Скорбь лжеца

      Когда ночь опускается на Асгард, зажигая тысячи звезд на бескрайнем небе, его повелитель покидает свой дворец. Он идет медленно, тяжело опираясь на посох, которым стучит по мостовой, и совершенно не обращает на раскатистый звук внимания. Встречные придворные и солдаты на постах благоговейно кивают своему властелину, мысленно восхищаясь его стойкостью и силой. По-другому и быть не может, ведь Всеотец, несмотря на свой преклонный возраст, до сих пор остается сильнейшим воителем девяти миров.       Один кивает в ответ на очередной салют стражника и, пройдя еще десять метров, сворачивает к темной дверце, спрятанной за гобеленом. Этот проход асгардец обнаружил еще в молодости и, устав от пристального внимания к своей персоне, решил им воспользоваться. Не пристало правителю давать своим подданным повод сплетничать о его ночных прогулках.       Легкий удар древка посоха об пол совпадает со скрежетом засовов, надежно запирающих вход в тайный коридор. Всеотец несколько секунд молчит, вслушиваясь в тишину ночи, а потом впервые за долгое время вдыхает полной грудью. Его тело, оставаясь облаченным в одеяния повелителя, стремительно молодеет на сотни лет, рост увеличивается, а волосы, белые как снег, окрашиваются в черный цвет. И, когда на верхушке посоха вспыхивает один из драгоценных камней, его свет озаряет не Одина, Верховного бога Асгарда, а его приемного сына Локи – предателя и лжеца, хитростью получившего абсолютную власть над девятью мирами.       Но сегодня ночью бог безумия устал притворяться и просто сделал шаг к тому, что давно собирался совершить. Пробираясь по закоулкам тайных ходов, он все дальше и дальше уходил от возвышающегося на поверхности золотого дворца, шел туда, где сможет побыть наедине с той, которую любил.       Скорбная гавань встретила его безмолвием, слившимся с шумом прибоя. Легкий бриз заставлял воду колебаться чуть-чуть сильнее, но от этого звезды и немногочисленные водные фонарики переливались на темной поверхности еще причудливее. Как и ожидал Локи, место скорби не имело других посетителей этой ночью. Асгардцы редко обременяли себя долгим плачем по усопшим, предпочитая слезам несколько литров крепкого эля или хорошую драку, способную заставить скованные болью сердца биться быстрее.       Но бог лжи и безумия был не из таких. Неделю за неделей он не мог избавиться от гнетущего чувства одиночества и тоски, ведь он так и не попрощался с Фриггой.       «Здравствуй, мама», - даже в мыслях произнести это слово было очень сложно, ведь в последнюю встречу полукровка обидел богиню, сказав ей в лицо, что она ему никто.       Локи хорошо помнил, как тогда сжались в тонкую линию ее губы, а красивые глаза наполнились болью. Кажется, осознав непростительную ошибку, приемный сын постарался дотронуться до нее, обнять, но Фригга просто растворилась в воздухе, навсегда покидая его.       А потом она умерла. Погибла, как подобает истинному асгардцу: с мечом в руках, защищая ту, что любил Тор.       Когда Локи узнал об этом, безумие чуть не поглотило его разум, но злости на Джейн не было. Почему-то маг был уверен, что мать изначально знала, чем обернется для нее вторжение. Предчувствовала, как и предчувствовал он сам.       «Этому ты меня научила. Чувствовать смертельную опасность и обходить ее стороной, а еще ты объяснила мне, что магия – это не проклятие, а величайший дар, показала как создавать первую иллюзию, - еще один тяжелый вздох, призванный сдержать нахлынувшие эмоции. Но они сильнее, и одинокая слеза все-таки скатилась вниз по бледной щеке. - Я ни разу не сказал тебе спасибо...»       Пальцы сами собой растопыриваются и между ними вспыхивает небольшая светлая сфера - последний подарок, который живые могут сделать умершим. Свечение шарика мягкое, абсолютно не режущее глаза, и Локи смиренно смотрит на то, как он медленно скользит к звездам, чтобы потом рассыпаться на тысячи мелких искорок, как и тело великой женщины, в честь которой он был зажжен.       Но пока свет скорбного фонарика не погас окончательно, бог лжи вспоминает теплые материнские руки, которые с любовью обнимали его холодными вечерами, ее приятный смех над шутками, понятными только им. И именно сейчас окончательно осознает, что его самого близкого, нежного друга больше нет. От этого понимания хочется кричать, разрывая на себе одежды правителя, но ведь это ничего не изменит. Мама больше никогда ему не улыбнется.       Что-то шуршит сверху, и Локи успевает заметить женский силуэт, поспешно бегущий в переулок. Лжеправитель тут же срывается с места, ведь, если лазутчик расскажет кому-нибудь о том, что видел ожившего предателя в облачении Всеотца, его правление закончится даже толком не начавшись. Магия легко настигает жительницу Асгарда, и Локи успевает затащить ее в темный угол прежде, чем их кто-нибудь заметил.       - Сиф, - фыркает полубог и злится от того, что позволил чувствам взять вверх над разумом и предосторожностью.       Нож как-то сам собой оказывается в руке, но лезвие замирает у горла воительницы. И дело не в том, что Локи увидел страх, смешавшийся с ненавистью, в глазах девушки, просто ему почему-то не захотелось сегодня убивать. Не в день скорби по матери. Вместо этого он легко проникает в сознание жертвы и помещает туда одно из заранее подготовленных воспоминаний. Завтра надоедливая Сиф проснется с жутким похмельем и будет уверена, что всю ночь праздновала в таверне вместе с друзьями, что, судя по сладкому запаху медовухи, было не такой уж неправдой.       Но Локи все равно. Он снова принимает облик Одина и возвращается во дворец, чтобы вновь играть свою лживую роль. Но однажды он оборачивается и смотрит в сторону гавани, позволяя скорби в последний раз завладеть собой. Почему-то ему кажется, что, несмотря на это прощание, пустота в груди никогда не исчезнет, но делает шаг к тайному входу во дворец, не принадлежавший ему по праву.       Только звезды асгардского неба знали о том, что по-настоящему происходит в его душе.