Поверь в мечту. Она может исполниться.

Василий Перышкин предавался скорби и тоске. Отчаянно и самозабвенно, полностью отдаваясь этому ответственному и нелегкому делу. Он горевал по ушедшим близким, по утраченной молодости, по несбывшимся мечтам, не пытаясь искать просвет в череде черных будней. Душа Василия, закаленная выпавшими на его нелегкую долю испытаниями, рыдала, обливаясь горючими слезами, но он, как истинный мужчина, не позволил ни одной капле прорваться на волю. Несомненно, знавшие его не один год друзья обозначили бы его состояние просто и до обидного банально: «Васян забухал». Но, друзей, как известно, не выбирают. И этот факт тоже изрядно удручал Василия. Однако перед некоторыми обстоятельствами его жизни мужчина был бессилен. Как-то: мелкий провинциальный городишко, в котором он имел счастье родиться, нескладный папа - тихий алкоголик, смиренно спившийся в тридцать пять лет, неохватная мама, полжизни проработавшая шпалоукладчицей на железной дороге, а после перестройки громогласно командующая грузчиками на продуктовом складе, жена, с укором провожающая взглядом каждую рюмку и ведущая бесконечный неравный бой с лишними килограммами, упорно не желающая принять простую и грустную правду жизни — меньше жрать. Бесспорно, кто-то может и возразить, мол, сам виноват, люди — творцы своей жизни. Да кто бы спорил! Конечно же, творцы! И Василий творил в меру своих сил. Правда, сперва ему, ещё школьнику, пришлось сотворить из себя главу семьи, потому как его отец, всю жизнь успешно прикидывающийся тенью своей жены, так же успешно уснул пьяным в сугробе, не дойдя до дома каких-то три шага. Увы, найденная работа несколько отрицательно сказалась на посещении школы, но Василий-таки поднатужился и закончил её, пусть и пройдя одиннадцатый класс дважды. Зато с поступлением и учебой в ПТУ обошлось без проблем. Тем более, спрос на работяг никогда не уменьшался. Затем Василий успешно сотворил из себя локомотив, что пёр на себе заметно сдавшую мать и подросшую сестру, вечно требующую внимания и нарядов. Не успев передохнуть и насладиться мнимой свободой после того, как сдал сестру с рук на руки крепкому мужичонке, сам как-то подозрительно быстро обзавелся женой. И пёр на себе не только ставшую к старости склочной и мнительной мать, так и жену, за каких-то полгода превратившуюся из сверкающей Феи в неряшливую Золушку, а затем и в тыкву. И как-то очень быстро пролетело полжизни, выдулось в трубу, улетело к чертям под хвост, слизнулось коровой и просто утекло сквозь пальцы. И в свои тридцать пять он трудился слесарем-сантехником в местном ЖКХ, имел таких же друзей-тружеников, жену, соревнующуюся габаритами с матерью, бывшей шпалоукладчицей, обзавелся шикарной, но малогабаритной трехкомнатной квартирой и собственноручно собранным УАЗиком. А также ревностно скрываемыми от друзей очками и неплохой библиотекой. О, да. Именно библиотекой. Тщательно и с любовью оборудованной в утеплённом гараже, с неплохим, хоть и стареньким кожаным креслом, торшером с зеленым плафоном и низеньким столиком, где притулилась скромная, но качественная кофеварка и простенький псевдо-фарфоровый кофейный сервиз. И пусть всё это богатство скрывалось от любопытных глаз сложенными стопками старыми покрышками. Только тут, наедине с самим собой и любимыми книгами, он мог расслабиться. Ибо Василий был философом. И мечтателем. Даже сейчас, разменяв четвертый десяток, он изредка позволял себе мечтать. К слову сказать, родился он под другой фамилией. Но, раздери его гром, разве может нормальный мужик смириться с уничижающей фамилией Пердышкин? К сожалению, всё, что он, тогда ещё школьник, смог выторговать у матери, это её согласие убрать из фамилии одну букву. Только одну! И очевидно же, что именно букве «д», так порочащей их славное имя, было сказано «прощай». В общем и целом, да, внушительному мужику под два метра ростом носить фамилию Перышкин тоже несколько странно. Но всяко лучше, чем тоже самое, но с буквой «д». В жизни Василия, несомненно, были достижения, но большей частью столь неказистые и обыденные, что бахвалиться ими было глупо. К примеру, разве можно хвалиться тем, что он любит и умеет готовить? Ведь, если предать огласке сей факт, то это уронит тень на его жену - в таком случае получается, что она плохо готовит, раз её стряпня сподвигла мужика готовить себе самому. Или же книги... Отчего-то его друзья были твердо уверены, что настоящему мужику ничего тяжелее газеты в жизни не нужно. И то, для того, чтобы селедку порезать или муху прихлопнуть. Ну, на крайний случай, посмотреть расписание телепередач, уточнить, когда ближайший матч по хоккею. Ещё Василий искренне любил работать руками. Смастерить и покрасить лавочку перед подъездом, собрать мебель на кухню из подручных средств, перебрать движок на соседском Жигуленке, отживающем свой век... Так, себе — руки занять, другим — польза. Но разве всё это стоит глупых слов? Нет, конечно же. Так, рутина... То ли дело обсудить последний матч или недалекое решение городской главы, спланировать ближайшую рыбалку, благо, лед в этом году лёг рано, или же перетереть достижения родного автопрома, соревнуясь в остроумии. А вот тем, что действительно наполняло его сердце радостью, поделиться было не с кем. Ибо была в жизни Василия еще одна тайная страсть. Вернее, даже не страсть, а увлечение. Но всё равно тщательно скрываемое. И это не книги, нет. Он — о стыд и ужас! — не мог остаться равнодушным к мужской суровой красоте. Но, справедливо опасаясь за свою жизнь и здоровье, так и не посмел признаться в том родителям, когда понял это, будучи школьником. Тогда он, вынужденный сидеть с мелкой ещё сестрой, смотрел с ней мультик про Ариэль. И всё бы хорошо, если бы он облизывался на юную русалочку. Так нет, он запал на мелкого и тонкого хвостатого парнишку, её дружка, с задорным чубчиком и потрясающей улыбкой. Потом ему нравился сосед, вернувшийся из армии, накачанный, уверенный в себе, крутой и сильный. Затем он надолго залип на одном известном футболисте... В общем, это было не то, о чем судачат мужики за бутылкой пиваса. Потом он сам вымахал под два метра, став и сильным, и крутым. Но не смог запретить себе смотреть. Благо, в его родном городе смотреть особо было не на кого, и он мог не опасаться, что его заподозрят в чём-то предосудительном. А покупка спортивных журналов не предполагала никакого криминала. Нет, он уважал жену, ценил соседей и стариков, помогал, если требовалась помощь. Но свою страсть он пронёс через годы, так и оставшуюся тайной. Да, где теперь мечты о том волшебном мальчике-тритоне? И где Василий... Холодный ветер царапнул льдинкой щетинистую щеку, нагло забираясь под полы куртки. Одинокий фонарь мерно поскрипывал, покачиваясь и играя с тенями. Тоска с новой силой сдавила горло. Ноябрь уже на дворе... Не время, ох, не время умирать... Но разве его кто спросил? Нет... Месяц назад ушла из жизни мама - просто уснула и не проснулась, а вчера он схоронил жену. Острый аппендицит, не довезли. Всё банально и грустно. Детей своих у них так и не получилось, приемных брать жена не хотела... Так что возвращаться в квартиру, полную скорбящих и плачущих людей, категорически не хотелось. Одинокая слеза похолодила скулу и сорвалась куда-то вниз, в стылую речушку, ещё не взявшуюся льдом. Спохватившись, мужчина потёр лицо, выпрямляясь. Пора было возвращаться домой. Сестра, приехавшая помочь с похоронами, будет переживать. Неловко поправив распахнувшуюся куртку, Василий чертыхнулся: телефон вывалился из кармана и, глухо звякнув об поручень моста, шлепнулся на кучу грязного снега у самого бережка. Осторожно ступая по обледенелым камням, мужчина спустился к воде. При ближайшем рассмотрении оказалось, что до телефона просто так не дотянуться — он упал на хрупкий лед в метре от берега. Мочить ноги в ледяной воде — не выход, так недолго и вслед за женой отправиться, подхватив воспаление легких. А подходящей длинной палки поблизости не было видно. На середине реки какая-то рыбина громко хлестнула хвостом, пуская круги по воде. Василий, удивленно заозиравшись, отметил про себя, что надо будет непременно запомнить это место и вернуться, когда река достаточно замерзнет. Поиски палки ничего не дали. Зато метрах в десяти от моста нашлась груда строительного мусора. Не придумав ничего другого, Василий вытащил кажущийся крепким кусок шифера. Сгодится в качестве мостка. Осторожно ступая по шаткому настилу, мужчина наклонился, чтобы подобрать телефон. И замер с вытянутой рукой, ошарашенно пялясь на чудо, вынырнувшее из воды прямо у края ледяной кромки. Василия даже не так поразили странные украшения на ушах, придававшие им сходство с рыбьими плавниками, и посверкивающие в редком свете фонаря блескушки, налипшие над бровями и скулами, как то, что это чудо был голым. Совершенно голым мужчиной лет этак двадцати пяти, с широкими плечами и крепкими руками. Вернее, в темной воде разглядеть что-либо было невозможно, но разве мокрые штаны спасут от переохлаждения? - Вылазь немедленно, идиот! — раздраженно рявкнул Василий, протягивая руку самоубийце, потому как кем ещё быть придурку, решившему поплавать ночью в ледяной воде? Но парень, мазнув по нему нечитаемым взглядом странно-черных глаз, вдруг коснулся неожиданно теплой рукой его щеки и лизнул тонким языком свои пальцы, словно пробуя на вкус. - Ты чего? — удивленно выпрямился мужчина. Незнакомец продолжал молчать, буравя его взглядом. На красивом бледном лице, светлым пятном белеющим в наступивших сумерках, не проступало никаких эмоций. «Как у утопленника...» - вдруг подумалось Василию. Нет, он не мог похвастать какой-то небывалой интуицией, но в какой-то момент что-то внутри него словно завопило: «Беги! Спасайся кто может!» И мужчина осторожно сделал шаг назад, не отрывая взгляда от странных глаз незнакомца. Тот медленно наклонил голову вбок. И улыбнулся. Василий, увидев акулий оскал, шарахнулся к берегу. Но не успел. Резко дернувшись вперед, незнакомец руками ударил по листу шифера, тут же треснувшему пополам. Потеряв равновесие, мужчина рухнул в воду и забил руками, пытаясь нащупать ногами дно и поскорее выбраться на сушу, подальше отплыть от напугавшего его типа. Но кругом была только вода, а берег, припорошенный снежком, белел где-то вдалеке. - Твою! — мужчина, отфыркиваясь от ледяной воды, попытался скинуть тяжеленную намокшую куртку, тянувшую ко дну. И не мог понять, как он мог за секунду оказаться посреди реки. За спиной что-то тоненько заурчало-застрекотало. Резко обернувшись, Василий замер, еле поводя руками по воде. На него, чуть улыбаясь, ласково и немного смущенно смотрел тот незнакомец. Его странно светящиеся темно-зеленым глаза завораживали, и мужчина забыл, как дышать. Раскрылись и закрылись украшения на ушах, как крылышки, парень приоткрыл рот, снова что-то переливисто заурчал. - Что за чертовщина... — пробормотал Василий, потряся головой, пытаясь скинуть наваждение и отплывая подальше. Хищно прищурившись, незнакомец кинулся к нему, обхватывая руками за шею и утягивая под воду. — Бля! — булькнул мужчина, вырываясь из ставших ледяными объятий. Пузырьки задорно устремились вверх. Старенький телефон, вынудивший Василия спуститься к воде, сиротливо лежал на тонкой льдинке, уносимой быстрым течением. А ночью пошел снег, убаюкавший реку и укрывший землю до весны.

***

- Твою же ж мать! — резко выдохнув, Василий подскочил на кровати. Устало протерев глаза, он глухо пробормотал: — Сука, приснится же такое... - Что такое, Ваассиль? — встревоженно подскочил к нему молодой парень в простой рубахе, на ходу запихивая только что заплетенную косу за пояс. — Ты что подскочил, любый мой? Неужто сон дурной одолел тебя, сокол мой ясный? - Ох, Сашуль, не говори... — мужчина бухнулся обратно на спину. — Кошмар... Тот чертов вечер как перед глазами... Ну, помнишь, когда ты меня из воды вытащил? Будто я тонул, тонул... И выплыть не мог... А сейчас приснилось, что будто ты меня в воду тянул, глазищами зелеными сверкал. И зубищи у тебя, как у акулы какой были... - парень осуждающе на него глянул, головой покачал. - Ну ладно, всё сны пустые. Хмыкнув, Василий ласково погладил по бедру парня, присевшего на кровать, забрался рукой под рубаху, чуть погладил нежную кожу на пояснице. Тот прогнулся и, блаженно прикрыв глаза, негромко шикнул. Мужчина невольно залюбовался. Красив, бестия, ой, красив. Одни глаза колдовские чего стоят. Про остальное и говорить смысла нет. Уж лет пять прошло с того дня, как тонул он в реке, а его ненаглядный Саша дурака такого старого выловил. Ну и пусть, что не Сашей зовут его спасителя - Саашшиалиалей и чего-то там дальше, но нормальный человек того не выговорит. Сплошные пересвисты и шипение — морока, а не язык. Василий вот уже четвертый год, не теряя надежды, упорно пытается выучить язык здешних жителей, похожих на русалок его мира. О да. И это главный фокус, приключившийся с ним. В тот вечер он каким-то чудом перенесся в другой мир, славный Шуассиль, что значило — Колыбель жизни. Очень поэтично. Как бы то ни было, подробностей перехода мужчина, как ни старался, вспомнить не мог. Только и осталось в голове, что пронизывающий до костей холод ледяной воды и тяжесть тянущей ко дну куртки. А очнулся он уже здесь, на летнем берегу, у костра, разожженного его спасителем. Почти год Василий упорно пытался найти дорогу назад, кочуя по городкам и мелким поселениям, растянувшимся над реками и озерами, не замечая печали его спутника. Но все было напрасно. Да, он нашел несколько путей домой, на родимую Землю-матушку. Вот только первый путь возвращал его куда-то в эпоху динозавров, второй - лет на тридцать вперед, третий - ещё на пару тысяч лет. В общем, интересно было сквозь марево перехода посмотреть на суету его мира, летающие машины и прочую фантастику. Но жить так? Увольте. Так что Василий смирился и остался. И ни минутки ещё о том не пожалел. Да и о чём можно жалеть? В прошлой жизни ничего и не осталось: мать с женой схоронил, у сестры давно свои дети, не до брата-бирюка. А здесь, стоило только остановиться и оглянуться вокруг, ждал тот, о ком мечтал в далеком детстве. - Будешь завтракать? — прожурчал голос любимого. — Я пирогов напек, как ты любишь. - Ну, раз пирогов напек, то, конечно же, встаю, — Василий со смехом потянул парня на кровать. — Но сперва дай поцелую другие свои любимые пирожки! — опрокинув Сашу себе на колени, мужчина звонко чмокнул каждую половинку и осторожно поставил его на ноги. - Охальник, — проурчал парень, довольно улыбаясь, и шлепнул его по плечу. — Вставай уже, засоня, да пойдем на реку. Пора нереста у гляциков, на зиму много рыбки наловим! — облизнулся он, зажмурившись предвкушающе и раскрыв ушки-плавнички. Василий лишь рассмеялся. Его любимый тритон рыбу мог есть в любом количестве и любом виде. Но этих самых гляциков, похожих на земную форель, обожал просто до трясучки. Благо, дом, как и другие в округе, стоял на сваях, над самой рекой, и особых проблем с рыбалкой не было. Саше и делов-то — бултыхнуться в воду, перекидываясь на лету, выпуская длинный переливающийся чешуйчатый хвост. А для Василия лодочка небольшая под домом привязана. Такие, как Василий, простые двуногие, были не редкость. Но откуда они берутся на Шуассиле - он так и не понял. Саша объяснял как-то путано и долго, перемежая легенды и последние сплетни. Вроде как они здесь временно живут, а потом перебираются на постоянное место. Зачем и куда? Так кто ж их разберет. В любом случае, его внешний вид никого не удивлял и не пугал, для спокойной и безопасной жизни бесхвостых созданы все условия. К тому же, за годы жизни с любопытными тритонами Василий обзавелся многочисленными друзьями и не успевал грустить. Его поварские таланты были оценены по-достоинству местными, известными любителями вкусно покушать, а росту и стати по-доброму завидовали и люди. К тому же, он быстро пристрастился к охоте на местную живность, вдосталь живущую в близлежащих густых лесах, научившись метко стрелять из арбалета.. Ну а годы... Кажется, мужчина и позабыл их считать, помолодев с любимым и телом, и душой. Да, мог ли Василий гадать тогда, оплакивая ушедших, что его мечты так неожиданно исполнятся? Даже те, о которых не рисковал задумываться? Зато теперь мужчина был счастлив. Он любил и был любим. И его сердце замирало каждый раз, когда он видел своего сумасбродного, доброго, ласкового, порой царапучего и капризного, вздорного и нежного тритона. А ещё им не надо было таиться. - Ладно, подъём, — мужчина, потянувшись всем телом, принялся одеваться. — Сам не знаю, с чего это мне такие ужасы приснились... Снег, река, зима... Бр-р. После такого страха и от воды начнешь шарахаться... Вроде и времени уже столько прошло... — задумчиво пробормотал он, почесав заросший подбородок. — Блин, надо побриться. - Не бойся ничего, — успокаивающе погладил его по плечу Саша. Мужчина, улыбнувшись, поцеловал кончики пальцев. - Не буду. Полей мне, пожалуйста. Шумно фырча, Василий умывался под рукомойником. И не замечал немного встревоженного взгляда своего любимого, что стоял рядом, нервно теребя в тонких руках расшитый рушник. Но Саашшиалиалей из рода Шаешессх был вынужден молчать. Потому как не пришла ещё пора его избраннику, любимому мужу и отцу его будущих детей, которого он услышал сквозь воды многих миров и за которым пришел через смерть, узнать всю правду. Не хотел он пугать мужчину, ой как не хотел. Много лет ждал, когда придет пора избраннику покинуть этот мир. Но когда почуял вдруг его воду, упавшую из глаз, не утерпел, приплыл посмотреть. И чуть всё не испортил... От близости мужчины у него аж в глазах помутилось, и не ведал он, что творил. Ведь Саашшиалиалей не чувствовал холода, а избранник чуть не умер от переохлаждения. Но уже скоро... Он все расскажет любимому, проведет сквозь воды мира. И они разделят вечность, навсегда покинув эту колыбель, в которой мальки обретают первую суть. Они будут счастливы, Саашшиалиалей в этом был уверен. - Ну что, вперед, мой хороший? — с улыбкой Василий протянул любимому руку. - Конечно, только вперед, — доверчиво прикрыв глаза, тритон прильнул к избраннику, нежно целуя в шею. Всё у них получится. Они же нашли друг друга. А это - навсегда.