- А что изменится, если умру я?

Резкий обрыв, на котором ты сидишь и задумчиво смотришь на кровавый горизонт, озаряемый последними лучами солнца. Твой взгляд отстранённый, холодный, непроницаемый. Ты не будешь прерывисто дышать, давить растущий в тебе непонятный гнев, вспоминая прошлое. Не будешь кусать губу, рычать от бессилия и прикрывать глаза, чтобы даже солнце не увидело боли в них. Нет. Ты просто продолжить смотреть на тихое, как никогда, море, на медленно умирающее солнце. У тебя слезятся глаза, но ты упрямо продолжаешь смотреть. Ты опустошен. Нет в тебе никаких чувств – ни боли и утраты, ни счастья и радости, ни ненависти и любви. Ты похож на оболочку, которая существует, ходит и пытается вести себя нормально, просто, как обычный человек. Но ведь с каждым днём тебе труднее, да? И ты ничуть не удивишься, когда перед взором красных глаз предстанет образ девушки. Она парит напротив тебя, задорно улыбаясь и кокетливо поправляя лямку платья. Тусклые цвета. Бледная кожа. Светло-светло голубые волосы. Красная лента. Мнимый, просвечивающийся образ. И её белое, как чистое полотно, платье развевается на ветру, словно маятник, что зовёт к себе. Она покрутится вокруг своей оси, словно танцуя, весело посмеётся, а после покружится вокруг тебя, осторожно затрагивая своими нежными ручонками твои колючие, давно спутавшиеся волосы. Ты не почувствуешь ни тепла тела её, ни трепета сердца своего. Словно холодный ветер прошлого затронул твою кожу, обдавая жаром. - Гажил-кун, как у тебя дела? – до боли знакомым голосом спросит она, садясь рядом и кладя свою голову на твоё плечо. Ты не шелохнёшься, ведь ничего, кроме пугающего мороза и вздрогнувшего льда, в котором заточено сердце твоё, не почувствуешь. И взгляд твой не изменится, продолжая быть таким же тёмным и затуманенным, провожая солнце, всё ближе склонявшееся к черте неба-моря. - Нормально, - просто ответишь ты, а она лишь тихо улыбнётся, вытягивая руку вперёд, пытаясь ухватить ту часть солнца, что видна, и сжать в кулаке. Высунет язык, как часто от внимательности она делала, и сдвинет светло-голубые брови к переносице. - Что изменится, если умрёт солнце? Оно медленно опускается, окрашивая своей кровью небо, бросая последние лучи надежды и мольбы. А что потом? – задаст странный вопрос она тебе, и ты, уже привыкнув к такому роду вопросов, пожмёшь безразлично плечами. - Не знаю, - снова просто ответишь ей, ощущая, как корочка на льду твоего сердца треснет, но с каждым новым порывом холода, что пробирал до косточек, возвратит свою прочность. - А что изменится, если умру я? – после минутного молчания, она задаст тебе этот вопрос. Её невинная улыбка опустится до немного грустной, с каплей горечи и тоски, но взгляд потускневших, но, казалось бы, жизненных медовых глаз продолжит наблюдать за волнами, что с неистовой силой бьются о скалу. - Ничего, - отчеканишь ты грубо, с нотками строгости и раздражения, когда же в твоём взгляде проявится огонёк, еле горящий, почти потухающий, смутного цвета. – Ты уже мертва, - тихо, совсем шепотом продолжишь ты, а после невольно сожмёшь от обречения руки в кулаки, до боли в костяшках, и стиснешь зубы, до резкого скрежета. И лишь на мгновение позволишь мелькнуть в янтарных глазах боли. Когда солнце спрячется за горизонтом и кроваво-желтое небо окрасится в нежно-синий, ты не протянешь руку той, что своей улыбкой каждый вечер пробивает тебя до дрожи Прошлого. Ты не ответишь ничего на её быстрое «До завтра, Гажил-кун», лишь скромно хмыкнешь под нос. И ты не позволишь своему телу двинуться на шаг вперёд за растворяющимся в промерзлом воздухе силуэтом девушки, чьё платье на ветру будет для тебя, как маятник, звавший к себе…