Щенок

Дверь гостиной отворилась. Барти повернул голову, ожидая увидеть хозяина дома, и встретился глазами с Беллатрисой Лестрейндж. — Так-так-так. Кто тут у нас? Малыш Барти Крауч! Наглаженный и причесанный, как в первый день учебного года. Ты уже бреешься, Крауч? Если да, то тебе пора сменить мыло: ваниль и ромашка больше подходят детям. Барти ничего не ответил, на его лице застыла вежливая улыбка. Белла несколько раз обошла стол, за которым он сидел — как акула, кружащая возле своей жертвы. — Трудно отвыкать от школьных привычек, малыш Крауч? Прямая спина, руки на столе, взгляд на учителя… — Ты мне не учитель. — Ц-ц-ц, как невежливо! Ты вообще, как я посмотрю, не очень вежлив — даже не поздоровался со мной. — Я лишь ответил на твое не-приветствие. — Что ты тут делаешь? — Жду твоего мужа. — Он уже знает, что ты здесь? — Он ушел к себе, чтобы подготовить ответ. — Ответ? Барти усмехнулся, заметив ее удивление. — Я доставил Рудольфу сообщение. — От кого? — Догадайся. — Бывший отличник устроился работать письмоносцем? — Я — доверенное лицо, выполняю особое поручение. — Что за сообщение? — Спроси у того, кто его получил. Или у того, кто его отправил. — Ну да, конечно же, ты не знаешь. Ты всего лишь относишь письма по адресу. — Я знаю. Сообщение было устным. — О чем оно? — Ты знаешь, у кого спросить. — Я спросила у тебя. — И я тебе ответил. Твой муж расскажет тебе, если сочтет нужным. Либо тот, кто послал меня сюда. Если он достаточно тебе доверяет. — Ты маленькое, наглое, высокомерное ничтожество! Барти снова усмехнулся — ситуация явно его забавляла. — Он доверяет тебе, Белла? — Как ты смеешь сомневаться?! — Я лишь спросил. — И я тебе ответила. — Тогда у тебя нет причин расстраиваться. — Послушай, мальчик! То, что он послал тебя в мой дом с поручением, не означает, что у тебя есть право общаться со мной как с равной! — Неужели? — Ты мне не ровня, Крауч! — Неужели? — Его усмешка приобрела оттенок вежливой снисходительности. Белла схватила его за левое запястье, повернула его руку ладонью вверх и надавила пальцами на предплечье. — То, что у тебя тут, не делает нас равными. Это всего лишь твой пропуск на первую ступень лестницы, по которой тебе еще карабкаться и карабкаться. И если тебе время от времени падают сверху лакомые кусочки, то это означает только одно: он обратил внимание на одного из своих псов. Вас очень много, малыш Крауч, — тех, кто грызется между собой и выкусывает блох из своей шерсти, толкаясь на пороге в ожидании хозяйских подачек и милости. — И ласки. — Что? — И хозяйской ласки. Барти рассмеялся, глядя на выражение ее лица. Беллатриса Лестрейндж отвесила ему звонкую пощечину. — Вонючий щенок! — Ц-ц-ц, Белла! — передразнил ее Барти. — Несколько минут назад ты хвалила меня за аккуратность, а теперь кривишь нос и обвиняешь в нечистоплотности? И откуда такая тяга к собачьим метафорам? Что-то личное? Ты хочешь поговорить об этом? Его голова дернулась от еще одной пощечины. Барти выпрямился, провел ладонью по растрепавшимся от удара волосам и как ни в чем не бывало спросил: — А где ты на этой лестнице? Где твое место? Белла успокоилась так же быстро, как до этого вышла из себя. — Ты знаешь, — снисходительно улыбнулась она. — Я знаю, — послушно согласился Барти. Что-то в его тоне насторожило Беллатрису, и она вопросительно приподняла бровь. — Я знаю, где твое место, Белла, — повторил тот. На его лице она увидела отражение своей собственной улыбки — точную ее копию. От ощущения нереальности происходящего ее передернуло. — Мое место там же, где и твое, — пояснил Барти. — Мы с тобой на одной ступени этой лестницы. — Щ-щ-щенок! — Она наклонилась вперед, опершись руками о край стола, и повторила: — Маленький, слюнявый, самонадеянный щенок! — Ты опять про собак? — Барти тоже наклонился вперед и, понизив голос, продолжил: — И не шипи на меня! Подумай сама — да тебе и думать долго не придется, ты и так все понимаешь. Почему ты здесь? Не здесь, — он кивнул в сторону, указывая на гостиную, — а здесь, — на этот раз Барти ткнул пальцем в ее левую руку, в нескольких дюймах выше запястья. Беллатриса продолжала нависать над ним, не отрывая сердитого взгляда от его лица, даже когда он столь бесцеремонно указал на ее Метку. — Ты здесь ради власти? — продолжил Барти. — Нет! Ради денег? Тоже нет! Чтобы приобщиться к чужим секретам или к тайным знаниям? Из-за тяги к насилию? Ради высокой идеи? Из страха? Для достижения какой-то особой цели, которую другим путем не достигнешь? Ради чего ты здесь? Беллатриса выпрямилась. — Я переформулирую вопрос, Белла: ради кого ты здесь? Она вскинула подбородок и прошептала: — Ты не можешь знать. — Но я знаю! Потому что я здесь, — он хлопнул себя по руке чуть ниже локтя, — тоже ради него, из-за него и благодаря ему. — Нет! — Да! Несколько минут они молча смотрели друг на друга, разделенные большим столом, но связанные одной общей мыслью. — Это уже не ступень, правда, Белла? Быть всегда под рукой, всегда наготове — что это за место? Полка в его библиотеке? Маленький ящик в его секретере? Глаза Беллатрисы гневно сверкнули, но она промолчала, продолжая буравить сидящего перед ней молодого мага тяжелым взглядом, полным смертельной ненависти. Барти понимающе кивнул. — Я понимаю, почему ты меня так ненавидишь. Никого в этом мире ты не презираешь больше, чем меня. И знаешь что? Это взаимно. Я такой же, как ты, Белла. Но не беспокойся, я никому об этом не скажу. Достаточно того, что мы оба об этом знаем. И он тоже знает. Лицо Беллатрисы скривилось в гримасе отвращения, она открыла рот, чтобы что-то ответить, но в этот момент дверь гостиной снова распахнулась, и в комнату вошел Рудольф Лестрейндж. — Ты тоже здесь, дорогая! — приветствовал он жену бодрым, но несколько напряженным голосом. Белла ответила столь же бодро, но более легким, почти беспечным тоном: — Услышала, что у нас гость, и решила спросить, останется ли он обедать. — Боюсь, нашему гостю пора уходить. Барти встал из-за стола и многозначительно посмотрел на руки Рудольфа — в них ничего не было. Тот понял намек. — Передай, что мне нужно время. До завтра. Барти кивнул, принимая ответ, и снова повернулся к Беллатрисе: — Мне очень жаль, что приходится отклонить ваше любезное предложение, мадам. Рудольф Лестрейндж отвернулся, чтобы посмотреть на часы, и не заметил, как его жена одними губами, но очень отчетливо произнесла: «Щенок». Барти на мгновение оскалился, затем отвесил еще один поклон и вышел из комнаты. — Занятный юноша, — сказал Рудольф. — Но себе на уме. В любом случае далеко пойдет. — Слишком далеко, — процедила сквозь зубы Беллатриса.