Я задушу тебя..любовью.

      Ей позвонили. Наверное, это был самый короткий разговор по телефону. Едва ли она услышала в трубке женский голос: - Он тяжело болен. - то не став допытываться объяснений, выбежала из здания, где проходило испытание, бросила короткий взгляд на страдательное лицо Лариной, попытавшейся что-то сказать, и умчалась скорее за город - к тому месту, куда её мысленно звал близнец.       Утренний лес встретил её благосклонно: по покрытым инеем листочками пробежал лёгкий ветерок, со стволов деревьев осыпался снег прямо на землю, наполненную разноцветными опавшими, увядшими листьями, по всей округе послышались некое завывание приближающейся вьюги, зимняя красота не могла не радовать глаз. И среди этой неживой картины всё ещё продолжало жить - это только Москва-река, своим течением вежливо приветствующая только что пришедшую гостью - Джулию Ванг. Девушке не было времени разглядывать всю эту красоту. Укутавшись в свою светлую шубу, она быстрым шагом направилась в приют прямо по затоптанной узкой дорожке. Каждый шаг её был плавным и осторожным, каждый мах рукой был взволнованный, да и вся она со стороны выглядела нежно-встревоженной и очаровательной, как всегда. Дойдя до небольшого двухэтажного деревянного дома, то остановилась. Достаточно было одного стука, чтобы ей открыли дверь, а, получив от Духа имя мальчика, пропустили её вовнутрь помещения. Раздеваться не захотелось: она побрезговала вешать свою чистую шубу на пыльную вешалку и, даже не разуваясь, последовала за женщиной. Через несколько пройденных коридоров, Джули вошла в маленькую бедную комнатку и не сразу увидела бледного спящего мальчика на деревянной кровати. Поначалу её взгляд упал на серые, известковые стены, на которых иногда проскакивали обои с какими-то цветами непонятной формы. Покрашенные, исшорканные деревянные полы, скрипящие от одного к ним прикосновения. Валяющиеся повсюду пластмассовые солдатики, динозавры, пистолеты. Три тумбочки, на которых стояли светильники. Три кровати, на одной из которых лежал больной темноволосый и красивый мальчик с яркими голубыми глазами.       "Похож на дьявола" - подумала Джули, ведь Влад был дьявольски красив сегодня, и его приукрасила ещё болезнь. Только сейчас стало заметно, что он уже не спит. - Ты пришла. - слабо выдавил из себя парень, и его губы едва ли зашевелились. - Как ты себя чувствуешь? - осторожно и тихо спросила Ванг, стоя прямо рядом с выходом, как будто не решалась пройти дальше.       Тот саркастически ухмыльнулся. - Ты выглядишь...неважно. - робко произнесла девушка и попыталась улыбнуться, но у неё это плохо получилось. - Прости, что не приезжала раньше. Как давно ты болеешь?       Сделав один вздох, голубоглазик открыл рот, чтобы что-то произнести, но вместо этого выпустил слабый стон, послуживший тому, что Джули, наконец, двинулась с места, а присев на стул рядом со своим близнецом, ласково и с сочувствием на него уставилась. - Уже месяц как. - Его голос показался неестественным и резким. - Но ты не волнуйся. Сейчас всё хорошо. - Ну да, конечно. Я вижу. - язвительно сказала Ванг и уставилась в маленькое грязное окошко, за которым виделась река. - Послушай, - Она повернулась к нему лицом. - Послушай, вероятно это из-за меня ты сейчас болеешь. - Почему? - Его глаза округлились. - Эта болезнь преследует меня на протяжении всей жизни. Врожденная неполноценность. Нарколептическая сонливость.       От услышанного стало не по себе. Поежившись от напряжения и неудобства на месте, Ванг задумалась об этой болезни, вспоминая, где она могла услышать раньше о ней. В голову ничего не лезло, кроме больного вида мальчика и его ярких глаз, за которые она полюбила его, как брата, как свою вторую копию, только уменьшенную и менее сильную, даже слабую. - Постой, - Джулию вдруг осенило, и она махнула рукой. - Но ведь от этой болезни не умирают!       И она вдруг поняла, что ляпнула лишнего. Влад с удивлением уставился на высокую блондинку, выискивая в её лице все ответы на свои вопросы, все эмоции, которые она спрятала, всё то, что послужило бы ему выздоровлением. Но кроме жалости и сочувствия ничего в глазах девушки он не увидел. Он был просто удивлён. - Тебе сказали, что я умру? - Погоди, я не то хотела сказать.. - начала оправдываться Джули и прикоснулась своей холодной рукой ледяной ладони мальчика, отчего он вздрогнул, но на его лице не показалось ни единой эмоции. Создавалось такое ощущение, что в один момент он перестал чувствовать, и сейчас, с вечным льдом в сердце, старался изо всех сил вернуть свою потерявшуюся в дебрях глуши душу. - Видимо, я исключение... - ответил на предпоследнюю фразу Влад и мило улыбнулся.       Нарколептическая сонливость - это болезнь малоизученная и основной мотив её - это сон. Происходит это так: панические атаки, возбуждение, сильные эмоции - всё это сводится к переживаниям, и человек засыпает, когда этому подвергается. Человека может угнетать дефицит сильных впечатлений, он начинает их искать, а когда находит - засыпает. Когда же просыпается, не помнит ровным счётом ничего. - Но ведь... - Джули всё ещё искала надежду. Она вспомнила, что однажды в детстве встретилась с таким мальчиком, болеющим этой странной болезнью. Она вспомнила, что его это удручало и мучило, но он не умер. Тогда почему именно сейчас вырвалось это слово и почему она решила, что будто бы Влад умрёт? Всё это более чем странно. Ответов нигде не было. Рядом не было опоры, которая могла бы посоветовать, подсказать и, поэтому положившись только на свои силы, встала с места и твёрдо произнесла: - Влад. - Это был первый раз, когда она назвала его по имени. - Ты лежи здесь и не унывай, пожалуйста. Подожди меня некоторое время. Вот увидишь - я вернусь, и тебе станет лучше. - Но как может стать лучше, если я ничего не чувствую? - задал риторический вопрос мальчишка, и Ванг быстро вышла из комнаты.       Глубокий взгляд, серьёзные намерения, тведость духа и в то же время некая рассеянность, которая не то, что мешала, скорее, преграждала даже путь к истине, до которой так сильно хотелось дотянуться. Несколько коридоров. Налево. Налево. Налево. На расстоянии вытянутой левой в сторону руки находилась смерть, и было странно то, что Джули идёт прямо по пути к смерти, только не боялась её, наверное, просто была уверена, что всё получится. Множество пройденных дверей. Шесть. Шесть. Шесть. Откуда появились шестёрки? Это знак дьявола, зверя, как говорит Библия, но как говорит Дух Хаоса, три шестерки - высшие числа. Шесть - это число совершенства, любви и идеала. Несколько странных детишек, которые попались у Джули по пути. Немного сырого, невыносимого запах и несколько криков между людьми, рядом с которыми проходила Ванг. Когда она пришла к назначенной цели, то постучала в дверь, толкнула её и вежливо спросила: - Можно? - Да-да, конечно! - послышался приятный женский голос.       Дух Хаоса осторожно вошла в кабинет так, чтобы не испачкаться об грязные, немытые стены, а представившись женщине, сидящей на стуле за красным красивым столом, произнесла: - Можно мне усыновить одного мальчика? - Неожиданно.. - выпучила глаза директор. - У нас уже давно никто не занимался опекунством детей. Хорошо, что хоть вы, добрая душа, решились на такой серьёзный шаг. Сколько вам понадобилось времени, чтобы придти к такому решению? - Одной секунды. - холодно отрезала блондинка.

666

      Примерно целый час Джулия и женщина сидели в одном кабинете и обсуждали ситуацию, что нужно делать, какие документы нужно достать и что понадобиться для того, чтобы усыновить Влада. Они обсуждали о его болезни и то, что она вовсе не смертельна, но с мальчиком придётся помучиться, научится нормализовать дневной и ночной сон, постараться его не волновать в то время, когда он целый мир через себя пропускает. Они обсуждали о многом, но затем всё прекратилось из-за суеты, появившейся в коридоре. Директор деловито встала с места, открыла дверь и поинтересовалась у первой попавшейся девушки, работающей здесь, что произошло. Та ответила, что какому-то мальчику стало совсем плохо.       Сердце забилось сильнее, больно ударяясь об грудь. Руки сжались в кулаках, тело напряглось.       Сорвавшись с места, словно ошпаренная и сумасшедшая, Джулия со всей своей скоростью побежала туда, куда её мысленно звали и куда её несло само сердце, такое бешеное и такое неспокойное. Вновь эти коридоры, в них можно было с лёгкостью запутаться, но опираясь на собственные силы и очень хорошо развитую интуицию, она, наоборот, с лёгкостью бежала прямо по пути к назначенной цели. Где-то там крикнула что-то директор детского дома, кто-то где-то шлепнулся об пол, но этого не увидела Ванг, кем-то где-то был обронен красивый цветок вместе с горшком, и это при том, что повсюду итак уже царил хаос, грязь и холод. Блондинка ещё подумала, как они здесь вообще живут? Если они вообще живые..такие странные все, бледные, равнодушные. Наверное, единственный человек, который здесь был мудр и умел чувствовать - это Влад, но даже и он, по его словам, сейчас уже ничего не чувствовал.       Хватило одного толчка, чтобы нужная дверь распахнулась, а Джули увидела в комнате толпу, окружающую кровать. - Дайте мне пройти! - с дрожью в голосе крикнула Джулия, и все по её повелению раступились, делая проход. Протиснувшись через эту толпу и стараясь ни на кого не смотреть, она, наконец, предстала перед парнишкой, с закрытыми глазами который лежал на твёрдой и, наверное, неудобной кровати. - Влад... - тихо выдохнула она его имя, которое с лёгким шелестом открыло окно и вместе с ветром вылетело на волю, дав прохладному воздуху ворваться в помещение.       Он открыл свои красивые очи, наполненные слезами и, последний раз бросив добрый взгляд на Джули, застыл в одном положении, как будто растягивал самое очаровательное мгновение в своей жизни. Всё замерло: пропали звуки, исчезла видимость, вся суета испарилась вместе с вечностью, едва ли соприкоснулась с бессмертием. Предвкушая что-то очень важное и ценное, всё то, что существовало в этом зимнем ледяном мире, стало никчемным, простым и даже ненужным. Кто бы мог знать, что все вещи потеряют свои ценности всего лишь из-за того, что какая-то жалкая сирота сделает один единственный, последний, завершающий вздох, который он, запомнив в своём помутневшем сознании, перенёс на несколько метров вперёд себя, затем методом всасывания вернул его к себе обратно, где внутри него этот вздох растворился. Что-то начало угасать в его глазах, как будто тысячи сверчков, когда-то находившихся в его теле, потеряли своей цвет и, умирая, начали терять своё свечение. По бледному до ужаса лицу побежала последняя тень, направившаяся ввысь, а затем вновь возвратившись на землю, распласталась по всей планете, трогая стопы каждого человека, не пропуская ни одного. Ни один человек не остался обделенным, только что подошедшая смерть коснулась каждого, у кого все еще продолжало биться сильное или же слабое сердце, смерть коснулась каждого плеча, раскрытого к солнцу, и она сделала это не просто так. Это было ее приходом, и Смерть старалась сделать своё прибытие фурором, открытием, волшебством, но вместо восторгов получила лишь бледность и душу, покидающую очередное тело. Последний вздох, сорвавшийся с ярко выраженных мальчишечьих губ, мгновенно слился с остальным воздухом, а тяжелые веки, наконец-то, упали на глаза и закрыли их уже на целую вечность. Душа, постепенно выходящая из тела, нежно и красиво делала свои последние обороты и как будто говорила, что она попадает в Рай Хаоса, откуда, возможно, всё-таки вернётся, только уже не в этой жизни и совсем не в этом жалком мире. Сладость мгновения пропала, появилась горечь и негодование, требующее пояснений и одновременно ничего не хотело слышать вообще. Обмякшее за секунды, тело отпустило, наконец, от себя душевность и осталось совсем одно, как будто так и надо было. Бездыханное тело начало иссыхать.       Джули казалось, что увидит еще что-нибудь, еще какое-нибудь живое движение, но вместо этого ее взгляд, полный отвержения и отрицания ситуации, упирался на не так давно знакомую фигуру, но ставшей уже родной и близкой.       Жестокость. Холодность. Вечная мерзлота а также миллионы разбившихся фраз, потерявших свою ценность и значимость. Довольно, люди. Довольно с вас лжи, ненависти и бесконечного нытья по тому, как вы несчастно и плохо живете. Довольно, прекратите, наконец, страдать по своим мечтам и хватит творить розовые иллюзии, которые все равно ничего не изменят в вашей жизни. Вы ослепли, оглохли, закрылись в круговороте вещей и событий, мировые клаустрофобики. Вас ничто спасти уже не сможет, только вы сами и ваше сердце, если, конечно, оно у вас есть.       Хватит, нытики и соплемазалки, то, за что вы принимаете жестокость - совсем не есть жестокость. То, за что вы принимает боль - совсем не есть боль. Это иллюзии. Вы никогда не сможете постичь тех чувств, которые испатала Джули на момент смерти своего кармического близнеца. Попытайтесь представить себя на её месте и понять, что такое реально кого-то потерять!       Она ушла из детского дома так тихо и так бесшумно, что сама себе поразилась. Ей не нужно было никаких объяснений или обещаний. Ей было понятно всё: начиная от отношений с Лариной, заканчивая смертью своей второй души. У неё и правда как будто что-то умерло в её душе, как будто что-то сдохло, так и не дав пояснений, почему так произошло. А, в прочем, к чему все эти слова? Зачем слова, если сейчас, стоя в своей разгромленной комнате, с разбитыми зеркалами, прямо ступнями на острых осколках, она приняла решение, относительно которого больше не имела протеста, наоборот, подчинялась ему и, присев в углу, посмотрела в пустоту. То чувство, когда кто-то умер, а ещё один человек, которому ты посвятил свою жизнь, променял тебя на какого-то убогого человечишку, ничего не понимающего в настоящей любви и не разбирающийся в истинном вкусе жизни. Сглотнув что-то железное в своём рту, Ванг осторожно прикоснулась кончиками пальцев к острию разбитого зеркала, затем нежно и легко взяла его в руки так, чтобы не пораниться. Она надолго вгляделась в своё отражении и долго не выходила из состояния ступора, как будто раздумывала, вспоминала и хоронила в себе то, что было ей ценно и дорого.       Да, Джули дала слабину, опустив руки. Да, та боль, которая её настигла, она не смогла перенести.       А в прочем, зачем продолжать что-то говорить..когда Ванг вытянула руку вперёд и направила острый конец зеркала на себя.