Ларс с тоской глянул в окно. Оттуда веяло влажным холодом, и казалось, что вот-вот сизый тюль тумана начнёт сочиться через щели, пожирая кровать, телевизор, безделушки на полках и, собственно, самого Ларса. Надо же так случиться, что его выходной пришёлся именно на такой гадкий промозглый день. Ларс планировал пойти на выставку, но, проснувшись от тусклого серого света в холодной постели
(Конни всё ещё злилась из-за спайса), датчанин поддался минутной слабости и рванул на окраину города, где он с Джеймсом снимал маленькую квартирку в уютном районе, сплошь усеянном крохотными пёстрыми домиками с такими же крохотными пёстрыми садиками. И сейчас Ларс лежал, свернувшись в клубочек, на Джеймсовой стороне кровати, в Джеймсовой майке и с Джеймсовой подушкой в обнимку.
Ларс страдал молча, гордо, со стоическим выражением лица. После абсолютно пустячной, но громкой ссоры, после всех высказанных сгоряча злых слов и почти разбитого сервиза р
(который, кстати, подарил Торбен ещё в далёком "91), Хэтфилд подчёркнуто не разговаривал с ним, не считая вынужденного контакта в студии. Джеймс умел быть мстительным. Сначала датчанин не придавал этому особого значения -
подумаешь, обиделся он, вообще сам виноват! придурок! - но спустя неделю уже даже Ларсу надоело дуться
детский сад, чесслово, а противный Джеймс всё не падал ниц с покаянием.
Чёртова реабилитация! до неё он никогда не вёл себя так индифферентно. Самому Ларсу подойти и извиниться мешала его маленькая, но очень скандинавская гордость; правда, по исходу двух недель бойкота она изрядно поуменьшилась.
Ларс скучал. Скучал по большим тёплым рукам, так крепко обнимающим и так нежно ласкающим; по мягким губам, по глазам цвета июльских васильков; по улыбке, заставляющей льды Антарктиды таять в мгновение ока; и это тело,
господи, это тело, каждый его дюйм грезился Ларсу идеальным сквозь искажённую призму безумной, всепоглощающей любви к этому человеку.
Ларс окончательно распсиховался и, остервенело скинув с себя одеяло, побрёл в ванную. Датчанин заполз в горячую воду, поморщившись от контраста температуры, и попытался хоть немного расслабиться.
Ларс продолжал мёрзнуть; вопреки своим надеждам, в ванне ему теплее не стало, хоть и вода была - абсолютный кипяток; лёгким катастрофически не хватало воздуха, а к горлу подкатил до боли знакомый тугой комок апатии.
Ларс медленно водил большим пальцем правой ноги по прохладному кафелю и раздумывал над тем, стоит ли насрать с высокой башни на все советы терапевта относительно порезов на бёдрах и запястьях или...
Ларс, это неправильно. Причиняя себе боль, ты не решишь свои проблемы. Просто досчитай до шести...
Ларс тряхнул головой.
Досчитай до шести и сдохни. Фил просто идиот: строит из себя психолога, а сам нихрена меня не понимает. Никто меня не понимает!
Ларс аж всхлипнул от переполнявшей его жалости к себе -
ну почему я такое говно?- и, не вылезая из ванны, потянулся к полке под раковиной, где неизменно лежала пачка Мальборо Лайт.
Ларс почти довольно подумал, что Джеймс бесится, когда он курит у них в ванной.
Но его нет рядом. Датчанин достал последнюю сигарету и дрожащей рукой попытался прикурить, но сигарета выскользнула из непослушных пальцев прямо в ароматную воду.
Ларс грязно выругался; настроение испортилось ещё больше, и с каждой минутой перочинный ножик в прикроватной тумбочке становился всё притягательней.
Ларс вылез из ванны и, не вытираясь, пошлёпал обратно в спальню. Стуча зубами от холода, он выдвинул ящик и начал судорожно перебирать лежащие там вещи. Звонок в дверь застал датчанина врасплох.
Ларс замер.
Вот блять. Кого там нелёгкая принесла? Он быстро надел серые хлопковые штаны и валявшеюся на кровати футболку; послышался звон ключей и скрип открывающейся двери.
Джеймс.
Ларс взвыл.
Вот бляяяять. Не иди туда. Слышишь? Даже не думай идти к нему. Закройся в спальне и пошли его туда, откуда пришёл. Другой голос настаивал:
Он пришёл к тебе извиняться. Ты должен простить его. Джеймс может идиотничать сколько угодно и строить из себя хоть апостола Петра, но всё равно будет прибегать к тебе и боготворить землю, по которой ты ступаешь.
Джеймс - моя лучшая анестезия. Ларс вздохнул, поддаваясь внутренней слабости.
Ты же этого хотел. Он медленно побрёл в прихожую, но остановился в дверном проёме, как вкопанный.
Ларс прикусил губу.
Чертовски хорошо выглядит. Выспавшийся, свежевыбритый, и мать его, в этих своих хипстерских очках, заставлявших Ларса чувствовать себя маленьким и
ну очень непослушным мальчиком. Взгляд скользнул по чёрной рубашке в облипку, и Ларс невольно сглотнул.
Боже, и подкачаться успел...
Джеймс помялся, явно не решаясь заговорить. В его руках Ларс заметил небольшой свёрток, упакованный так, словно сам Джеймс отчаянно это делал на протяжении нескольких часов. Хэтфилд молча протянул его датчанину.
Ларс с деланым безразличием принял подарок и вопросительно глянул на Хэтфилда - мол, открывать что ли?
Джеймс кивнул.
Ларс зашуршал обёрточной бумагой, и вскоре его взору предстал небольшой, вручную прошитый альбом.
Джеймс избегал смотреть Ларсу в глаза.
Прошло двадцать лет, а он всё так же стесняется.
Ларс таращился на обложку; на ней крупными неровными буквами значилось "Знаешь, как я тебя люблю?" Казалось, у датчанина перехватило дыхание, а в животе вспорхнул целый рой здоровенных тропических бабочек. К горлу грозился подступить неприятный тугой комок, а в носу противно защипало.
Тряпка. Дрожащей рукой Ларс перевернул страницу и начал читать.
Настало время спать, и маленький Ларс нетерпеливо дёргал большого Джеймса за футболку. Он хотел точно знать, что большой Джеймс его слушает.
- Знаешь, как я тебя люблю?
- Конечно нет, min skat. Откуда мне знать?
- Я люблю тебя - вот как! - и Ларси раскинул руки широко-широко.
Но у большого Джеймса руки длиннее.
- А я тебя - вот как.
"Ух ты, как широко," - подумал Ларси.
- Тогда я люблю тебя - вот как! - и он встал на носочки и легонько поцеловал большого Джеймса в лоб.
- И я тебя - так, - Джеймс ухватил Ларса поперёк и, подняв его вверх, коснулся губами оголившегося из-под футболки животика.
"Ого как," - подумал Ларси. "Мне бы так!"
Тут Ларси пришла в голову прекрасная идея - он быстро подбежал к барабанной установке и сыграл соло.
-Я люблю тебя, как самый-самый клёвый ритм!
- А я тебя - как Nothing Else Matters, - подхватил Джеймс.
Ларси растерялся.
- Ну тогда...тогда..знаешь, как я тебя люблю? Вот так, далеко-далеко за Лос-Анжелес, как от нас до самого Попенгагена Копенгагена!
- А я тебя - как от Копенгагена до самого Окленда, где мы последний концерт отыграли.
"Как далеко-то," - сонно подумал Ларси. Ему больше ничего не приходило в голову.
Тут в окне, над яркими уличными огнями, он увидел большое тёмное небо...
Ларс почувствовал, как тёплые ладони легли ему на талию и потянули вперёд. Датчанин вздохнул и уткнулся носом Джеймсу в грудь, обвивая руки вокруг него.
Джеймс ласково провёл рукой по светлым волосам, и Ларс замер, едва не мурлыча от удовольствия.
Как же хорошо...
- Я так скучал по тебе...min lille vaskebjørn... - прошептал Джеймс.
Это чёртово имечко.
Ларс растаял окончательно.
Боже, почему я тебя так люблю? Min missekat... Он запрокинул голову и, прикрыв глаза, потянулся губами к губам Хэтфилда.
Джеймс мягко поцеловал датчанина, лишь лёгкие прикосновения губ и языков.
Ларс почувствовал, что у него глаза на мокром месте, когда Джеймс выдохнул: "Прости меня, малыш, я был неправ."
Говорю ж, тряяяпкаа. Ты уже давно его простил.
Джеймс вытер Ларсу слёзы и улыбнулся
Той Самой Улыбкой в тысячу ватт.
Ларс всхлипнул и выдавил: "Я тоже вёл себя, как последний козёл. Jeg elsker dig så meget, Джеймс...min yndling..."
Джеймс успокаивающе целовал датчанина в макушку, а Ларс часто и шумно дышал ему в плечо, тая в уютных и надёжных объятьях.
Мой санаторий. Словно вернуться домой.
Ларсу казалось, что всё это сон. Вот Джеймс приподнял его остренький подбородок и слегка прикусил пухлую нижнюю губу; вот Джеймс аккуратно обвёл большим пальцем контур слегка выпирающей косточки на бедре; вот сам Ларс непроизвольно закинул ему ногу на бедро, вжался в Джеймса, желая быть ближе. Датчанин почувствовал, как рука с его талии сползла ниже, к промежности, и начала массировать его возбуждённый член сквозь тонкий хлопок штанов. Он едва сдержал стон и откинул голову назад, не находя в себе сил открыть глаза.
Джеймс же нашёл; он скользнул взглядом вниз, и от вида небольшого влажного пятнышка на светло-серой ткани у него самого пересохло в горле.
Ларс не сопротивлялся, когда сильные руки приподняли его и понесли обратно в спальню. Датчанин дёргал воротник рубашки Хэтфилда слабыми пальцами в тщетных попытках снять её, другой рукой неловко возясь с массивным чёрным ремнём на джинсах. Шершавые горячие ладони Джеймса стянули мягкие спортивные штаны, огладив идеально округлые ягодицы; закончив со штанами, он избавился от своей рубашки и помог раздеться смущённо улыбающемуся Ларсу.
Джеймс проложил дорожку поцелуев от нежной мочки уха до ключиц, параллельно шаря рукой у прикроватного столика
не упарывайся от слова столик, ну пожалуйста... в поисках смазки. Он быстро нашёл искомое и, неохотно оторвавшись от Ларса, выдавил немного геля себе на пальцы. Тюбик жалобно пискнул, давая понять, что содержимое его иссякло.
Ларс положил голову Джеймсу на плечо, тихо постанывая, пока его растягивали. После месяца без секса ощущения были почти как в первый раз - странные и немного неприятные.
Джеймс терпеливо дождался, когда датчанин будет окончательно готов, прежде чем выдать: "Смазки больше нет."
Ларс приподнял голову, нахмурившись.
Вот дерьмо. Всё пошло как по маслу без похабных мыслей, пожалуйста, как тут такое.
Джеймс погладил его по голове. "У меня с собой только резинка. Тебе нормально будет?"
Ларс, подумав, кивнул и задумчиво прикусил нижнюю губу, глядя, как Хэтфилд тянется за валяющимися на полу джинсами и выуживает оттуда маленький квадратик презерватива.
Джеймс осторожно надел его на свой возбуждённый член и приподнял бёдра Ларса, нацеливаясь между ягодиц. Ларс взял его член в руку и подвёл к расслабленному колечку мышц, осторожно опускаясь ниже.
Чёрт, больно.
Ларс зажмурил глаза, почувствовав, что Джеймс вошёл в него полностью. Хэтфилд дал ему время освоиться и привыкнуть к ощущению, и когда морщинка на переносице разгладилась, а лицо Ларса приобрело почти умиротворённое выражение, он слегка подался бёдрами вверх.
Джеймс быстро вошёл в ритм, плавно ускоряя темп; вскоре Ларс, обхватив его шею руками, негромко ахал, периодически протяжно стоная, когда Хэтфилд задевал простату. Кровать уютно скрипела, партнёры часто дышали, а где-то вдалеке играл джаз.
Божественно.
Ларс приближался к кульминации. Нежные поцелуи стали ненасытными, страстными, объятия - крепкими до хруста костей, ритм - резким и рваным.
Джеймс обхватил подрагивающий член Ларса, на котором выступила предсперма, и провёл пару раз вверх-вниз. Ларс глубоко вздохнул и, зажмурившись от удовольствия, кончил себе и Джеймсу на живот. От конвульсивных сжатий мышц вокруг члена Джеймс кончил следом за ним.
Ларс уронил голову Джеймсу на плечо, не выпуская его из своих объятий. Хэтфилд полежал минут пять, пребывая в пост-оргазменном блаженстве, и хотел уже было обратиться к Ларсу, чтобы тот слез с него, но датчанин уже безмятежно дрых, улыбаясь во сне.
Джеймс поцеловал его в макушку, осторожно уложил Ларса в кровать и пошёл принимать душ.
***
Ларс проснулся ближе к вечеру, когда за окном сгустились сумерки, и почувствовал себя отдохнувшим и просто беспредельно довольным. Его внимание привлёк сладкий запах горячего шоколада, доносившийся с кухни. В дверях спальни почти моментально нарисовался Джеймс с двумя большими кружками. Увидев сонного взъерошенного Ларса, он широко улыбнулся датчанину и поприветствовал его: "Эй, Спящая Красавица уже пробудилась
как Ктулху млять пробудилась?" Датчанин ухмыльнулся в ответ: "Ага. Принца ждёт."
Джеймс поставил кружки с шоколадом на тумбочку и, сбросив с себя халат, заполз в тёплую кровать под одеяло, прижимаясь к датчанину и приобнимая его.
Ларс взял свою кружку и с наслаждением отхлебнул из неё. "Джеймс, ты просто ангел. Я ещё с утра никак согреться не могу."
Джеймс прижался ближе к Ларсу и почти заговорщически прошептал: "Может, тебя согреть?"
Ларс закатил глаза. - Скатился в банальности, Хэт. Про спящую красавицу и то получше было." Он залез пальцами в кружку и выудил оттуда белую зефиринку, капнув на кремовое постельное бельё.
Джеймс возмущённо воззрился на него. "Посади свинью за стол - она и ноги на стол. А уж о постели и говорить нечего..."
Ларс захихикал, чуть не подавившись шоколадом, отставил кружку на тумбочку и шутливо ткнул Джеймса в плечо.
Джеймс притворно нахмурился и неожиданно схватил свою подушку, стукнув Ларса по голове. Маленький датчанин вооружился мягким валиком, и бой подушками был официально открыт. Спустя несколько минут шумной возни, скованный скомканными простынями запыхавшийся Ларс осознал несколько вещей:
1. Я ухитрился про@бать валик. в чернейшую черноту бесконечности
2. Джеймс, мать его, победил и сейчас сидит на мне весь из себя довольный.
3. У меня встал.
Ларс заёрзал, намереваясь освободиться, но Хэтфилд крепко вжимал его в матрас. Он внимательно смотрел в изумрудно-зелёные глаза, и улыбка медленно сползла с его лица.
Джеймс склонился к датчанину и коснулся губами его лба. Переносицы. Щёк. Скул. Подбородка. Красиво очерченных губ с изящной ямочкой.
Ларс расслабленно выдохнул, вновь позволяя Джеймсу перехватить инициативу. Руки безвольно покоились по обеим сторонам от головы Ларса, когда он выгибался навстречу ласкам. Губы на запястье, пальцы щекочут рёбра.
Джеймс, я замёрз. Совсем замёрз. Я словно мёртвый космонавт, слоняющийся по космосу. Помоги мне, прошу тебя. Вдохни в меня жизнь, дай мне хоть немного твоего тепла, чтобы я мог прикоснуться к тебе...
Ларс чувствовал, как жар волнами расходится от каждой точки, где он так или иначе соприкасается с Джеймсом. Как с каждым поцелуем он обретает способность двигаться и желанием жить.
Чувствовать себя на седьмом небе от счастья должно быть вне закона.
Джеймс оставлял розоватые бутоны поцелуев на мягкой внутренней части бедра, уделяя особое внимание шрамам. Ларс смущённо жмурился, кусал губы и комкал в руке соскочившую с угла кровати простынь.
Ларс тихо застонал, когда Хэтфилд прошёлся языком между ягодиц и забросил бледные худые ноги себе на плечи. Датчанин положил руку Джеймсу на затылок, мягко подталкивая его к дальнейшим действиям.
Он никогда не делал мне так.
Джеймс методично работал языком, другой рукой торопливо дроча себе, проталкивал его глубже, лизал ягодицы, прикусывал их, вырывая из Ларса жаркие стоны, прогоняя прочь холод.
Ларс нашёл в себе силы уделить внимание своему возбуждённому до предела члену, и быстро, отрывисто, двигал рукой, стремясь поскорее дойти до оргазма.
Джеймс провёл влажную дорожку от ануса выше, к бедру, и датчанин почувствовал горячее дыхание над головкой своего члена.
Kom nur, min skat.
Ларс сдался с тихим всхлипом, кончая Джеймсу прямо на губы, на подбородок, на грудь.
Ты опять вытащил меня из моего дерьма, даже не подозревая об этом. Ты просто был рядом и спас меня.
***
Остаток вечера они провели в кровати за просмотром очередного вестерна. Но Ларс не возражал. Скорее, наоборот. После небольшого ужина и водных процедур они всё так же вместе улеглись в кровать. Джеймс положил Ларсу подбородок на голову, а Ларс прижался к широкой, слегка загорелой груди.
Лунный свет лился в комнату сквозь щель в занавесках.
- Я люблю тебя, как до самой-самой Луны, Джеймс, - сонно пробормотал Ларс, изо всех сил борясь с упрямо слипающимися глазами.
- Спи, - Джеймс поцеловал его в макушку и, дождавшись, пока датчанин уснёт, тихо прошептал: "Я тебя тоже, Ларс. Как до самой-самой Луны... и обратно."
