Издержки дружбы

— Знаешь, Алина не такая уж и дура, какой пытается казаться, ох уж эти бабы! С такими зачетными буферами она думает, что все считают ее идиоткой. Но я бы ей с удовольствием вдул, только бы свистнула, — сидя на кровати с широко расставленными ногами, чуть презренно произнес молодой парень лет двадцати трех. Вокруг был легкий мрак и вечерняя прохлада из приоткрытого окна. — Тёма, ты не мог бы не говорить о ком-то, пока мы занимаемся этим сейчас? — робко попросил другой, что сидел на холодном полу и неловко смотрел на него снизу вверх, как побитая собака. — А тебе то какое дело, а? Любишь хуи, вот и соси, пока даю. Где еще найдешь такой здоровый, тем более бесплатно. Кто ж еще такую сучку трогать будет. Зашкварно. — нахмурившись, тот посильнее двинул бедрами вперед, загоняя крупную головку обратно в плен опухших губ. — Но я не могу это делать, пока ты говоришь такое… — неохотно признался Никита, краснея до цвета бордовой головки члена, что сейчас грубо уперлась в его зубы. — Правда? Дай-ка, я проверю, — недоверчиво хмыкнул Тёма, блеснув темными глазами. Никита ничего не заподозрил, когда тот положил обе руки на его затылок, зарывшись пальцами в светлые волосы — это показалось парню на коленях своеобразной лаской, и он доверчиво открыл рот, когда услышал: — Скажи а-а-а… Артем не стал оттягивать член рукой, и тот, стремясь вернуться в прежнее положение, преодолев барьер зубов, уперся в нёбо. Он попробовал запихнуть его глубже, выгнувшись вперёд, но Никита остановил его, обеими руками ухватив за бёдра. Потом он завёл руки дальше и начал мять Артему ягодицы — крупные и поджарые. Он бы наслаждался этим в любое другое время, но не тогда, когда Тема толкаясь ему в рот, заставлял сильно напрягать мышцы. — Долбаный извращенец, — донеслось до него с верху. — Ты у меня за это получишь. Было больно, когда головка надавив куда-то далеко в горло, лишила возможности дышать, и желудок, подчинившись разбуженному рвотному рефлексу, резко прыгнул вверх. Никита попытался закашлять, потому что дышать с засунутым по самые гланды членом было невозможно. У него только судорожно задёргался кадык и откуда-то из груди послышалось хриплое горькое клокотание. Артем не отпускал его, намеренно натягивал на себя и загонял член глубоко в горло. Глаза начало щипать, слюна пошла носом, выгнанная хлюпающим в глотке членом. Ник терпел, разинув рот до предела, едва охватывая толстый ствол, надеялся, что парень не продержится долго. От безысходности у него выступили предательские слёзы на глазах. Он понимал, что может легко вырваться, но не мог заставить себя сделать для этого хоть что-то: откинуть голову назад, дернуться, закричать… Он боялся последствий. Артем, еще раз дёрнувшись, утробно прорычал и кончил сильной горячей струей прямо в горло. Сперма хлынула таким сильным потоком, что даже открытое нараспашку горло не смогло вместить весь объём, пустив струи обратно, через щель между губ и членом. Глаза закатились от нехватки воздуха, а в голове стал стучать тревожный стук сердца. Руки ухватились за штанины парня, чтобы удержаться в реальности и не потерять сознание, но Тема сразу же отпустил Никиту— может быть, пальцы сами разжались во время оргазма, а может просто захотел отпустить. Тот, прокашлявшись наконец, завалился набок, обессилено оседая на пол. Артем стоял рядом и не застёгивал джинсы, чего-то выжидая. Лицо у него было странное: натянутое, неестественно спокойное, будто пьяное или обдолбанное, с расшириными зрачками. Никита боялся этого взгляда. Он подумал, что сейчас его лицо было не лучше: глаза покраснели, щеки разгорячённые, мокрые от слез. — Словил кайф? Правильно. На моём хуе только так и нужно. Вот ты — правильная шлюха. А Светка разверещалась, будто её режут тесаком, пизда тупая. Сказала бы сразу, что целка, я бы не стал драть сильно, да? — Кхее… — Что? Слишком много? Не управился? Ты хорошо знал, на что шёл. — Пошел нахуй, — привычно бросил тот, как бывало раньше во время их давних дружеских перепалок, и тут же пожалел о сказаном, когда улыбка сменилась гневной гримасой и вздувшейся веной у виска. — Не ценишь ты мою доброту, пидор. Кто еще настоящего мужицкого хуя тебе даст? Но ничего, падаль, я сегодня очень щедрый. Благодари меня. С этими словами Артём опустился рядом и перевернул на живот плохосоображающего Ника, придавив того коленями сбоку. Сдернув легкие домашние штаны вместе с трусами, он начал катать полутвёрдый член между крепких полушарий, размазывая в ложбинку остатками спермы и чужой слюны. — Что за задница а! Одна розовая дырка, ничего лишнего. Так и просит крепкого хуя. Твёрдый тёплый предмет вблизи открытой задницы наконец отрезвил Ника, и из последних сил тот завертелся в попытке отползти от вставшего в боевую готовность члена. Но сильные руки на лопатках буквально пригвоздили его к полу, заставляя упереться мокрой щекой в жесткий ворс ковра. — Нет, Тёма! Не надо! Нет! Пожалуйста! — Заткнись, сука! — рявкнул парень, на миг приподняв его за майку, так что та с треском где-то порвалась у горла, а затем приложил о пол головой. — Хочешь, чтобы я опозорил тебя перед твоими предками, пердоля в сраку их сына-хуесоса? Хочешь чтобы они узнали какая ты падаль и гниль? — Пожалуйста, Тёмочка… — ковер ничуть не смягчил встречи лба с твёрдой поверхностью, отчего резкой темнотой вспыхнуло перед глазами, а голова закружилась. — Прости меня, я не хотел… Я правда. Не хотел… — Гандон. Какой же ты гандон, — пальцы покружили вокруг сморщеного ануса, слегка нажимая на края и вдавливая кончики внутрь. — Сбрил все волосы на очке? Может и анус отбелил? Бля, на ногах тоже не шибко-то и растет. Как девочка. Что, яйца тоже побрил? Хотя мне до пизды. Но должен признать, приятно. — Извини меня, я всё, что хочешь, сделаю. Только не надо, пожалуйста… — осознав всю серьезность ситуации, Ник пытался приподняться, но руки сдавали еще сильнее, не давая даже шевельнуться. От резкой вспышки боли помутнело в глазах и выступили слезы. — Чего елозишь, пидор? Прими мою благодарность за классный отсос. Серьезно, никто ещё до тебя в горло член не брал, а ты прям с первого раза и до корня. Хорошая шлюха, опытная, с прогибом. Много хуйцов успел пососать, наверно? — Я не… — Но я не привередливый. Что для друга только не сделаешь, правда ведь? — продолжал Артем, будто не слыша рыданий и отчаяных всхлипов под собой. — Хотя какой ты мне теперь друг, ошибка природы? Вас всех, мразей нелюдских, на столбах бы всех перевесить, сжигать, клеймить как скот, или в утробе убивать еще, да мороки много слишком, матерей жалко. Не виноваты ведь, что матка фригидная, раз такое отродье производит на свет. — Пожа… — слабый удар вскользь заткнул Никиту, разодрав губу до крови. Тот сдавленно захрипел. — Заебал, тварь! Помолчи, пока настоящий мужик говорит. Всё ноешь и ноешь, как баба, даже хуже. Потерпеть не можешь пару минут, гнида? Получишь ты мой хуй, получишь. Не дергайся. Будешь, как сегодня с утра Светка, кончать и орать. Никак слезать не хотела, все ещё ей да ещё, все соки выжала, но на тебя осталось. А меня друг ждет на тренировке сегодня — не красиво. Хотя, если бы я знал тогда, что ты пидор ебаный, любишь хуи сосать, то бы вместе бы пихали хуи в дырку. Движения на бедрах остановились, и Никита почувствовал крупный конец, который стал медленно вдавливаться в сжавшийся от паники анус. Но просто желания вырваться было мало, чтобы противостоять напору Артема, нужны были действия. Тот словно переместил весь свой вес, так что член начал резко врезаться в неподготовленное колечко. Никита ещё помнил, насколько большим казался ствол, когда он сосал его, поэтому постарался расслабиться, чтобы избежать настоящей крови. — Неужели рот эластичнее жопы? — пыхтя над головой, заговорил Артем. — В горле член как по маслу ходил, а здесь ни туда, ни сюда, не двинуться. Наконец, половина длины зашло в тугой проход, заставив Никиту дерганно открыть рот в немом крике, но из горла вырвался лишь слабый писк, не отразивший и десятой части той боли, что парализовала все его тело. Он глубоко задышал, царапая руками короткий ворс ковра. Внизу все горело и пылало. Казалось, будто член вошел еще дальше, и теперь упирается ему прямо в пупок через живот. — Чистенький? Хвалю! Не обосрался! А то Светка, едва я ей присунул на полшишески, чуть на меня не обосралась, сука. А ты — пустой совсем, только тесный очень, так сильно сжимаешь. Кайф. Или ты меня ждал и подготовился спецом? Ай, молодец! В награду разворочу тебе дупло так, что своих приятелей-пидорасов по паре за раз сможешь принимать легко. Слова слышались словно из-под толщи воды, и Никите казалось, что сейчас с ним кто-то другой, не тот Артем которого он знал. Не тот Тёма, с которым их связывала многолетняя дружба, радость и горе, слезы и шрам под лопаткой. Просто насильник, забавляющийся над его страданиями упивающийся ими. Этот человек относился к нему как к куску мяса, заколачивая свой член всё глубже и глубже. Каждый раз придавленный к полу Никита дергался, будто от разрядов тока, насколько острой была боль. Никита пытался отстраниться от реальности, избежать этой пытки не думая ни о чем. Неразборчивый голос медленно превращался в фоновый шум, а тело, горячее и мокрое от испарины, едва терпело жгучее растяжение сзади. Однако, будто читая его мысли о бегстве в небытие, Артем сменил тактику и вместо настойчивых толчков в глубь начал крутить членом во все стороны, добавляя пальцы и растягивая кишечник. Ему казалось, что его порвали, так резко защемило внутри. В какой-то момент там не приятно защекотало, стало мокро и жарко. Никита с тихим воем понял, что непроизвольно обмочился под себя. — Чё за нахуй? Не жалко родителей? Ну ты и мразь конечно, сам потом ковер постираешь. А лучше отлижешь. Теперь же, когда мочевой пузырь опустошился, член Артема заходил свободнее. Тот это понял и принялся вколачиваться без грамма какой-либо жалости. Где-то в промежутке между очередным резким проникновением Нику стало плохо. Живот забурлил, в горле стал горький комок. Слюна, стекая по подбородку, тревожила разбитую губу. Не удержался. Из горла вырвалась масса, и Никита не нашел сил противиться позыву, ко всему прочему освобождая желудок, с болью сплевывая слюну и желчь. К адскому огню в заднице прибавилась разъедаемая кислотой носоглотка, а в воздухе стояла сильная вонь, так что на каждом вдохе отвращение становилось все сильнее. К самому себе, что позволил этому произойти, что дал слабину, и к Артему, который этой слабостью и воспользовался Где-то над головой зашипел от удовольствия монстр в обличии Тёмы, двигая бедрами с частой амплитудой. От резких, беспорядочных толчков внутри тела снова расползлась яркая боль, заставляя напрягаться всем телом, что немало позабавило Тему. — Блять, да ты мастер! Как мышцами внутри играешь, бабы обзавидуются! Давай, давай же. принимай сперму! С-сука! Да! Поглубже, чтобы несколько дней текло. Завтра на тренировке прыгнешь — все штаны мокрыми будут. Пацаны, наверняк, подумают, что обоссался. Но мы-то с тобой будем знать, что сперма потекла из жопы, да? Может, мужикам сказать, чтобы пустили тебя по кругу, или самому потом по новой наполнить? Никита молчал, отстранённо глядя в узор стены перед глазами. Сил не было даже на то, чтобы отвести щеку от лужицы собственной рвоты. Позади парень приводил дыхание в норму, но задницу по-прежнему распирало до предела теплой спермой. — Хотя чего ждать, ты же лучше бабы — все в себя примешь, ага? — мгновение тишины и облегчённый выдох за спиной, в тот же момент в животе повторно забурлило. — Ох, весь день в сортир забежать не успевал, даже с утра сразу из дома рванул, не помылся даже. Хотел у тебя сходить, но какая разница, куда ссанину сливать? Очко — оно и есть очко. С тихим хлюпом полутвёрдый член вышел наружу, и футболка натянулась, вытирая следы недавних событий. Все болело, но слёз не осталось. Изнутри заструилась тонкая струйка чужих испражнений и крови, образовывая на полу и бёдрах тёплую лужу, но парню было плевать. Единственно, чего Никита желал всем своим глупым сердцем, чтобы Артем ушёл и больше никогда не возвращался. — Вот так, Ника. Назвался педиком — полезай на хуй, — говорил Артем, натягивая джинсы. — Что ж ты мне раньше этого не сказал, я бы тебя так за три года распидорасил, что уличные шлюхи целками по сравнению с тобой показались бы. Но ничего. У нас ещё всё впереди, правда, Ник? — но парень никак не отреагировал на едва слышимые слова насильника из-за ваты в голове, так что его больно дернули за волосы, заставив задрать голову. Присев на корточки, Тема едко ухмылялся. — Теперь ты знаешь своё место, да, пидор? Хихикнув, Артем отпустил чужую голову, поднялся и вышел, громко хлопнув дверью. Где-то далеко Никита слышал, как его насильник уверял родителей, что их сын решил вздремнуть на пару часов и просил не беспокоить, очень уж устал за обсуждением курсача и экзаменов. *** Жизнь Никиты стала просто невыносимой. Родители, когда он рассказал об изнасиловании одногруппником, не только не поддержали его, но и заявили, что это выдумки. А затем и вовсе перестали разговаривать с сыном, потеряв к нему уважение. В универе кто-то пронюхал, что он гей, а затем начались избиения и травля. Михаил Сергеевич — единственный человек, который хоть как-то пытался утихомирить ситуацию, тоже быстро слился. Что он мог против толпы злобных гопников, которая издевалась над одним? Ничего. В полиции, когда он сунулся через пару дней, переждав бурю, сразу покачали головой и объяснили, что время упущено и без снятых побоев доказать что-то будет нереально, тем более, если никто не даст показания против. Но из жалости мент перетряс местную шпану, и те присмирели. А вот Артем даже не собирался — его родители дружили с судьями и прокурором, чем обуславливалось решение любых деловых споров в их пользу. Став умнее, на беду Ника тот стал пользоваться резинками и смазкой, чтобы не оставлять ни следов собственной спермы, ни насильственных разрывов, ни крови. А все синяки на руках и бёдрах больше походили на удары полученные в драке, чем от секса по принуждению. Но самому Никите было уже плевать на всего происходящего. Когда от него отвернулись даже родители, самые родные люди, то надежда на справедливость ушла в небытие, и он стал апатичен. В нем погас тот единственный огонь сопротивления, что держал его на плаву. Ещё в день первого изнасилования, он понял что все бессмысленно, но вместо сопротивления появилось желание сбежать как можно дальше, не важно куда. Он понимал, что до получения диплома исчезать бессмысленно и глупо, поэтому терпел и долго ждал. Сумка, документы и деньги уже ждали нужного часа в шкафу. Однако, до этого было ещё нужно дожить. С кляпом во рту и перевязанный руками скотчем, он тупо пялился в темный потолок кладовки, пытаясь нормально дышать прижатый к спортивным матам. Занятия давно закончились, но в кладовке спортивного зала продолжалась индивидуальная практика. Внутри всё громко хлюпало от мощных толчков Артёма, а между бёдер всё было мокрым и горячим. То ли испугавшись визита ментов на его корешей, которые травили его вместе с ним, но потом вмиг забыли о нем, то ли проявив жалость к своей жертве, но каждый раз внутри было очень много смазки, которая сочилось по бедрам, заливая бельё. — Ну, что, сука, доволен? Всех подставил? А теперь кайфуешь, тварь. Хотел соскочить под шумок? Я тебя, пидора, буду ебать до самого конца, несмотря на твои выкрутасы. Только попробуй смыться. Мент даже бате моему позвонил, а тот прописал мне такого леща, что чуть глаза в кучку не слиплись. Всё из-за тебя, ублюдок. Сказал, чтобы я не издевался над слабыми. Это ты-то слабак? Да ты даже не баба, а шлюха, которая только для ебли и годится. Всех убедил, что ты жертва, да? А ты просто выродок с дыркой для хуя. Из-за тебя теперь мне бабы не дают и говорят, что я псих. Но ничего, мы уже выяснили, что твоя жопа достойная замена пизде. Наслаждайся. Артём не затыкался ни на секунду, словно ловил от этого больше кайфа, чем от самого насилия. Его слова, возможно, что-то значили, что-то тронули в душе, но не для парня, принужденного быть чужим рабом. Боли почти не было, лишь только унижение, разъедавшее до слез ничтожностью и беспомощностью, из-за которых Никита не мог дать отпора. Хотя он мог с легкостью представить, что для ублюдка это было очередным аргументом на случай, если его поймают. Никита не хотел думать о причинах, оправданиях и поступках бывшего друга, ставшего бездушным истязателем. Он просто изнывал от желания оказаться от него как можно дальше. И совсем скоро это обещало стать реальностью, ведь время — это единственная постоянная, что осталась в его жизни, которая не предаст и не попросит издержек.