Это будет холодная осень. Представляешь, дыхание пряча, ты идёшь по продрогшей аллее. А когда я умру, ты заплачешь?
Не спеша шагая по улице, стройный парень довольно низкого роста, с коротко стриженными черными волосами, пирсингом в губе и колечком в носу, натянул сильнее капюшон на глаза, подведенные красным карандашом, направляясь к самому высокому зданию города. Словно оттягивая каждую минуту, он наступал только на горизонтально уложенные плитки, перескакивая через вертикальные, шагая по своему узору. Холодный октябрьский ветер залезал длинными пальцами под толстовку, пробегаясь мурашками по нежной коже. Музыка в наушниках должна была перекрикивать мысли, но даже она уже не спасала парня от собственной головы. 31 октября. Прекрасный день. День его рождения. День рождения Фрэнка. Сегодня ему исполнилось 24 года. Что же делает молодой парень в свой собственный день рождения на улицах пустого холодного города в 5 утра? Все просто. Он просто устал. Устал быть человеком. И сегодня он взлетит, прямо вверх, к самому небу, и станет ангелом, чистым и невинным.Это будет прекрасное утро. Утром кто-то тебя поцелует, только я буду гордый, Будто тот, кто умер совсем не ревнует.
Почему он так поступил с ним? Почему Джерард его предал? Один раз, второй, третий, четвертый. Снова и снова. А он прощал, наивный. Прощал и верил, каждому слову блять верил. Считал его святым, идеалом, пределом мечтаний. Человеком, на которого нужно равняться, человеком, который самый лучший, самый добрый, самый красивый, самый-самый. Фрэнк не знал, почему всегда доверял людям. Когда-то еще в детстве он понял, что все, поголовно все люди врут. А все потому, что маленький мальчик по имени Стив съел его печенье, обманув Фрэнка. Он не обиделся, нет. Он никогда не обижается. Он не умеет обижаться на людей. Сколько бы Айеро не встречал людей, как бы худо они с ним ни поступали, он все равно прощал. И протягивал людям руку снова. Наивный мудак. Ему делали больно, день изо дня, а он улыбался, всем улыбался, показывал какой он сильный, что он все переборет, что он выше боли, выше проблем. Выше их всех с их гребаными порядками и установками. Но он не может больше быть выше мира. Он слишком жесток для одного маленького одинокого Фрэнки.Ты заплачешь и выйдешь из дома, остановится сердце? Едва ли. Никогда не узнавшие, кто мы, мы не любим, чтоб нас узнавали.
Прикурив, Фрэнк присел на скамейку, вдыхая в легкие грубый табачный дым, выдыхая в холодный морозный воздух. Натянув перчатки с костяшками пальцев, он выкурил 3 сигареты подряд, глубоко затягиваясь, впуская в организм как можно больше никотина, отравляя его приятным ядом. Джерард не любил, когда он курит. Какое ему теперь дело будет до Фрэнка? Он сейчас наверняка лежит в теплой кровати в обнимку с каким-то случайным парнем, или девушкой. Тому было не принципиально, кого трахать. Не принципиально, что он разбивал Фрэнку сердце, а потом просил прощение, говорил, что все в последний раз, умолял на коленях вернуться и клялся в любви. И Фрэнк приходил. Любовь. А что такое любовь? Что означает это слово? То ли это, когда ты до чертиков обожаешь каждую черту лица, движение рук, мимику, знаешь каждую складочку, изъян, изгиб? То ли это, когда бежишь по первому зову, утешая и спасая, помогая разобраться в себе, решить проблемы, дать совет, поддержать, успокоить? То ли это, когда дико привязан, не можешь ни минуты без человека, терпишь все его прихоти, недостатки, принимаешь таким, какой он есть? То ли это, когда хочешь каждую секунду обнимать и прижиматься к его телу, вдыхая его запах, дышать с ним одним воздухом, делить одну жизнь, одну судьбу, одно сердце? Если так, то Айеро самый космический еблан из всех, кто только существует, ибо он влюбился по уши в человека, которому на него плевать.Позвонишь – недоступно. Разбился или просто не стало со скуки. Не проверивший, что же случилось, ты в бессилье заламывать руки.
Отключив мобильный телефон, Айеро зашел внутрь здания и нажал на кнопку лифта на верхний этаж. Он не думает, что Джерард будет о нем волноваться, что будет звонить. Скорее всего, вообще ничего не заметит. Фрэнк привык, что люди его не замечают. Никогда не замечали. Он был этаким предметом интерьера, мальчиком на один день, с которым поболтают, и тут же забудут, а если и встретят когда еще, то не вспомнят даже имени. Он привык, что те, кто с ним когда-либо общался, просили о помощи, совете, вскоре о нем забывали. А он помогал, по своей наивности, решал чужие проблемы, не способный разобраться с собственными. Он был чем-то вроде стула. Вот ты садишься, он тебя держит, опора, а как только встаешь, то стул тебе, по сути, и не нужен. Так же было и с Айеро. Даже те, с кем он доходил до более близких и тесных контактов, в скором времени просто забывали о том, что такой человек существует, что он есть, живет в Нью-Джерси и помогает людям. Да нет, как только в нем теряется нужда, о нем забывают. Просто не помнят, что он существует. Будто стерли маленького паренька.Вот за это, почти и не помня, ненавижу тебя, ненавижу. Сладкоголосый, выдранный с корнем, на кого-то зачем-то обижен. Не пускаешь меня, не пускаешь. Умереть и забыть не пускаешь, не поёшь меня, не презираешь, только жадно глазами читаешь.
Как только двери лифта открылись, парень вышел на площадку верхнего этажа и подошел к двери, ведущей на крышу, взламывая замок скрепкой, и толкнул ее, сталкиваясь лицом к лицу с бесконечным темным небом. В октябре в это время еще было темно, далеко до рассвета. Улыбнувшись прекрасному виду, вдохнув холодный воздух, он вышел на бетонную площадку, усаживаясь на ее край, и посмотрел вниз. Высота – это прекрасно. Когда-то Фрэнк боялся высоты, но когда в первый раз для себя открыл все ее красоты, то понял, каким глупым идиотом он был. Оперевшись руками позади себя, он запрокинул голову и открыл рот, выдыхая пар. Совсем как в детстве, когда бежишь, замерзший, и дышишь с открытым ртом, создавая иллюзию, что куришь. Иллюзия, он всегда создавал иллюзию. Иллюзию, что курит, что дышит, что верит, что живет, что он блять вообще есть! Он существует! Надоело. Пора перестать верить в детские сказки, что жизнь повернется к тебе лицом, если ты будешь добрым. Нихуя, добро наказуемо. Чуть поежившись от холода, Фрэнк застегнул толстовку, сильнее натягивая капюшон, пытаясь хоть чуть-чуть согреться.Это будет холодная осень. Тёплой осени больше не будет. Только я буду знать, эта проседь - обо мне. И меня не забудет.
Поднявшись на ноги, он достал последнюю сигарету из пачки, и, пощелкав зажигалкой, прикурил, глубоко затягиваясь. Обходя мерными шагами всю площадку, он вспоминал все, что с ним было. Он устал верить людям, которые обманывали и уходили. Стоило Фрэнку подпустить к себе кого-то непозволительно близко, как этим тут же пользовались и стремились ударить по самому больному месту, всадить в спину ржавый нож, медленно прокручивая его там, даже не удосужившись достать его из спины бедного парня; ворваться в сердце и вырвать из него кусок, да такой, что уже ничем не заменишь, и там навсегда будет пустое место, пока окончательно не вырвут все, что только можно, оставляя за собой лишь холодную льдину, которая пытается жить. А ему надоело. Льдина тает, а с дыркой в груди жить, увы, невозможно. Он давно готовился к этому полету, но каждый раз его что-то останавливало. И каждый раз этим «что-то» был Уэй. До самого конца это был он. Джерард Артур Уэй. Человек, разбивший сердце, забирая каждый раз с собой по осколку, пока не забрал все, оставив пустоту. Человек, который стал всем и сам же все и забрал. Человек, виновный во всем.Да, когда я умру - ты заплачешь и поймешь, каково расставаться. Только, взрослый и глупый мой мальчик, обещай и тогда - не сдаваться.
Улыбнувшись последней мысли, Айеро потушил сигарету, скинув окурок с крыши. Мелькнув ярким огоньком, тот потух, исчезнув в темноте города. Джерси спал. Он не знал, что в эту секунду, маленький потерявшийся мальчик лишился последней надежды стать тем человеком, которого примут, и решил стать вольной птицей, которой будет плевать на законы. Одинокие машины сверкали фарами в темноте, придавая городу особый уют. Кто-то спешил на работу, кто-то ехал с ночной смены, кто-то отдыхать, кто-то просто гулял, потому что бессонница. Но никому из них не было дела до маленького мальчика Фрэнка Айеро. Он не грустил, нет, он улыбался. Наконец он мог быть свободен, от всех норм, правил и стереотипов. От этого гребаного мира, который прилично так его выебал. Но он не грустил, нет, он был счастлив. Он знал, что новый мир примет его, как родного. Без тени сожаления на лице, Фрэнк подошел к краю и взглянул вниз. Губы расплылись в довольной улыбке. Вдохнув в последний раз холодный октябрьский воздух, он, не раздумывая больше ни секунды, шагнул вперед, уносясь к самому низу тротуара и взлетая птицей вверх, позволяя душе жить. Возможно, как только взойдет солнце, какая-нибудь старушка обнаружит его под своим подъездом, а возможно это будет почтальон. Фрэнка больше это не волновало. С блаженной улыбкой на лице в небо смотрели пустые глаза. Он не жалел, нет, ни сколько. Он наконец стал свободен.