Мне нет прощения

Говорят, перед лицом смерти люди видят разные вещи. Я тоже вижу кое-что, но возможно, это всего лишь сон. Большую часть своей жизни я провел, скитаясь между сном и явью, пытаясь найти свою цель. Может быть, когда я снова проснусь, то забуду все это. Должен ли я забывать? Я вижу Ынхёка и хёна, вижу восхитительно-синее небо, от которого захватывает дух. На небе ни облачка, только синева. Впечатление, будто мы плывем по миру на поверхности океана или живем в куполе под водой. Лето. Какие-то заброшенные производственные строения. Коричневые и серые здания, разрушенная кирпичная кладка и мрачный вид. Хён сидит на краю какого-то выступа. В его руке - золотая рыбка, которая возбужденно долбится о стены своей полиэтиленовой крепости. Хён ест мороженое и напевает какую-то мелодию. Мне нравится то, как он вглядывается вдаль. Настоящая абстракция. Больничный халат смотрится на нем слишком большим, и даже загнутые края не спасают картину. Ынхёк стоит в нескольких шагах от Хичоля. У него по-прежнему красные волосы. Они оба кажутся маленькими пятнами в огромном поле небоскребов и мостов, но они все еще существуют. Они точно точки в пуантилизме - без них все будет иначе. Все изменится, пусть и не очень сильно. Хён шевелится и внезапно выпускает золотую рыбку из рук. Она ударяется о землю со слабым шлепком. Хён выглядит так, будто хочет кричать, но не знает что именно. Неужели он пытается найти смысл своей жизни? Неужели он ищет ответы? Я был на его месте. Могу помочь, хён. Хичоль ненадолго замирает, а затем расслабляет плечи, потягивает мышцы спины. Он кажется опустошенным, сомневающимся в собственном существовании. Странно, под таким-то красивым небом. Ынхёк позади хёна выглядит безумным. Хотя нет, скорее истерзанным. Будто кто-то забрался в него и попытался покромсать на куски. У него растрепанные волосы и грязная одежда. Могу поспорить, пахнет от него сигаретным дымом. Ты не должен так выглядеть, Ынхёк. И почему ты плачешь? Кто тебе разрешил красть мои слезы, когда меня нет рядом? Что это за пятна на твоей рубашке? Это кровь? Ты истекаешь кровью? Почему ты ничего с этим не сделал? Жизнь когда-нибудь была к тебе благосклонна, Ынхёк? Под ладонью Хичоля лежит письмо. Я уже видел его когда-то. Интересно, откроет ли его хён на этот раз? Нет. Он смеется и роняет крупные слезы, а он ведь никогда не показывал своих слез. Хён рвет письмо в клочья. Сначала на две части, потом на четыре... Миллионы белых снежинок летят по пустой площади, над и под синевой. Летний день в самом разгаре. Хён резко встает и выбрасывает мороженое. Вафельный рожок разламывается у его ног ровно пополам, на две совершенно симметричные части. Хён трет покрасневшие глаза и касается руки Ынхёка. Это совсем маленький контакт, и никто из них ничего не говорит, но я чувствую, что между ними происходит какой-то глубокий обмен. Хён внезапно начинает смеяться, и Ынхёк заходится смехом следом. Я вдруг вспоминаю нашу первую встречу с хёном. Мы точно так же стояли на крыше и смеялись на пустом месте. Я из-за того, что не знал себя, а хён из-за того, что знал себя даже слишком. Не знаю что Ынхёк и Хичоль нашли такого забавного сегодня, но вероятно, причина их смеха такая же невеселая, как раньше была у нас. - Донхэ часто спрашивал меня, для чего он существует, - внезапно говорит хён. - Я не понимал, что это за дурацкий вопрос, но, размышляя сейчас, думаю, это важно. Для чего я существую? Почему я здесь? Почему я родился одиноким? Почему я... существую? - Почему? - бормочет Ынхёк. Ветер играет в его волосах, а я вдруг понимаю, что кровь на его рубашке принадлежит мне. - Чтобы меня использовали, - улыбается хён. Он убирает руку с плеча Ынхёка и делает шаг вперед. Затем еще один и еще один, подходит к лестнице, туда, где Ынхёк его уже не слышит. "Еще увидимся". Не будь таким грустным, хён. Мир жесток настолько, насколько ты этого хочешь. Не грусти, хён. *** Меня зовут голоса. Они слабые, размытые и не слишком четкие, но я знаю, что они для меня. Я хочу протянуть руку, коснуться чего-нибудь и сказать: "Эй, я очнулся! Кто-нибудь!" Но тело кажется слишком тяжелым и все, на что меня хватает - повернуть шею и с огромным трудом открыть глаза. Как долго я здесь нахожусь? Я вижу белый цвет. Много белого. Металл. Ткань. Стены. Какое-то движение. Я не могу ничего сказать. В горле огромный ком и сухость. Боже, тут случайно нет воды? - Хён! Хён очнулся! Шиндон! Шиндон! - Эй, это сонбэ, индюк! - Хён, эй, посмотри на меня, повернись ко мне... Кюхён. Это Кюхён и Шиндон. Я помню. Чо Кюхён. Лучший друг, детектив. Шиндон. Худший босс, начальник отдела полиции. Я видел их по телевизору, ходил с ними выпивать. Шиндон любит лапшу быстрого приготовления, а у Кюхёна обеспеченные родители. Его уже выпустили из тюрьмы? Шиндон же делал заявление на телевидении. Я помню. Родившись в первый раз, я плакал. Во второй - слепо оглядывался по сторонам. На третий раз я улыбался. Эпилог. "Ким Хичоль, новый лидер Чхве Ён Па, ведет активную деятельность в направлении договоров международных объединений, что вызвало серьезные волнения на подпольном рынке наркотиков и—" - Ты меня слушаешь? - Кюхён потянулся через плечо Донхэ и, выхватив из его руки пульт, выключил телевизор, загородив изображение Хичоля завесой черноты. - Зачем ты это сделал? - Донхэ оторвался от экрана и тут же отвел глаза, встретившись с хмурым взглядом Кюхёна. Кюхён застонал. Иногда Донхэ вел себя настолько невинно, что ему хотелось что-нибудь сломать. Едва ли он знал, что в этом заключалась тактика Донхэ - парень добивался расположения, чтобы помучить друга своим милым поведением в отместку за колкие комментарии. - Я спросил, тебе на работу не пора? Твой босс должен быть полнейшим идиотом, если до сих пор тебя не уволил. - Да-да, сэр, - шутливо проворчал Донхэ и побрел от дивана к двери. На самом деле ему было не на что жаловаться. Как это было в прошлом с Хичолем, выйдя из больницы Донхэ начал жить с Кюхёном. Он дал ему крышу над головой и еду, точнее быстрорастворимую вермишель. Кюхён стал внештатным консультантом или, как он любил себя называть, современным Шерлоком Холмсом, но Донхэ знал, что большинство его клиентов приходили с темной стороны Сеула. Он превратился в подобие судьи, стал тенью судьи, работая с теми, кто не мог обратиться к закону. Как бы там ни было, на первых порах зарабатывал он не слишком много, и Донхэ чувствовал, что причинял другу некоторые неудобства. Именно поэтому две недели назад он устроился на работу к Ынхёку. Снова. Между ними состоялся точно такой же разговор, как и в прошлый раз, после того, как Донхэ традиции ради повесил объявление на каком-то щите. Во время разговора Донхэ смеялся и гадал, что за традицию они вводят, и является ли она знаком тому, что какое-то время спустя он снова заснет? Донхэ больше не хотел засыпать. Если бы у него был выбор, он предпочел бы бодрствовать все время. - Ты все еще ищешь работу? - голос Ынхёка казался чрезвычайно серьезным. - Эм... - У меня есть квартира. В центре Сеула. Мне нужно, чтобы ты приходил и убирал ее каждую среду в определенный час... - Убирал? Не громил? - Зачем мне, чтобы ты что-то громил? С этим я и сам прекрасно справляюсь. - Но... - Донхэ недовольно надул губы. В прошлый раз Ынхёк определенно вел себя намного любезнее, но Донхэ было, в общем-то, все равно. Он считал Ынхёка милым. Ынхёк был сексуальным, очаровательным и вообще потрясающим, только вот он видел его всего один раз - во сне в больнице. Он знал о нем все и в то же время ничего. Впрочем, Донхэ решил, что именно в этом крылась красота их отношений. - А еще я на мели. Так что тебе придется работать бесплатно. - Тогда нахуй. Звонок оборвался, но в следующую среду Донхэ был на месте ровно в половину первого ночи. По такому случаю он даже раздобыл себе фартук. Войдя в квартиру в первый раз, Донхэ обнаружил ужаснейший беспорядок. По всему полу валялись грязные вещи, а немытая посуда стояла неаккуратными столбиками. Кроме всего прочего, в кровати лежал парень. Голый. Донхэ знал, как справиться, по крайней мере, с одним делом. Войдя в квартиру сегодня, Донхэ захотелось перепроверить номер на двери, потому что либо Ынхёк сошел с ума, либо Донхэ ошибся местом. Квартира блестела. В буквальном смысле, будто кто-то прошелся по всем предметам губкой для обуви и отполировал их до блеска. Донхэ прошел мимо мебели, ведя кончиками пальцев по желтым обоям и воображая небольшое пламя, и остановился у журнального столика. Посмотрев на стеклянную поверхность, Донхэ рассмеялся. Он поднял со столика билет на ночной автобус до Сокчо и, выйдя из комнаты, закрыл за собой дверь. Снаружи небо было все еще черным, но Донхэ знал, что скоро оно прояснится и станет ярко-голубым. Совсем скоро. - Конец -