Презумпция виновности

Луна в эту ночь, кажется, зависла особенно близко от Земли и была какой-то совершенно белой, словно её окунули в отбеливатель. Её света хватало, чтобы человек, стоящий у высокого забора пансиона, справа от ворот, мог бы различить чахлые кусты у стены мужского общежития. Кусты были чахлыми по многим причинам — их корни скрывали не одну зарытую в землю тайну, их листья безжалостно обрывались, ветки служили мусоркой и пепельницей, и не проходило и дня, чтобы кто-нибудь или что-нибудь не выпало на эти кусты из какого-нибудь окна. Впрочем, сейчас черные, корявые и тонкие веточки несчастных представителей флоры выглядели жутко в этом ярком лунном свете, задавая нужную атмосферу. Ночь вообще была жуткой. На небе не было видно ни одной звездочки, только большая круглая луна. И, словно мало было одного этого полнолуния, на Землю опустился какой-то совершенно несвойственный этому времени года холод. Не было слышно ни птиц, ни насекомых, которые жили бы своей обычной, ночной жизнью. Было безветренно. Казалось, что весь мир, на территории пансиона и за ней, замер, ожидая чего-то, прижался к освещенным и темным окнам школы и наблюдал. Или попросту вымер. Зато в самой школе жизнь и не думала останавливаться на ночь. Темные фигуры, скользившие туда-сюда по помещениям, словно считали, что сон — удел слабых людей, и ему поддаются лишь те, кто слепо верит в его могущество. Высокие и низкие, крупные и мелкие, женские и мужские фигуры покидали свои спальни и устремлялись в другие места. Туда, где их ждали, и туда, где их не желали видеть. Они шли, ведомые собственными мыслями, желаниями, надеждами и тревогами, не замечая, как притих мир вокруг. Некоторые, те, кому случалось проходить мимо больших окон или выходить на улицу, обращали внимание на необычайно яркую луну, а кто-то даже ежился не только от холода, но и от странного, тревожного ощущения. Но все спешили дальше, и ни один не принял решения вернуться обратно, в уютную и, следует надеяться, безопасную спальню. Вот две тени выскользнули на крыльцо мужского общежития. Одна из них долго курила, сигарету за сигаретой, вторая топталась рядом, словно в какой-то нерешительности, пытаясь согреться и снять напряжение, постукивая ногами по земле. Наконец первая докурила и повлекла вторую за собой, крепко взяв её за руку. Они дошли до учебного блока, и первая тень ловко влезла в приоткрытое окно на втором этаже. Её примеру, с некоторой неохотой, постоянно оглядываясь, последовала вторая. Они исчезли в окне, которое сразу же закрыли. Следом темная фигурка выскользнула из двери женского общежития и бегом, задыхаясь и сгибаясь пополам, добралась до мужского. Она с трудом открыла тяжелую дверь и нырнула внутрь, подсветив себе дорогу экраном телефона. Оказавшись внутри, фигурка бросилась по лестнице до третьего этажа и исчезла в душевой комнате. Затем дверь женского общежития открылась снова, и три фигуры, держась максимально близко друг к другу, совершили пробежку до кустов. Здесь одна опустилась на колени, а вторая подала ей нечто вроде совка. Фигура углубилась в корни, вырывая под ними небольшую, глубокую яму, а затем, получив от третьей тени некий предмет, убрала его туда и, присыпав землей, как следует утрамбовала. Переглянувшись, фигуры быстрыми шагами направились обратно. Оказавшись в общежитии, они разошлись так быстро, словно общество друг друга было им исключительно неприятно, и все оказались в разных комнатах. Следующая фигура, появившаяся во дворе, едва не заметила предыдущих трех обитателей пансиона. Эта фигура двигалась со стороны преподавательского общежития столь быстрыми и решительными шагами, словно посветила изрядную часть своей жизни спортивной ходьбе. Эта фигура была встревожена. Она обнимала себя руками, смотрела только вперед и все ускорялась и ускорялась по ходу движения. Наконец, обойдя учебный корпус, она толкнула его дверь и, попав внутрь, включила свет на первом этаже. Словно это было сигналом, стоило загореться окнам учебного корпуса, как два окна мужского общежития распахнулись. Но если первое осталось пустым, словно его открыла невидимая сила, из второго свесился, а затем просто вывалился некий человек. Приземлившись практически в кусты, он ловко поднялся на ноги и бросился к забору с самой дальней от ворот стороны. Человек ловко, словно делал это не в первый раз, взобрался на забор, а затем исчез за ним, покинув территорию школы. Затем примерно полчаса в школе не происходило ровным счетом ничего интересного. То есть нет, разумеется происходило. В каждом отдельном здании кто-то постоянно двигался, переходя с одного места на другое, и выполнял какие-то действия, но они были столь сумбурны и многочисленны, что описывать каждое не имеет никакого смысла. Лучше отметить, что полчаса спустя из общежития учителей в сторону учебного блока выдвинулись еще две фигуры. Двигались они с разных сторон, и одна прошла мимо мужского общежития, а вторая, соответственно, мимо женского. Лишь чудом они не заметили друг друга, и первая успела нырнуть в двери учебного блока до того, как вторая завернула за угол. Оказавшись внутри, вторая фигура погасила свет, и снова только луна начала освещать территорию школы. Спустя двадцать минут одна фигура покинула учебный блок и через пару минут скрылась в дверях женского общежития. В распахнутое окно десять минут спустя выбрались ещё две фигуры, которые неспешными шагами вернулись в общежитие для мальчиков. Одна из них явно держалась уверенно, а вот вторая сильно прихрамывала. Снова воцарилась продолжительная, спокойная тишина. Лишь час спустя из мужского и женского общежитий появилось по две фигуры. Все четверо бегом двинулись в сторону хозяйственного блока и скрылись там. Тень, появившаяся в этот момент из учебного корпуса явно заметила их, но особого интереса не проявила. Быстрыми шагами тень добралась до учительского общежития и скрылась внутри. Спустя десять минут на первом этаже учебного корпуса снова зажегся свет, и горел он почти двадцать минут, пока погасивший его человек не вышел на улицу. Он дошел до парадных ворот и неловко, почти нелепо перебрался через них. Луна постепенно меркла. Час спустя четыре фигуры вернулись из хозяйственного блока, рассыпавшись обратно по общежитиям. Ни одна из них не освещала себе дорогу, и все молчали, нервно озираясь по сторонам. Густая темнота сменялась светом, который все нарастал, и вскоре за крышами появилось солнце. Двор начал наполняться людьми — одетыми в школьную форму, облаченными в спортивные костюмы или закутанными в халаты. Некоторые двигались по двору, кто-то перебегал из одного общежития в другое, некоторые, зайдя в укромные уголки, наслаждались первыми сигаретами, а иные плелись в направлении столовой. В окнах тоже появлялись люди — кто-то сидел прямо на подоконнике, а кто-то лишь опирался на него локтями, высунув на улицу голову. Никто не заметил того, как некто перебрался через забор и поспешил слиться с небольшой группкой учеников, которые спешили зайти в общежитие после завтрака. Некоторое время спустя во дворе стали появляться и обитатели общежития для учителей. При их появлении молодежь резко скорректировала свое поведение. Движения стали более медленными и осторожными, разговоры более тихими и сдержанными, сигареты исчезли, как и фигуры из окон. Учителя оглядывали «свои владения» несколько сонными, но от того ещё более строгими взглядами, словно только и искали, к чему можно прицепиться этим солнечным утром. Некоторые из них покидали столовую, сжимая в руках кружки с кофе, и долго стояли, оглядываясь, то ли вычленяя из толпы учеников своих будущих жертв и нарушителей правил, то ли просто пытаясь в очередной раз определить свое положение в этой вселенной. Неумолимо приближалось время первого звонка. Ворота открылись, и на территорию школы начали входить и въезжать учителя, не проживавшие в общежитии. Они сразу же направлялись в учебный блок, стремясь поскорее открыть нужные классы и надеясь успеть принять захваченное кем-нибудь из коллег кофе. Ученики, заметив это, тоже явно ускорили сборы своих школьных сумок, а отчаянные отличники и вовсе стайками поспешили в учебный корпус, словно боясь, что кто-то займет все места. Школа входила в привычный ритм её утренней жизни. А между тем на пятом этаже, в просторном актовом зале, прямо на паркетном полу лежал труп молодой учительницы литературы.