Всегда рядом

Осторожно! Вы можете узреть ООС главных персонажей! А может, и нет… 2. Казалось, что это произошло совершенно случайно, и в то же время — что это был рок, судьба или провидение свыше. После окончания войны Саске просто исчез. Оставил их, как уже когда-то давно. Казалось, что он понимал, что хотел донести до него Наруто, но упрямо не желал принимать это. Никто из тех, кто оказался заперт в Цукуеми, не подозревал о его очередной безумной идее, поэтому его больше никто не преследовал. Лидеры стран взяли в расчет помощь Учихи и просто посудили, что с ним все равно теперь не справится никто, кроме Наруто. Посему оставили проблему нукенина на всемирного героя. Они не знали ни о его местонахождении, ни о его деятельности или намерении. Никто не знал, включая команду «Така» — все трое остались в Конохе. Однако Наруто понимал, что пока Саске где-то там бродит в одиночестве, ему в голову могут придти самые безумные мысли. А Сакура… а Сакура не могла выкинуть его из головы. Опять. Иногда она сама задумывалась о своем психическом здоровье, но ничего не могла с собой поделать. Это больше было похоже на проклятие. Хотя как любовь может быть проклятьем? На подобные риторические вопросы не хотелось отвечать, потому что ответ был — ее жизнь. Она нашла его. Спустя четыре года после войны. Он стал просто наемником. Брался за любые дела. Подобно Акацуки из альтернативной вселенной. Какой была его цель при этом: новая попытка захвата мира, свержение властей пяти стран, сбор последователей или организация новой религии во главе с собой, в качестве мессии, — Сакура не знала. И не знает до сих пор. Просто на той миссии она была одна. Без Наруто. А без Наруто все, что могла делать Сакура перед Саске, это умолять и плакать. А еще пытаться до него достучаться и надеяться, что он не отправит ее в Цукуеми. Ее ожидал сюрприз. Потому что к Цукуеми она была готова, а вот к изнасилованию — нет. Какого фига он решил изнасиловать свою бывшую сокомандницу, когда она, по его же словам, ему абсолютно безразлична — читай «не возбуждает» — непонятно. Хотя, может быть, и не нужно ничего читать?! Может, это была еще одна попытка отвязаться от «надоедливой дуры», которая продолжала за ним увиваться и после того, как он ее чуть не убил, и после того, как отправил в Цукуеми, где показал красочную картину, как убивает ее. Сакура не могла точно ответить на этот вопрос. Она просто еще раз приняла все как данность и даже заплакала только тогда, когда он уже ушел. Не от боли или унижения. Не от оскорбления и не от жестокости. Это она могла побороть как куноичи, если не как девушка. Но она плакала от собственного бессилия. Впрочем, как всегда. Она всегда плакала от осознания, что ничего не может. С тех самых пор, как он ушел из Конохи с рюкзаком за спиной. А может, еще раньше — со времен миссии в Стране Волн. С тех самых пор, когда они еще были товарищами по команде № 7. Были ли они командой на том поле боя во время великой войны? Сакура уже была не уверена. Они с Наруто воспринимали его помощь, как воссоединение, но для Саске друзья были лишь способом добиться цели. Она перестала плакать от бессилия ровно через девять месяцев после последней встречи с ним. Ровно семь лет назад — в день рождения ребенка. Потому что поняла, что теперь она в силах что-то сделать. Вырастить его сына в любви и заботе. Вырастить так, чтобы мальчик был счастлив и чтобы никогда не превратился в того, кем стал родной отец. Сакура подняла голову от поверхности стола. Ее глаза были абсолютно сухими, но во взгляде читалась такая печаль и грусть, что Наруто сразу захотелось ее обнять и укрыть от всех бед. Но он не сдвинулся с места. Потому что она не была его. И в то же время они не были просто друзьями. Они были тем, кто любил, и тем, кто позволял любить. И эти безумно абсурдные отношения парень с девушкой уже очень долго просто маскировали под дружбу. Сейчас, спустя одиннадцать лет после войны, уже не было смысла это отрицать. Женщина встала из-за стола, подошла к окну и сказала, обращаясь скорее к ночному пейзажу, чем к мужчине, сидящему у нее на кухне: — Мне до сих пор иногда снится его полный презрения взгляд. Презрения, жестокости, ненависти. Оскорбления. Это все такая ерунда, на самом деле… по сравнению с тем, что я ничего не могла для него сделать. По сравнению с тем, что даже та ночь не принесла ему хоть каплю облегчения. Мне кажется, что это только добавило ему горечи, боли и ненависти. — Сакура, — осторожно подал голос собеседник. — Ты никогда об этом не говорила, но в ту ночь… он тебя изнасиловал? — Ха! Хороший вопрос! Можно ли считать изнасилованием то, что мужчина, которого ты любишь и с которым ты не прочь заняться любовью, использовал тебя в качестве секс-игрушки, полностью игнорируя то, что лежащая под ним женщина живая и имеет определенные эмоции и чувства? — Черт! Я уже жалею, что тогда не прибил его, — сжатые кулаки и пульсирущие вены на висках явно говорили о сдерживаемых эмоциях. Но Сакура лишь улыбнулась своей грустной улыбкой: — Да брось себя обманывать! — она повернулась и взглянула ему прямо глаза. — Ни ты, ни я никогда не смогли бы его убить, даже если бы он лежал обездвиженный и неспособный сопротивляться. — О! Ну в этом случае его и убивать нет смысла! Они усмехнулись. И это была чертовски грустная ухмылка. Даже в какой-то степени скорбящая. Скорбящая по покинувшему их когда-то другу, по славным временам, по счастью, которого все так ожидали и которое обернулось очередной душевной травмой; по надеждам, которым не суждено было сбыться и по глупой любви, которая оказалась бессильна перед грузом отчаянья того черноволосого парня. — Сакура, я просто… даже словами не передать, что я чувствую. Все эти годы я думал, что вы… что он… а оказывается… то, что он сделал… хочу его в клочья разорвать. Найти и мозги вправить. — Ты пытался. И не раз. Все. Хватит. Забудь. Если честно, я не хочу его больше видеть. Даже слышать о нем ничего не хочу! Честно, пусть найдет себе там кого-нибудь, кто сможет ему помочь, кто сможет снять всю эту боль, изгнать одиночество! У меня не вышло, но ведь должен же быть кто-то. Я желаю ему, чтобы он был счастлив, но я больше не хочу, чтобы он был в моей жизни. Прости, Наруто. Он для тебя как брат, но это то, что он оставил мне после себя: сына и нежелание знать его. Все, что я хочу — защитить Рея… Мне просто… — она помедлила, — мне с каждым днем становится все страшнее и страшнее. Ему уже семь, и в нем течет кровь Учиха. Я боюсь того дня, когда он пробудит свой Шаринган. Как мы теперь знаем, многие Учихи с ума сходили, и я сейчас просто мать, которая боится за своего ребенка. — Мы не дадим Рею пережить то же, что Саске. Я тебе обещаю. А я никогда не отказываюсь от своих обещаний! — Но мы же не можем знать все наверняка! В глазах куноичи — нет, в глазах молодой матери — был такой страх за свое дитя, такая необходимость в поддержке, что Наруто все же не выдержал: встал, подошел к подруге и просто обнял. Сакура с секунду колебалась, а затем прильнула к мужчине. — Сакура-чан, и ты хотела меня отослать искать невесту и готовиться к титулу Хокаге? Почему ты не скажешь мне прямо, что нуждаешься в поддержке? — Потому что я всю свою жизнь, начиная с двенадцати лет, полагаюсь на тебя. Все время. Постоянно, — Харуно уткнулась ему в футболку, а Удзумаки начал аккуратно, успокаивающе гладить ее по голове: — И что здесь плохого? Это нормально — полагаться на друзей. — Не нормально. Не для шиноби. И не в нашем случае. — Какая разница? Шиноби или нет — мы все еще люди. Так почему мы не можем полагаться друг на друга в трудные минуты? Это же естественно. — Потому что получается, что я тебя использую. — А мне очень даже нравится быть использованным тобой! — Фу! Это прозвучало пошло! Ты действительно мазохист! — Сакура сморщилась, но не отстранилась, а Наруто только улыбнулся: — Наверное, так и есть. Они стояли, обнявшись, у окна. На кухне все так же горел свет. На улице ни души. В соседней комнате семилетний мальчик видел десятый сон. В раковине гора немытой посуды. Под столом железная дорога. На столе остывший чай в чайнике и две пустые кружки. Сакура вздыхала запах желтой футболки. Такой терпкий, успокаивающий и будоражащий одновременно. Они уже давно не дети. Наруто — мужчина. К его широкой груди было приятно прижиматься. А в его сильных руках, которые с такой нежностью поглаживали ее хрупкую с виду спину, было приятно находиться. Она закрыла глаза и позволила себе немного расслабиться. — Наруто! — не открывая глаз. — Ммм? — кажется, он тоже закрыл свои. — Помнишь, как в детстве ты постоянно звал меня на свидания? — Угу. Ты мне еще постоянно отказывала. — А… эти приглашения все еще в силе? — Хочешь пойти на свидание? — почти в шутку спросил он. Ибо уже давно потерял всякую надежду. — Хочу. Наруто разлепил немного объятья, схватил ее за плечи и посмотрел прямо в глаза. — Ты серьезно? — Серьезно. Я хочу сходить с тобой на свидание. Завтра у класса Рея учебный поход с генинами в горы. На два дня… — Сакура, не делай этого только потому, что чувствуешь себя обязанной мне. Я этого не люблю, ты же знаешь. — Ну, вот. Опять начинается. Я же не в любви тебе признаюсь. Я действительно хочу пойти с тобой на свидание. Без Рея. Ты что, так долго добивался от меня согласия, что в этот самый ответственный момент просто струсишь? — Я просто не понимаю! — А тут нечего понимать. Я просто хочу снова почувствовать себя молодой, привлекательной, хочу почувствовать себя женщиной, а не матерью-одиночкой, в конце концов! — То есть это очередной способ меня использовать? — ни намека на обиду, лишь новая улыбка. — Какой же ты дурак! Всю романтику испортил, — Сакура выбралась из кольца его рук, медленно пошла к раковине и уже собиралась включить воду… — Романтику? Это была романтика? — А что, по-твоему, это было, у окна? — Э? Я пытался тебя утешить. — Или нас обоих? — она развернулась и снова посмотрела ему в глаза. — Разве ты не почувствовал это? — Сакура, ты понимаешь, о чем мы сейчас говорим? — О наших отношениях? Которые застряли где-то между дружбой и любовью? Которые напоминают эмоциональное садо-мазо и которые на самом деле не устраивают нас обоих? — Хм, — разговор приобретал слишком откровенный характер. — Значит, ты для этого хочешь пойти на свидание? Чтобы прояснить, что между нами? — Да! Спасибо за понимание! Наконец-то до тебя дошло! — Сакура-чан, прости, просто я так долго об этом мечтал и уже давно смирился с мыслью, что между нами ничего не будет… И вот теперь ты говоришь, что что-то все же возможно… это просто… Он опять чешет затылок. И улыбается. — Называй меня так почаще. Мне нравилось, когда ты добавлял «чан» к моему имени. Раньше ты так всегда ко мне обращался, а теперь почти никогда. — Тебе это правда нравится? Кивок головы. И маленькая улыбка. За эту улыбку он когда-то мог горы свернуть. — Ладно! Сакура-чан, я зайду за тобой завтра в больницу. — Ну уж нет! Мы все же на свидание идем!.. то есть… — не хотелось говорить, что после работы она хотела зайти домой, переодеться, принять душ и тому подобное. — Ну, в общем у меня дела еще будут… Зайди за мной домой в… шесть вечера! — Так это будет настоящее свидание? — Что? — Тебе просто хочется подготовиться, я прав? — С чего ты взял?! Ничего мне не надо готовиться! Хватит! Убери от меня эту самодовольную рожу, иначе никакого свидания не будет! Они смеялись. Меланхолическое настроение исчезло без следа. В раковине лежала грязная посуда, под столом железная дорога с паровозом и тремя вагонами, на стене висела мишень с кунаями, за стеной спал ребенок. А они смеялись.

Вторник, 21 октября 2014 г. 05:31