Кошмар

Продолжение POV Сиэля Рука неспешно скользила по листку, выводя какие-то узоры. Я не знал, что рисую и особо не задумывался на этот счет, полностью полагаясь на внутренний мозг моих рук. Я всегда был уверен, что каждая часть тела человека способна на мизерные мыслительные процессы, хотя занудный Себастьян утверждает обратное. И не лениться повторять мне это каждый раз, когда, играя на скрипке, я отвлекаюсь, а пальцы начинают бегать самостоятельно, выполняя лишь жалкую толику музыки – техническую. А где же чувства? Именно такие слова говорит в тот момент Себастьян, можно подумать, что сам он ну очень проникновенно играет! Хотя, если так подумать, то я особо и не слышал его игры. Лишь несколько раз. Меня больше прельщает собственноручное извлечение звуков. Но, может быть, это банальная зависть, ведь каждому ясно, что Михаэлис играет в разы лучше меня, а я, понимая это, но не желая признавать, не могу адекватно воспринимать его игру. Есть только одно слово, характеризующее данную ситуацию. Прискорбно. Я обвел взглядом кабинет. Такое ощущение, что здесь либо совершалось ритуальное самоубийство, либо некие другие религиозные обряды с обязательным участием большого количества крови. Но именно что-то ритуальное, а не безобразная резня, которая никому не доставляет удовольствия. Может ли вообще физическое истязание доставлять удовольствие? Ох, о чем это я? Пытаюсь, что ли, строить из себя святую невинность, искромсав при этом спину ни в чем неповинного дворецкого? Но выглядит органично, если не сказать – красиво. Даже не знаю, чем меня привлекает столь мрачная и одноцветная красота. Но что-то в ней есть такого заманчивого, как в самом запахе крови, пленяющем сознание. И все было столь притягательно. Вот на ковре много полосок, совсем тонких, которые пытались растекаться, но застревали в крупном ворсе ковра. А вот там пятно, в некоторых местах более темное, в других светлее. Будто бы кляксы, поставленные гениальным художником не из неумелости, а из далеко летящей мысли, которая в подсознании уже оформила эти кляксы в величайший шедевр. Это пятно напоминает розу, а причудливые границы лепестков мягко вычерчивают ошметки черной ткани. Я даже вижу грубоватый стебель, который появился, наверное, когда Себастьян вставал, ведь кровь не могла просто застыть и не течь, поэтому она обрушивалась на ковер, дополняя рисунок. А вот возле самого стола, где ковра уже не было, растекалась небольшой лужицей моя собственная кровь, сбежавшая с наклонной столешницы. Уверен, что ничего подобного жидкость не изображала. Но мое воображение таки нарисовало себе длинные утонченные пальцы, небрежно обхватывающие изломанный стебель. Поспешно отвернулся, ибо эта магия, обманывающая зрение… Магия крови, завораживающая, но одновременно пугающая, не желала отпускать мой взгляд. Однако он все же оторвался, невольно скользнув по исчерченному листку. Глаз. Я нарисовал глаз, из которого тонкой струйкой вытекает кровь. К чему бы? И почему сегодня такой кровавый день? Почему я такой жестокий? Треск. Карандаш сломался. Причем сломался радикально. Не просто оборвалась жизнь грязно-серого грифеля – раскол произошел прямо по центру, обрубая всякие надежды на дальнейшее существование. Вздохнул. Отложил в сторону карандаш, порвал листок с кровоточащим глазом и подтянул к себе конверт. Все действия, однако, казались такими механическими, неосознанными, будто я некая машина, а не человек. Машина, которая действует по ранее заданной программе, ничего не понимая, не чувствуя, не осознавая и не анализируя. Как это прискорбно. А может я такой и есть? Я же практически ничего не чувствую… Порвал конверт, выуживая мелко исписанный листок. Пробежался взглядом. Нахмурился. Ну что ж… -Себастьян, - негромко позвал я. -Что-то желаете, господин? – холодно поинтересовался демон, материализовавшийся в кабинете уже в поклоне. Как же достали эти формальности. Почему поклон? Как хочется сейчас подбежать и стукнуть по спине так, чтобы потом не разогнулся, просто невероятно. Все это классовое деление. Оно меня до сих пор никогда так не раздражало, как в данный момент. Это трудно признавать, но мне нравится, когда Себастьян не просто сверху, а когда он выше меня. Когда может подойти, обнять, поцеловать, черт возьми! Чтобы не было между нами глупой никому не нужной грани, называющейся «контракт». Я бы даже хотел, чтобы он был простым смертным, которого мне пришлось бы добиваться. Добиваться его расположения к себе, а не вот так просто. Приказал – сделал. Это слишком просто для меня и не доставляет никакого удовольствия. Наверное именно это чувство постоянной и безграничной власти практически над всем вынуждает придумывать постоянно какие-то новые безумные игры. Но если так подумать, то ни в одной из всех моих игр я не был пешкой. Всегда лишь усугубляется первенство, и я являюсь фактически богом этого мира. Если вспомнить даже жалкого акционера, которому сломало ногу, а потом он попал в жаровую печь… Но это было здорово! Это действо меня возбуждает, заставляя скручиваться в животе тугую спираль. Но, несмотря на схожие признаки, это совершенно иное возбуждение… -Это письмо, - будто сам себе пробормотал я, снова проглядывая текст, выдерживая тем самым значительную паузу. -Герцог Аллоис Транси приглашает нас в свое поместье на банкет, - завершил начатое предложение как-то уж совсем пасмурно. Себастьян все молчал и молчал, только демонстративно холодно взирал с высоты своего двухметрового роста. Неужели его так задели мои слова? А что он тогда ожидал услышать? Ну, правда! Неужели думал, что я скажу, что он мне нравится. Это же чушь собачья! Хотя постойте-ка… Он мне правда совсем не нравится? Правильнее будет сказать, что вот эта фраза – чушь собачья. Если бы я совершенно параллельно относился к демону, наверняка не позволил бы ему делать это со мной. Действительно. Почему-то Себастьян, а не, скажем, Бард. Ведь они ничем не отличаются, кроме мощи и интеллекта, наличие которого у последнего и вовсе подвергается сомнению. Если так подумать, то внешне Себастьян очень даже ничего, по крайней мере, мне так кажется. Его лицо не вызывает отвращения, даже наоборот, на него хочется смотреть. Но, мне кажется, что внешность демона волнует меня в последнюю очередь. Что же тогда привлекает в нем? -В три часа дня, - решил я хоть что-то говорить, дабы не ткать паутину этой нелепой тишины, в которой я ещё что-то обдумываю, а Себастьян буравит меня тяжелым взглядом. -Как прикажете, господин, - немного помолчав, все же скудно обронил он. Я отложил в сторону письмо и в упор посмотрел на демона. Подумал: «Что я крайний что ли? Пускай ему тоже будет тяжело от моего наполненного безразличием взгляда». Казалось, что эта картина сейчас подразумевает глубокомысленную фразу, типа: -Нам надо серьезно поговорить. Но, конечно же, ничего такого не последовало. Это могла бы сказать лишь девушка. Заплаканная, в порванном платье, которая вдруг открыла глаза, когда её одернула ложь, и внезапно стала проваливаться в бездну суровой реальности… Серой, сырой и холодной, совсем отличной от её розового мира. В отличие от подобной девушки, ни я, ни Себастьян никогда даже не думали добавлять в свой мир розовые тона… Лиззи! Так бы сказала Элизабет, как я сразу о ней не подумал? В последнее время я вообще очень мало о ней думаю. Всегда глупая девчонка раздражала, не интересовала, появлялась тогда, когда её меньше всего ждали. Облаченная в неприятный розовый цвет, который будто бы бросает вызов нашей суровой жизни. Если бы это была не Лиззи, а какая-то другая девушка, то я бы увидел в преобладающем розовом цвете некий глубокий подтекст, но блондинка была просто не способна загнать свой мозг в дебри подобных рассуждений. -Сейчас по расписанию на сегодняшний день у вас урок музыки, - непонятно к чему приклеивая данную реплику, просветил меня Михаэлис. Ну, урок музыки, так урок музыки. А что, я ничего против не имею. А вообще странно, что, кружась в водовороте последних событий, Себастьян ещё старается не отступать от расписания. Или он просто таким образом хочет… А чего он хочет? Может быть, показать, насколько он пренебрежительно стал относиться ко всем этим «занятиям». Неужели на него действительно мои слова произвели настолько сильное впечатление? Черт, я повторяюсь. Показательно вздохнув, я встал и демонстративно уставился на дворецкого, ожидая дальнейших действий. Демон не стал церемониться, подошел к стеклянному шкафчику, достал запылившийся футляр, открыл. Протянул скрипку мне. Во всех его действиях была какая-то несвойственная по отношению к инструменту нежность. Мне было не понять, я не воспринимал скрипку как живой организм, но знаю, что такие люди существуют. Видимо, Себастьян из их числа. Хотя, может именно поэтому у меня не получается играть на скрипке чувственно. Потому что я её не чувствую, не воспринимаю как равную себе, не открываю ей душу, чтобы инструмент фактически сам мог впитать различные грани моего состояния. Пока дворецкий возится с пюпитром, шелестя там какими-то бумагами, начинаю подкручивать колки. Не то, чтобы у меня совсем нет слуха. Собственно, если б его совсем не было, я бы не смог играть на скрипке, что само собой разумеется. Но настроить – это совсем другое дело, требующее некоего навыка, который у меня ещё находится в процессе разработки. Не замечаю, когда демон успел взять свой инструмент, но он показательно ведет по струнам. Я, сосредоточившись, пытаюсь подстроить скрипку самостоятельно. Кажется, я вспотел. Мучительный процесс поглотил полностью, при этом сильно выматывая, даже больше морально, чем физически. Непонятное ощущение бессилия перед инструментом толкало на дальнейшие свершения, которые таки увенчались успехом. Я с чувством собственного достоинства водил по струнам, наслаждаясь абсолютным звучанием в унисон.