прогуляться по ночному городу. «Муж» не успел её остановить, и у дверей на мои, увы, временно женские, плечи опустилась мужская рука: – Красавица, не желаешь ли прогуляться со мной?        Мужчина был сильно нетрезв, а его глупая ухмылка, которую он, очевидно, считал очень обаятельной, вызвала у меня лишь ехидный смешок, а заодно я вспомнил, что у меня внешность «горячей штучки», и в таком виде неразумно гулять в столь позднее время. Но тут мой «кавалер» куда-то подевался, а на плечи легла знакомая сильная рука. – Моя жена очень устала, сэр, поэтому найдите себе другую спутницу, – сказано это было таким тоном, что пьяный тип испарился в мгновение ока.        А когда мы зашли в отведённую нам комнату, Шурф заметил: – Вы ведёте себя неразумно. Замужние женщины не гуляют по городу одни. Да и мы целый день провели в дороге, поэтому рационально будет сразу после ужина лечь спать. – Вы абсолютно правы, Шурф. Я успел забыть, как выгляжу, – моя виноватая улыбка смягчила строгое выражение его лица. – Мерилин, ты должна говорить «успела» забыть, – машинально поправил меня Лонли-Локли. – Прости, дорогой, ты же знаешь, у меня очень короткая память, – моя леди засмеялась. – С памятью-то как раз, хвала Магистрам, у тебя всё в порядке. Ты просто не желаешь на время сродниться с твоей маской. – А ты можешь? – я плюхнулся на кровать, и вправду ощущая сильную усталость. – Для меня меня носить маску – необходимость. Я уже говорил вам. Так что это совсем не трудно. – Это из-за Безумного Рыбника? – мне почему-то нужен был ответ, и прямо сейчас. – Да, – тихо ответил Шурф. – Ложись спать, Мерилин. На рассвете мы снова отправляемся в путь.        Больше он не сказал ни слова. Впрочем, я и не ждал откровений. Лёг и уснул, как убитый. И в ту ночь мне снились какие-то бредовые сны… Ты гостем снов моих нечаянных побудь… Осенний Джаз        Весь следующий день мы ехали молча. И на этот раз амобилер вела леди Мерилин. Это давало мне отличный повод не затевать беседу, да Шурф к этому и не стремился. Но напряжение между нами становилось всё больше и больше. К вечеру я буквально чувствовал, как звенит тишина между нами, и мне это совершенно не нравилось. Если в начале нашей поездки мой друг вёл себя расслабленно и даже в голосе его проскальзывали тёплые нотки, то теперь он как будто возвёл свою бесстрастность в квадрат и помножил её на бесконечность. Впрочем, такие сложные уравнения не с моей головой решать. Но с чего это вдруг сэр Лонли-Локли отгородился от меня?        За ужином мы тоже перебросились только парой дежурных фраз, и для меня это стало неким пределом. Сколько можно-то, а?! Я твёрдо дал себе слово поговорить с Шурфом, как только окажемся в нашем номере. Но когда мы зашли в комнату, я настолько опешил от увиденного, что всякое желание разборок полётов с Мастером Пресекающим отошло на второй план. Оказалось, что я уже привык к огромным помещениям в Ехо и таким же большим кроватям, а тут – несоответствие. – В чём дело, Мерилин? – услышал я тихий вопрос за спиной, и моя леди отошла, чтобы пропустить «супруга» в комнату. Как ни странно, Шурф спокойно оглядел наш номер и снова спросил: – Что вас так удивило, Макс? – Размеры комнаты, – надо сказать, что сладкий голос Мерилин уже стал меня раздражать, особенно когда мне хотелось быть собой, а не играть на публику. – И наличие только одной кровати. Боюсь, нам придётся спать в обнимку. – В этом есть некоторые неудобства, – согласился Лонли-Локли. – Но я совершенно не понимаю, что вас настолько шокировало, – он недоумевал совершенно искренне, и я не выдержал. – Полагаю, мне лучше сегодня переночевать в амобилере, – язвительно выпалил я и удивился, что тягучий и сладкий голосок леди Мерилин сейчас звенел от гнева. – Спать в амобилере? Но зачем? – Шурф явно ничего не понимал. И меня это злило ещё больше. – А как мы будем спать в одной постели, если ты весь день даже разговаривать со мной не хотел?! В мою сторону лишний раз смотреть отказывался! – это определённо походило на женский упрёк: мол, совсем на меня внимание не обращаешь, сволочь бесчувственная. Я совершенно не заметил, как перешёл на «ты». И куда моя субординация подевалась? – Не хотел разговаривать? – он просто опешил от такого заявления. – Почему ты так решил, Макс? Мне казалось, тебе хочется помолчать, – его искренность возымела эффект: я остыл. И почувствовал себя распоследней сволочью. Ну чего я к человеку прицепился? Мало ли, что там меня не устраивает. Шурф, похоже, совсем ничего не заметил. – Прости, Шурф, – извинился я. – Просто ты весь день ведёшь себя так, будто тебя и нет вовсе. Отгородился от мира вообще и от меня в частности прозрачным стеклом, и заявляешь: «Я здесь, но меня тут нет, не обращайте на меня внимание». А я так не могу. Мне нужно, чтобы ты не казался, а был. Сегодня мне чудилось, что я путешествую в одиночестве. – Макс… – мне довелось наблюдать совершенно невообразимую картину: сэр Шурф Лонли-Локли, который в совершенстве владел словами, не знал, что сказать. – Ага, именно так меня и зовут, – примирительно улыбнулся я. – Ещё раз прости, что взъелся на тебя. Ложись-ка спать. Завтра твоя очередь вести амобилер. – А ты? – он смотрел на меня очень внимательно и постепенно оттаивал и расслаблялся. Надо же, «супружеская ссора», устроенная мной, возымела действие. – А я выпил бальзама Кахара и совершенно не хочу спать, – сообщил ему я. – Ну, это как раз не проблема, – кажется, он опасался, что я всё ещё зол на него. – Раз нам всё равно придётся спать на одной кровати, могу предложить тебе разделить со мной сон. – А такое возможно?! – моё удивление сменялось восторгом от подобной перспективы. – Разумеется, – спокойно ответил Шурф. – Иначе я не стал бы предлагать. – Но как?! – в моём голосе явно сквозило сомнение. – Я и спать-то не хочу… – Ничего страшного. Я тебя усыплю, – для него это, похоже, было самым обычным делом. – Допустим, ты меня усыпишь. А чей сон мы будем смотреть? – Как получится. Твой. Или мой. А, может, оба сразу. Так ты согласен? – Ещё спрашиваешь! – Вот и славно, – заключил мой друг.        Наверное, с этим невообразимым типом даже поссориться нельзя, с его-то невозмутимостью. Кажется, он даже не заметил, что постепенно отгородился от меня. Зачем Шурфу это было нужно, я не стал спрашивать. И так понятно, что парень делает это не от хорошей жизни. Безумный Рыбник, судя по его сухому рассказу о своей юности, был определённо опасным типом, если мой друг так опасается, что он может вырваться на свободу. Но моё любопытство не давало мне покоя: вот бы посмотреть на этого Безумного Рыбника. Всё равно ведь Шурф останется Шурфом, и никому не будет никакого вреда. Ох, знал бы я, чего желаю…        Мы улеглись, и мой «муж» сказал, что мы должны лежать на одной подушке и соприкасаться головами. Я не стал возражать. Но очень сомневался, что у меня сейчас получится уснуть. Зря я так думал. Как только наши головы соприкоснулись висками, я провалился в сон – в один из самых замечательных снов, что мне когда-либо снились.        Это был Город в Горах со старым английским парком, где совершенно не было людей, впрочем, как и во всём городе. Я словно вернулся домой. Здесь была ранняя осень. Солнышко ещё приятно согревало, а у нас под ногами шуршала сухая опавшая листва. И я понял, с чем я ассоциирую имя своего друга – с шуршанием сухой осенней листвы под ногами. В этом звуке есть что-то таинственное, какая-то загадка, обещание чуда, о чём я сразу поспешил рассказать Шурфу, который стал совершенно неузнаваемым. И куда делся тот вечно всё контролирующий и невообразимо невозмутимый сэр Лонли-Локли? Этот парень весело улыбался, шутил, и вообще был очень эмоциональным. В парке мы гуляли часа два, по моему внутреннему времяощущению, не меньше, а потом я повёл его в кафе на окраине города, и мы с ним пили травяной чай и ели сладкие медовые булочки. Мне было хорошо. Наверное, настолько хорошо, как никогда прежде. Я был совершенно и абсолютно счастлив. И это я тоже счёл своим долгом сообщить Шурфу. А он только улыбнулся в ответ, глядя на меня поверх своей чашки. И его серые глаза были такими тёплыми и родными…        А после мы оказались в другом моём сне – Мире Пустынных Пляжей. Хорошо, что я согласился разделить с Шурфом сон. Оно того стоило: таким счастливым я его ещё никогда не видел. И даже если учесть моё с ним не столь давнее знакомство, раньше я твёрдо был уверен: этот тип совершенно не умеет беззаботно веселиться, отбросив всю свою строгость. Серьёзность для него была очень важной и ответственной работой. Так я думал, пока не совершил с ним прогулку по моим снам.        Мир Пустынных Пляжей понравился моему другу чрезвычайно. Спокойный океан, омывающий бесконечные песочные берега, вызвал в нём такую бурю эмоций, что я стал опасаться за рассудок Шурфа. Здесь царило лето. Думаю, где-то конец августа. Солнце ещё по-летнему тёплое и ласковое, но в воздухе витает едва ощутимый, горьковатый привкус осени. Я был в восторге не меньше, чем мой друг. Когда-то только эти сны и помогали мне не свихнуться в том Мире, из которого я пришёл. В них я сбегал от скучной, монотонной и никого не устраивающей реальности. Ну, по крайней мере, меня она категорически не устраивала. Кажется, что только во сне я и жил. А потом мне приснилось совершенно невообразимое место под названием «Обжора Бунба», где я и встретил сэра Джуффина Халли…        Всё это я рассказывал Шурфу, пока мы гуляли по пляжу. А потом, уставшие, но счастливые, мы уселись на песок, недалеко от тихого прибоя, ласкавшего берег. Хорошо бы невозмутимый сэр Лонли-Локли мог и дальше видеть эти сны – даже если я не сплю рядом. И чтобы они оставались только нашей тайной, одной на двоих, где мы всегда сможем найти друг друга…        Я лёг на песок, глядя в безоблачную бесконечность неба, а Шурф, напротив, встал. Услышав шуршание его одежды, я приподнял голову – узнать, что же на уме у моего друга. И мне открылась дивная картина: Мастер Пресекающий Ненужные Жизни, босой и простоволосый (лента, стягивающая его волосы в хвост, лежала на песке вместе с тюрбаном), в одной скабе (лоохи тоже валялось на песке) быстрыми шагами направлялся к воде. Я даже сел, заинтригованный тем, что будет дальше. Мой друг подошёл к краю мокрого песка, осторожно ступил на него и зажмурился от удовольствия, устремляя взгляд в голубую небесную бескрайность. Невольно я залюбовался Шурфом. Наверное, только здесь, в моём сне, он и мог позволить себе подобные, с точки зрения бодрствующего себя, «безобразия». Низ его скабы был уже мокрым, но Лонли-Локли не обращал на это никакого внимания. Казалось, он всецело увлечён своими ощущениями, и ничто другое его не волнует. Со стороны воды подул лёгкий ветерок, когда мне подумалось, что для совершенства этого образа не хватает его развевающихся на ветру волос. Какая-то неведомая сила заставила меня подняться и подойти к Шурфу, и коснуться… На последнее, конечно, у меня не хватило смелости, так что я остановился в каком-то полушаге от друга, а он вдруг безмолвно прошептал мне: «Спасибо тебе, Макс…» «За что?» «За этот пляж. И за океан. И за твой волшебный Город…» «Этими местами грех не поделиться. Тем более с тобой…»        Он открыл глаза и развернулся ко мне, и взгляд его был… Я почувствовал себя невероятно смущённым. По крайней мере, щёки мои горели огнём, и, кажется, от их жара стало душно вокруг… «Тебе тоже стоит разуться», – снова безмолвно посоветовал мне Шурф: «Ощущать воду босыми ногами – невероятное удовольствие», – он только что не мурлыкал, как кот, пригревшийся на солнце.        Я быстрыми шагами направился к тому месту, где недавно сидел. Стащил своё чёрное лоохи, по краю расшитое золотом (конечно же, во сне я был в Мантии Смерти, а Шурф – в своём белоснежном одеянии Истины), бросил тюрбан на песок, и ветер тут же растрепал мои светлые волосы, ещё не такие длинные, как у Шурфа, но изрядно отросшие. На самом-то деле я ужасный лентяй. Даже волосы лень было подстричь, а все мои друзья и коллеги полагали, что я отдаю дань моде в Ехо. Длинные волосы – самый последний её писк. Впрочем, не думаю, что Мастер Пресекающий следил за модой. Скорее всего, он просто не обращал никакого внимания на длину своих чёрно-серебристых волос. И я, тоже босой, в одной только скабе, без головного убора, направился обратно к Шурфу, который присел на корточки и теперь подставлял ласковой волне свои руки, неимоверно сильные, и в то же время невероятно красивые, с длинными изящными пальцами и с ногтями, испещрёнными руническим маникюром. В этих руках мог бы уместиться целый мир. Или даже вселенная…        Вот чего я точно не ожидал, так этого того, что, когда я подойду, мне в лицо полетят солёные брызги. Пока я пребывал в прострации по поводу случившегося, Шурф рассмеялся и уселся на мокрый песок, позволяя волне намочить свою скабу, да и себя самого заодно, по пояс. Ах так! Он, значит, ещё и смеётся надо мной?! Я коварно улыбнулся и, присев на корточки, тоже зачерпнул в ладони воды и запустил ею в Шурфа. Его хохот стал только сильнее, и он, подмигнув мне, рукой коснулся моего колена и легонько толкнул. Моё шаткое равновесие привело к падению, и я повалился на мокрый песок, а в следующее мгновение волна накатила на меня до самой груди. Я вымок, но не сдался. А мой друг тем временем уже поднялся на ноги и удалился на безопасное расстояние, не меньше, чем в десять шагов. Ага, вот оно, значит, как! Я поднялся следом и не просто пошёл – побежал ему навстречу, мечтая об отмщении. Я-то практически весь вымок, и не без его помощи, а он – только по пояс и по собственному желанию. В общем, моё чувство справедливости требовало намочить его целиком. И я немедленно приступил к реализации этого плана. Я ожидал, что Шурф станет от меня убегать, но он стоял на месте, и, когда я налетел на него, оба мы повалились на песок. Волна накрыла нас с головой, намочив теперь полностью. А мы всё никак не могли прекратить смеяться. И ладонь Шурфа, шершавая от мокрого песка, нашла мою, переплетая пальцы. Когда мы повернулись друг к другу, и наши взгляды встретились, смех оборвался, и только шелест волн нарушал тишину. Лонли-Локли сильнее сжал мою руку в своей, а потом вдруг перекатился и навис надо мной. Его длинные волосы прилипли к лицу, и я протянул руку, отвёл их от глаз, и чувствуя, что струна, которая обычно до предела натягивалась, когда мы оказывались рядом, звучит. И это было прекрасно. Я понял, что дрожу. Но отнюдь не от холода. И Шурф тоже. Его лицо склонилось к моему так близко, что я ощутил его горячее дыхание на своих губах. Во мне что-то сладко сжалось, ожидая этого поцелуя. Его дрожащие тонкие губы разомкнулись, наши дыхания смешались и…        Я проснулся в нашем номере от утреннего солнца, которое самым наглым образом светило мне в глаз. Свинство какое, прервать мой сон на самом… На моих щеках, а заодно и ушах, можно было жечь костры. Точнее, это были щёки и уши рыжеволосой вертихвостки Мерилин. Я повернул голову и увидел, что сэр Гламма Эралга надевает свою тёмно-синюю скабу, и спина его при этом какая-то уж чересчур прямая и напряжённая. Видимо, Шурф понял, что я проснулся. – Доброе утро, – ласково промурлыкала леди Мерилин, сладко потягиваясь. – Доброе утро, – сухо ответили мне на удивление тихим голосом. – Спасибо за прекрасную прогулку, – моё настроение было на отметке «отлично». – Вам спасибо. Я ещё никогда не бывал в таких местах, – мой собеседник повернулся ко мне и я понял, что хвалёный самоконтроль Мастера Пресекающего снова был на месте. И мне опять говорили «вы». Вот это меня немного огорчило. – Рад, что вам понравилось, Шурф. Если хотите, я готов поделиться с вами этими снами снова, – я ожидал, что он сейчас исправит моё «я готов» на «я готова», но ничего подобного не произошло. Наоборот, на суровом и совершенно не приспособленном для эмоций лице Гламмы Эралги появилась едва заметная тёплая улыбка. – Спасибо, Макс. Вы очень великодушны. Мне ещё никогда не было так хорошо… – Меня зовут, Мерилин, – ехидненько произнёс я. – Неужели ты забыл имя своей жены, милый? – Иногда следует ошибиться для того, чтобы быть правильно понятым, – туманно объяснил Лонли-Локли и пошел умываться.(1)        Ну а я решил, что стоит послать Зов на кухню и заказать нам завтрак в номер. А то «жена» из меня плохая получалась – совсем не заботится о родном «муже», все проблемы перекладывая на его могучие плечи. Так хоть позаботиться о завтраке я могу – для разнообразия. Позавтракав, мы снова продолжили наш путь, длящийся всего-то два дня, но мне казалось, что мы путешествуем уже целую вечность. К тому же, у меня из головы не шло наше путешествие по моим снам. И наш почти-поцелуй… Шурф ни взглядом, ни жестом не показал, что его это хоть сколько-нибудь волнует, как будто за свои действия во сне он вовсе не обязан отвечать. А ведь мне хотелось… Хотелось, чтобы он меня поцеловал. Дырку в небе над твоей дурной башкой, парень, ты о чём вообще думаешь, а?! Сэр Лонли-Локли, между прочим, женат уже не один год. Я бы даже сказал – не одну дюжину лет. С чего ты взял, что…? Но, однако же, я откуда-то знал, что ему хочется того же самого… Хочется так сильно, что Шурф опять закрывается от меня, и прилагает все усилия, чтобы только казаться. Эта его отрешённость от реальности действовала на меня как красная тряпка на быка. Мне ужасно хотелось ощущать его, видеть эмоции, слышать смех, прикасаться… Эй, Макс, ты знаешь, куда приводят подобные размышления? Увы, мне это было хорошо известно – теперь. К тому же, они не приводят, а давно уже привели. Ох, парень, плохи твои дела. Иногда любопытство оборачивается для тебя же самого совершенно невообразимой стороной. А разве это было любопытство? Ну, нет, дружок, если уж ты начал откровенничать с собой, то давай – до конца. Я прекрасно понимал, что мои чувства не были результатом любопытства. Напротив, я словно с нашей самой первой встречи интуитивно чувствовал, что Шурфа нужно бояться, но вовсе не из-за его опасной силы. Его смертоносные руки и прочие умения штатного убийцы Тайного Сыска нисколько меня не пугали. Наоборот, рядом с Лонли-Локли мне было хорошо и спокойно. Опасность крылась совсем в другом… И понял я это только в тот момент, когда он потянулся ко мне с поцелуем. Думаю, Шурф тоже чувствовал эту напряжённую струну между нами, которая натягивалась до предела и болезненно вибрировала, но ещё не была готова издать хоть один звук. Только сегодня она впервые зазвучала, и это было прекрасно. Один единственный звук – и мир содрогнулся. А что будет, когда польётся настоящая мелодия, и струн будет много, а не только эта одна, прочно связавшая нас в тот момент, когда наши взгляды впервые встретились? Я хочу… Я так этого хочу… И снова во мне что-то дрогнуло, и я будто услышал: «Твоё желание принято. И будет исполнено». Ох, хорошо бы. Да поскорей.        Я нервно хмыкнул и машинально достал из кармана последнюю сигарету: я натаскал их из Щели Между Мирами ещё в Ехо, но вот они закончились. Точнее, осталась одна, и я твёрдо намеревался выкурить её прямо сейчас – чтобы не сойти с ума. А то придётся шефу сдавать меня в Приют Безумных, где из меня сделают кроткого послушного мальчика. – Мерилин, я бы не советовал тебе сейчас курить, – заметил Шурф. – Эти твои курительные палочки выглядят очень странно и могут привлечь к нам ненужное внимание. – Милый, думаю, никто этого даже не заметит, – довольно резко ответила леди Мерилин. – Что с тобой, дорогая? – в его голосе прозвучали нотки беспокойства. – Ничего, Гламма, – буркнул я. – Ты прав. Я не буду курить, пока мы не окажемся одни. – Мерилин, что тебя так тревожит? Ты устала от нашей поездки? – даже это имя меня раздражало, не говоря уже о сладком тягучем голосе, который мог бы соблазнить любого мужчину, а мне вот скоро начнёт сниться в кошмарах. – Наверное, – женский голос был безрадостным. – Ничего, это последняя наша остановка. Мастер Каравана сказал мне, что завтра в полдень мы уже будем в Кеттари. И купим тебе столько ковров, сколько захочешь. – Да не нужны мне эти чёртовы ковры, Шурф, – уныло произнёс я. – Вы поступаете очень неразумно, Макс, – посетовал мой друг. – Я всегда поступаю неразумно. Такова моя природа, – мне почему-то хотелось завыть от тоски. – Не всегда, поверьте мне, – голос моего друга стал мягче, и я повернул голову в его сторону. – Значит, по-вашему, я всё же неразумное существо? – я улыбнулся. Перепады моего настроения в последние дни были чересчур уж резкими. – По-моему, вы действительно устали, Макс. И, знаете, у моей «жены» в начале нашего путешествия были зелёные глаза, а не голубые, – малопонятно сообщил Шурф. – Что вы хотите этим сказать, дружище? – вот тут моё любопытство навострило ушки: сейчас мне скажут что-то явно интересное. – Только то, что ваши глаза стали другого цвета, – пояснил Лонли-Локли. – Вы ведь не знаете, что цвет ваших глаз периодически меняется? – Ну ничего себе! – сказать, что меня удивили – всё равно что ничего не сказать. – Шурф, вы хотите сказать, что у меня глаза-хамелеоны? – Что такое «хамелеоны»? – спросил он. – Животные такие. Они всё время меняют цвет, – пояснил я. – В таком случае, вы абсолютно правильно меня поняли. – Ну дела! – воскликнул я. – И давно это так? – Практически с первого дня нашего знакомства. – Ох, вот это я понимаю – познать себя, – я нервно захихикал. – Полагаю, это заметили не только вы. Почему же все молчали? – Сэру Джуффину, я думаю, было интересно наблюдать за вами, а остальные наверняка посчитали, что так и должно быть. – А что подумали вы, Шурф? – не удержался я от вопроса. – Что вы самое необыкновенное существо из всех, кого я когда-либо знал, – тихо ответили мне. – Необыкновенное, в смысле – странное? – всё допытывался я. – Единственное в своём роде, – уточнил Лонли-Локли.        Больше я ничего спрашивать не стал, ощущая, как теплеют мои щёки. А Шурф, конечно же, не стал развивать тему и замолчал.        Когда в полдень наш караван остановился, чтобы перекусить, я перелез на заднее сиденье амобилера и задрых до самого вечера. Сны мне, к счастью, не снились. А всю ночь я занимался наиважнейшим делом: добывал себе курево из Щели Между Мирами. И потом до рассвета растягивал удовольствие от шести добытых мною сигарет. Всё-таки есть в этом мазохизме своеобразная услада.        Курил я в открытое окно (благо, на улице было тепло), а Шурф спокойно спал на единственной (ага, снова!) кровати в нашем номере. Вечером он не стал предлагать мне опять разделить с ним сон, а я не просил повторения нашей прогулки по Городу в Горах и по Миру Пустынных Пляжей, но пожелал другу увидеть эти сны без меня. Очень может быть, так оно и вышло, потому что наутро он был весьма доволен жизнью, насколько это вообще возможно для столь сдержанного человека, как Шурф Лонли-Локли.        А к полудню четвёртого дня нашего путешествия мы действительно оказались у ворот города Кеттари, возле которых, к слову, росло одиннадцать деревьев вахари, как заметил Шурф, а не семь, как рассказывал нам Джуффин. Мой друг заметил, что деревья примерно одного возраста, потому что узловатость на их стволах появляется только после пяти сотен лет жизни. Я слушал его, открыв рот. Всё-таки этот парень просто ходячая энциклопедия, что, впрочем, не удивительно, при его-то любви к чтению.        И, как только мы въехали в город, я понял, что мы с леди Мерилин влюбились – в Кеттари. Шурф только удивлённо смотрел, как я восхищаюсь узкими улочками, разноцветными домиками в два и даже три этажа, а на их подоконниках красовались совершенно немыслимые аляповатые букеты. Мостовые были выложены мелкими камешками всех оттенков красного, жёлтого и оранжевого, а в воздухе витали такие сладко-пряные ароматы, что его можно было есть ложкой. Одним словом, леди Мерилин была в восторге! А вот её «супруг», похоже, не разделял всех этих чувств, заставлявших кружиться её бедную рыжую головку. – Ну что с вами, Шурф?! – не выдержал я. – Оглянитесь вокруг – какая красота! Я даже и не представлял себе, что мне так понравится Кеттари! – А мне здесь совершенно не нравится, – мрачно изрёк мой друг. – И не забывай, Мерилин, что меня зовут Гламма. – Ни на минуту не забываю об этом, дорогой, – язвительно ответил я. – Думаю, нам стоит подыскать себе жильё, – флегматично заметил Лонли-Локли. – Где бы ты хотела пожить, Мерилин? – Мне нужен большой дом, и чтобы непременно у реки! – Как скажешь, дорогая.        Я взял своего «мужа» под руку, заставил склониться, потому что моя леди, впрочем, как и я сам, здорово уступали ему в росте, и игриво прошептал (благо, в случае чего, краснеть будет Мерилин, а не я): – Милый, если ты не сотрёшь со своего лица эту кислую мину, я тебя поцелую. При всех. Это возымело эффект: лицо Гламмы Эралги преображалось на глазах – недоумение сменилось удивлением, а потом, грешные Магистры, смущением. Мерилин мелодично рассмеялась. – Вот это уже совсем другое дело. Пошли расплатимся с сэром Валой и отправимся на поиски дома у реки, а потом – на рынок за коврами. Тебе придётся раскошелиться, дорогой.        Шурф только кивнул в ответ, похоже, всё ещё испытывая смущение. А я впервые за эти дни поблагодарил мою леди Мерилин за то, что она есть. Ведь непонятно, кто из нас двоих – я или она – и кому именно – Шурфу или Гламме – говорил о поцелуе. Сноски: (1)Макс Фрай, «Чужак [= Лабиринт]».