Глаза-океаны, глаза-пропасть.

Глаза-океаны, глаза-пропасть - в них нырнешь, и спрут их тьмы утянет тебя в глубину. Дышишь хрипло, с перебоями, чтобы не так больно было затягивать терпкий дым в свое изможденное одиночеством тело. Так неправильно, прятаться по кустам и мечтать о том, что никогда не произойдет. Облокотиться о стенку, закрыть глаза и не думать – ничего вокруг нет, кроме музыки, которая живет в тебе. Они все считают тебя чем-то вроде…гадкого утенка, которому никогда не стать лебедем. Но это ведь правильно, ты, Флаке, крокодил очкастый. Невеселая усмешка кривит губы, а глаза за стеклами окуляров становятся серьёзными и больными. На сцене ты – бог, ты можешь позволить себе обвести взглядом широкие плечи, приласкать крепкую фигуру и знать, что этого не заметят. Ощущение полного самоуничтожения – затяг, выдох, затяг, выдох. Тише, тише, ты должен быть сильным. Всегда, когда только можешь, ведь сила – все, что тебя отличает от множества таких же хлюпиков, как ты. С самых юных лет клавиши были единственной твоей дикой страстью, они получили мягкость и нежность твоих худых рук, твою скромную улыбку и спокойный, полный ласки взгляд. Прикосновение к их гладкости зажигали в тебе пламя Веры в Нее – музыку, которая была частью тебя – раз и навсегда. Как будто ты перед алтарем сказал ей «да» и вы вошли вместе в вечность. Вместе с ребятами, вы создали свое детище и отдали ему всю свою любовь, но тебе всегда было мало. Ты жил сценой, и дома устраивал себе маленькие шоу, но никогда не раскрывал никому душу. Легко обнажаясь на сцене, ты молишь, чтобы никто не узнал, насколько тебе стыдно рядом с остальными – они слишком идеальны, слишком прекрасно, дьявольски соблазнительно сложены. Со своим длинным, нескладным, но сильным телом ты выделяешься среди них, как черное отличается от белого. Ты был влюблен не только в клавиши, уже много лет, ты грезил о глазах-пустотах, которые зажигались жизнью на все той же сцене. Но никогда ты не смел даже коснуться руки его, подойти наедине и обнять не по-дружески. Ты был женат, но разве это важно? Никогда ты не испытывал той самозабвенной страсти к женщине, какую питал к Нему. Затянись еще раз, глубже, и иди обратно, репетируй и жги взглядом точку в его широкой спине – но молча, все молча, и лишь дома утробное рычание и всплеск семени на ладонь. Шатаясь, пряча глаза, ты возвращаешься, и встаешь к родному инструменту. Вот та, кто знает тебя всецело – она ощущает и боль твоих касаний, и твою мягкость, и знает, какие страсти бушуют в глубине твоего тщедушного тела. Вы репетируете, и ты послушно отыгрываешь свое, но сегодня бездушно – мысли отданы другому, и музыка не идет, не рвется густым потоком из тебя. Только так, как нужно. - Флаке, ну что такое? – Раздраженно восклицает Рихард и ты чувствуешь, как даже шея покрывается красным, жарким румянцем. - Простите, - глухо шепчешь, и резким, пружинистым шагом покидаешь помещение. Чтобы вновь щелчок, затяг и полные легкие ядовитого дыма – ты так хотел летать, так, где же твои крылья, Флаке? Почему ты променял их на земную любовь, к тому же грязную и грешную? Не это ли чистый самообман? Ты ухмыляешься, смотря куда-то вдаль, и вздрагиваешь, когда на плечо опускается теплая тяжелая рука. Оборачиваешься и встречаешь немигающий взгляд глаз, глубоких, как небо. На молчаливый вопрос шепчешь: - Я в порядке. Ты всегда в порядке, странном, но собственно скроенном порядке. Даже когда тяжело, тошно и хочется сдохнуть, ты – в порядке. Иначе ты не умеешь.