Яркие лучи солнца.

Легкие шаги по траве. Ночной траве. Уже на протяжении десятка лет я хожу по ней. Хожу к тебе, любимый мой. Ты изменился, но для меня ты навсегда останешься тем самым красивым и единственным лучом света, который я еще могу вынести и не умереть. Я стала монстром тогда. Ты остался слабым для меня, не способным убить меня. Те опасные слова, сказанные еще в сторожке, оказались для тебя ядом. Ты признался, что всегда будешь рядом и будешь любить. Что-же, ты сдержал свое обещание, каждый год я вижу тебя на этом самом месте, где чужие глаза не смогут увидеть нас, где чужие языки не осудят нас. Тут нет правосудия, тут есть только мы. Мои глаза устремились сквозь тьму на скамью. Нашу скамью. Не вижу тебя, уже начинает закипать гнев. - Ты забыл... Если ты опоздаешь, я из тебя сделаю закуску... Помяни мои слова, Беликов. Я слегка прошипела, но направилась на место встречи. Присела на уже такие хрупкие доски, которые отозвались жалобным скрипом. Сколько мы уже здесь встречались, товарищ? Много. - Привет... - из тьмы доносится до меня шептание. Только он знает, какой у меня слух, и только я услышу его. - Ты опоздал, - буркнула я. - И я зла на тебя. - Стригои стали чувствовать? С каких пор? - с легкой усмешкой произносит мужчина средних лет. - Ты принадлежишь мне, забыл? - Я помню, но ты забыла кое-что тоже. - Не забыла, я помню... Я не так стара, как ты. Его глаза изучали меня, и лишь через минуту он смог ответить: - Ты не изменилась, Розмари. Он играет мной, точно играет мной. - Вздор, я изменилась в лучшую сторону. Даже спустя столько времени, я благодарна, что стала этим монстром. Все ощущения стали такими яркими, как будто я была мертва до этого момента, - снова этот взгляд, снова эти сомнения и осуждение. Смешно читать и знать его мысли. Ему больно, а мне? А мне нет. Я не чувствую боли или других раздражающих источников в жизни людей. - Может быть... - заключил он, все же его старость подходит к нему. Дампир еще называется. - Ты мой, или же, - прищуренно всматриваюсь в его карие глаза, - изменил мне с той сукой, Ташей? Верно?! - хочется взять и убить... - С каких пор ты стала истеричкой, а, Роза? - опять этот издевательский тон. - Ответ. Правда или нет? Или я начну тебе изменять, - буркнула, и поближе пристроилась, когда он приобнял меня за плечо. - Сегодня, наверное, холодно. И тебе холодно? - Нет, мое пальто закрывает меня от природных катаклизмов. - Всемогущий пыльник, наверное он много спасал, но не от меня и твоего разбитого сердца. - Мое сердце - твое, и обещание, данное тогда, остается в силе навсегда. - Сколько раз я тебя просила, стань моим, стань одним из нас. Я так хочу тебя видеть и чувствовать! - Не кричи, я говорил и буду говорить: я люблю тебя, но буду нести эту ношу, пока не умру... - Что? Ах, вот оно что... Беликов, ты подлец! - рассмеялась своим самым лучшим смехом. Ему больно слышать его, больно понимать меня, но я не чувствую боль. Я лишь чувствую как бьется его сердце, и делает оно это все реже и реже. - А ты не хочешь уйти со мной? - он перебирает мои волосы, раньше они были для меня гордостью, но я не вижу теперь в них ценности. - Ты ела? - спрашивает, будто я маленький ребенок, который убежал в школу, забыв взять еду. - Да, лакомилась каким-то парнем и бабой. Представь, какая может быть кровь у людей, у которых был секс недавно, - боже, опять этот взгляд, не понимаю. - Ты чего, товарищ? - Никак не могу привыкнуть, - обняв меня, уткнулся в макушку. Снова. - Привыкай, я еще долго буду напоминать тебе о себе, я хочу увидеть, как ты умоляешь меня обратить тебя. Хочу видеть твою боль в глазах. Но запомни, ты должен думать быстрее. Дмитрий снова посмотрел на меня, и лишь короткое "никогда" сорвалось с его губ прежде, чем он поцеловал меня. Когда мне хочется целовать кого-то, я прихожу сюда, к нему. Чёрт, сколько же я могла бы уже насладиться другими. А иду сюда, к Беликову. Всех, кто высмеивал меня, я убивала. Кто пытался его убить, я истребляла. Никто не посмеет трогать его, кроме меня. И если я учую на его теле запах чужой, то сорвусь и убью... Не потерплю ложь... Но все, что хочется, это его вкус. Его губы, его легкие покусывания моей шеи и горячие руки на моем холодном теле. Может, он старается меня согреть? Наслаждение длится не меньше десяти минут, после чего, отрываясь, я смотрю на него с желанием. А он? Он смотрит с любовью, которую я никогда не выкажу ему. Да, определять эмоции я перестала, но Дмитрия еще могу. - Хочешь большего? - может сейчас смогу его перекинуть на свою сторону? - Нет, только твои губы, твои грешные губы. Пока их я могу получать за свой грех. - Ты романы стал читать? А то, смотрю, заговорил поэзией, - продолжаю измываться. Мое любимое занятие - издеваться над ним. Пока не заполучу его, он не имеет права мне что-либо говорить про меня. - Роза, ты стала жестокой, и я уже не смогу тебя вернуть. Я мог бы умереть, но оставить тебя одну не могу. - Все, мне твои речи надоели! - резко встаю и иду к лесу. - Товарищ, лучше запомни, я буду с тобой, когда ты примешь меня, а не свой грех. Которого нет, поверь. В следующий раз я не пришла, пусть страдает, пусть подумает еще год. А может он решил забить на меня? Ох, Роза, он у нас получит, я выпущу злость на каждой, кто встанет рядом с ним. Он мой. Почти каждую ночь я забавлялась людьми, я была готова уже забыть. Но как он посмел мне отказать, если никто не мог? Дважды попадались дампиры, и каждый раз перед их смертью я разглядывала лица. Лица, которые смотрели в отвращении и страхе. Почему-то захотелось увидеть лицо моего любимого. Оно-то смотрит на меня по-другому. - Нет, его нет! Да как ты посмел! Я найду тебя... Беликов, слышишь? Я найду тебя и убью! - В этом уже нет надобности, - резко поворачиваюсь на голос и вижу перед собой женщину лет за сорок. - Чего тебе?! - рыкнув, спрашиваю у нее. - Хочешь смерти, неужели ты его шлюха?! - уже хочу свернуть ей шею, но хочу дослушать, и когда она скажет, сверну шею и перекушу. - Роза, это я - Вика... - а, сестренка Димы. Ох, давно я его так не называла. - Что надо, небось твой братик испугался моего гнева и ушел? - Нет, он приходил сюда каждый год... - она говорила спокойно и даже холодно. - И? Понял, что я кинула его, и ушел? Куда? Я хочу знать! - Он уже больше не придет, - она протянула мне листок. - Что это? - с безразличием произношу и открываю его. - Дмитрий мертв, Роза... - я аж остолбенела. Страх? Я его ощутила? Или же что-то иное? Мои глаза стали скользить по строкам, впитывая каждую строчку и слово. "Роза, моя любимая Роза. Мой грех никогда нельзя будет искупить, время меня забирает. Тебя уже нет больше двадцати лет. Мое тело не остается сильным, как твое. За все наши встречи я старался запомнить тебя и найти твою душу среди этих лживых слов и эмоций. Я не мог тебя убить, если бы я стер тебя с лица земли и из истории, я не смог бы жить. Быть может, я трус или урод, который держит и думает только о себе. Прошу, прости меня, но я ухожу... Прошу, если мы встретимся, я хочу услышать твою душу." Мое тело само собой ослабло и потеряло опору, осев на землю. Я просидела так почти до утра на траве возле дерева, тупо пялясь на скамью, где когда-то сидели два человека. Один живой, другой мертвый. Внутри сжался комок одной эмоции - злости. Постепенно он исчезал, и мне следовало бы уходить. Встаю и, обернувшись на скамью, застываю. - Дмитрий... - он сидел там, может это шутка? - Дмитрий! Он не слышит, нет... Он какой-то странный. Его силуэт отдает легким свечением, что так раздражает глаза. Но он такой, такой красивый. Что? Свет красивый, что ты говоришь Роза, молчи и уходи. Они шутят, он специально обманул. - Слезы, - произнесла тихо. Рука потянулась к щеке и стерла солоноватую влагу бледными пальцами. Пошла вперед, несмотря ни на что вокруг. Я иду к нему. Почему? Почему стригой идет на свет? Лучи солнца ударяют по телу. Через боль иду вперед, к нему. Тяжесть, чувствую тяжесть тела и боль. Я не вижу уже нечего, звенящая боль обволокла меня, и настала легкость. Меня кто-то потянул за руку вперед и обнял. - С возвращением... - поцелуй в макушку. - Роза, - этот бархатный голос, мой любимый голос. - Угу... - по щеке текут слезы, и все крепче я прижимаюсь к нему, сидя на скамье, той самой. Когда-то она была единственным местом, где моя душа слегка, но просыпалась, а теперь она проснулась в его объятьях.